Генрих Гофман - Герои Таганрога
Они разорили наши семьи, отняли у матерей и отцов их детей, которых отправили в кабалу в Германию. Всю зиму они вывозили невинных людей на Петрушину балку, жестоко мучили и убивали. Все это вам хорошо известно. Нет нужды подробно останавливаться на отдельных фактах. Важно то, что теперь уже все наши люди, оставшиеся на оккупированной территории, на собственном опыте знают, что несет с собой «новый порядок». Ненависть к поработителям растет с каждым днем. Солдаты и офицеры германской армии грабят население. Наш мирный труд германские палачи заменили рабским, бесплатным трудом. Голодные рабочие трудятся по тринадцать-четырнадцать часов в сутки. За малейший брак — расстрел на глазах всех жителей. Вчера на заводе Андреева расстреляли пять человек.
Население буквально голодает. Пятьдесят граммов хлеба — несчастная подачка германских «освободителей», — не спасают людей от голода. Наша единственная надежда — это скорейший приход Красной Армии. Всеми силами мы должны помогать советским воинам быстрее освободить нашу землю. Для этого у нас есть все условия. Немцы потерпели крупное поражение на берегах Волги. Трехсоттысячная армия фельдмаршала Паулюса попала в окружение. Освобождая советскую землю, наши войска движутся на Ростов. Еще один небольшой натиск, и они подойдут к Таганрогу. Таким образом, не за горами тот день, когда мы вступим в решительную схватку с ненавистным врагом...
После того как Морозов кончил, Василий Афонов зачитал последнюю сводку Советского Информбюро. Подпольщики слушали внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова.
Когда чтение было закончено, заговорили все сразу.
Максим Плотников, Петр Турубаров, Сергей Вайс и Владимир Шаролапов — руководитель вновь созданной подпольной группы учителей — предлагали начать еще более активную, решительную борьбу с оккупантами.
Пазон и Константин Афонов требовали от руководителей подпольного центра разрешения жечь немецкие автомашины, нарушать связь, взрывать склады с боеприпасами и горючим, убивать гитлеровцев и предателей Родины.
Такого же мнения придерживался и Николай Морозов.
Но Василий Афонов не согласился с ними. Он считал эти действия преждевременными.
— Друзья! Ведь главная наша цель — поднять вооруженное восстание в городе к моменту подхода частей Красной Армии. Для этого закладывали мы тайники с оружием, для этого создавали боевые дружины. На сегодняшний день мы имеем больше десятка пулеметов, около полусотни автоматов, у многих личные пистолеты. Сотни винтовок, гранат, тысячи патронов заготовили мы. Имея такой арсенал оружия, мы можем вступить с немцами в открытую борьбу, не распыляя своих сил на отдельные диверсионные акты. Но для этого нужно дождаться, пока Красная Армия подойдет к городу. Тогда мы ударим по немцам сжатым кулаком одновременно с нашими войсками. Только так нам удастся нанести врагу заметный урон. А сейчас пока еще нужны выдержка и хладнокровие.
Василий говорил, но видел по суровым лицам товарищей, что ему не удастся убедить их. Слишком уж накипело у каждого на душе, слишком давно они ждали возможности перейти к активным действиям.
Даже Николай Морозов, с которым Василий всегда легко и быстро находил общий язык, на этот раз не согласился с ним:
— На первых порах, когда наша организация только создавалась, я тоже считал, что нам надо главным образом заниматься агитационной работой среди населения, — сказал Морозов. — Но теперь организация достаточно окрепла. Выжидать больше нечего. Надо действовать!
В конце концов Василий Афонов принял компромиссное решение.
— Хорошо! Будь по-вашему, — сказал он, когда Максим Плотников и Георгий Тарарин в один голос заявили, что все равно станут расправляться с немцами и предателями. — Я привык подчиняться большинству. Но давайте продолжать действовать организованно. В Бессергеновке, например, гарнизон всего в шесть немцев да около десятка полицаев. Вот и ударим по ним, чтобы ни одного не осталось. А в городе на время притихнем. Начнем, когда Красная Армия вплотную подойдет к нам. К этому моменту и будем готовиться. Народ призовем. Вовлечем новых членов в подпольные группы. Чтобы было кому охранять заводы, когда фрицы драпать начнут, чтобы дома в городе уцелели, чтобы ни один факельщик живым не ушел. Пусть немец почувствует нашу силу.
— Я согласен с Василием. Уж если бить, то бить наотмашь, с расчетом и с толком, — поднялся со скамейки Морозов. — Я поддерживаю такие действия, думаю, и вы все присоединитесь. По гарнизону в Бессергеновке ударить можно. Это не помешает. Только и Таганрог забывать нельзя. Пусть видят немцы, что мы не покорились, пусть с оглядкой ходят по нашему городу... Пора наказать предателей. Вот я и предлагаю наметить, кого будем уничтожать в первую очередь. Нашей пули уже давно заждались и Стоянов, и Дитер, и ортскомендант, и редактор газетенки «Новое слово» Алексей Кирсанов. Пора бы заткнуть ему глотку, пора избавить от нечисти родной город.
— Правильно! Молодец, Морозов! — разом заговорили члены штаба.
— Что ж, приступим к голосованию, — предложил Василий, видя, что Морозова поддержали почти все. — Кто за то, чтобы подпольные группы приступили к уничтожению фашистов и предателей Родины в городе Таганроге?
— Не только фашистов и предателей, — вновь поднялся Морозов, — но и складов, автомашин и военной техники. Словом, кто за то, чтобы развернуть в нашем городе активные боевые действия против оккупантов?
Предложение Морозова было принято единогласно. Петр Турубаров поднял обе руки. После внутренних колебаний поднял руку и Василий Афонов.
— Разрешите? У меня есть конкретное предложение, — попросил слова Константин Афонов.
— Давай, Костя, высказывайся, — подбодрил его Морозов.
— Я считаю, что мы имеем возможность одним разом разделаться со всем городским начальством, а заодно и с немецкими чинами.
Окружающие притихли. Василий и Николай с любопытством поглядывали на Константина.
— Как же ты с ними справишься? — спросил Турубаров.
— А очень просто. Надо незаметно заложить мину в основание памятника Петру Первому. Ведь когда закончат строительство, на открытие памятника вся верхушка придет. И бургомистр, и Стоянов, да и немецкие генералы наверняка пожалуют. В этот момент и ахнуть мину. Все вверх тормашками полетит.
— Вот это голова! Здорово придумал! — первым нарушил тишину Максим Плотников.
— Придумал, да не подумал, — поморщился Николай Морозов. — Этого делать нельзя. И я категорически буду возражать против такого плана. Ведь немцы не новый памятник отливают, а собираются на новый постамент перенести старый памятник из приморского парка.
— Ну и что же? — удивленно спросил Константин Афонов.
— А то, что этот памятник Петру цены не имеет. Ты знаешь, откуда он появился в нашем городе? Знаешь, кто его создал? — Морозов впился взглядом в Константина.
Тот недоуменно пожал плечами.
— А надо бы знать. Наш город законно гордится своим земляком — Антоном Павловичем Чеховым. И этим памятником мы тоже обязаны Чехову. Чтобы увековечить память основателя Таганрога Петра Первого, Антон Павлович специально ездил в Париж к известному скульптору Антокольскому и уговорил его создать монумент. Вот как появился у нас этот замечательный памятник. Какое же право мы имеем его уничтожать?
— Подумаешь, немцы еще и не то уничтожили, — вставил кто-то.
— Но мы же не немцы, не фашисты, а советские патриоты, — отпарировал Николай. — Люди рискуют жизнями, чтобы сохранить для потомства исторические ценности, а ты, Константин, предлагаешь уничтожить этот памятник.
— Так я же не ценности, а предателей хотел... Но раз нельзя, так и не надо. Могу снять свое предложение.
— И зря, Костя. Можно мне высказаться? — попросил Максим Плотников. — Оно конечно, памятник Петру — это целая история нашего города. Но сейчас не только история, сам город гибнет под гитлеровским сапогом. Так что же нам памятники жалеть? Побьем немца — новый построим. А такой случай, когда всю верхушку фашистскую убить можно, упускать нельзя. Я лично поддерживаю предложение Константина.
Плотников грузно опустился на стул. Мнения разделились. При голосовании большинством в два голоса решили памятник Петру не взрывать.
— А теперь несколько слов о бдительности, — сказал Морозов. — На бирже труда арестована одна из наших подпольщиц. Правда, знает она немного. Кроме Кости Афонова, ни с кем не была знакома. Однако этот случай нас должен насторожить. Может, ее взяли случайно, а может, сболтнул кто лишнее про справки об освобождении от угона в Германию.
— Кто такая? — спросил Турубаров.
— Это не важно, — ответил Морозов. — Она вместе с подругой снабжала наших людей справками с печатью биржи труда. Больше она ничем не занималась. Даже листовок не распространяла. Так что для особой тревоги оснований пока нет. Но до нас дошли слухи, что в группе Пазона появились болтуны.
