Сергей Арсеньев - Ленка-пенка
Мишка. Брат. Буквам меня учил, с ложечки кормил, в кино водил. Больше я никогда не увижу его. Он больше никогда не скажет мне: «Ну что, рыжая, допрыгалась?», как он любил говорить. Хоть бы Лёнька выжил, иначе как же я одна-то? Ну, Сашка есть теперь, конечно, но Лёньку я тоже люблю. Хоть бы он выжил!
От Лёньки ещё два письма пришло, причём оба сразу, в один день. Но это не ответы на моё письмо, а старые письма. Одно самое первое, ещё от начала июля, про то, как он в эшелоне ехал написано. А второе он отправил в конце октября. Вернее, это уже третье, судя по всему. Второе Лёнькино письмо не дошло. Может, дойдёт ещё?
В третьем письме Лёнька рассказал, как чуть не попал в окружение. Их конно-механизированная группа выскользнула в самый последний момент, а пехота, что шла за ними, не успела. Пехоту фашисты окружили. И ещё Лёнька написал, как в засаде сидел и ждал колонну фашистов, чтобы напасть неожиданно. Там у них пять танков в засаде было. Но фашисты засаду заметили и расстреляли из пушек. Четыре наших танка сгорело там, а Лёнькин уцелел, потому что чуть в стороне стоял. Лёнькин танк должен был пехоту отсекать, так как единственный был пулемётным. Все остальные танки у них были пушечные. И фашисты Лёнькин танк сразу не заметили. А когда заметили —было уже поздно.
Потом была погоня, за Лёнькиным танком фашисты гнались и пытались его расстрелять, но у них ничего не вышло. Фашистский танк догнать не смог, потому что ему, чтобы выстрелить, нужно сначала остановиться, а Лёнькин танк не останавливался, а удирал. Фашисты три раза стреляли по Лёньке из пушки, но не попали. Нет, танк и на ходу стрелять может, конечно. Но попасть из движущегося танка по движущейся мишени совершенно нереально. Разве что с очень близкого расстояния. В общем, отстал фашистский танк. Лёньку могли догнать мотоциклисты, но, к сожалению, они не стали этого делать. Фашисты не идиоты, чтобы догонять танк на мотоцикле. А вдруг бы догнали? Танк бы их сразу на ноль помножил, причём даже не останавливаясь.
Дядя Игорь тоже письмо прислал. Спрашивал, как мы там и сообщал, что они успешно перебрались на большую землю вместе со всеми шестью новенькими орудиями. И они уже успели из этих орудий пострелять по фашистам. В ответ мы сообщили дяде Игорю, что живы и по сравнению с другими Ленинградцами питаемся хорошо. А ещё написали про Лёньку, что он тоже на Западном фронте воюет танкистом и дали адрес Лёнькиной полевой почты.
Ой, Тарасик опять одеяло на себя утянул всё и Женька мёрзнет. Вот, поросёнок! Подошла к ребятам, поправила одеяло им. Хоть и топим в комнате и окна все заткнули и заклеили, а всё равно температура у нас не сильно выше нуля. Холодно. Ребята по двое или даже по трое спят, причём в одежде. Так теплее, да и кроватей не хватает.
Вообще, у нас не хватает буквально всего. Про еду молчу, это и так понятно. Кроме кроватей у нас из мебели есть старый шкаф, два стула и письменный стол, что мы перетащили в спальню из нашей каморки. На этот стол мы кучей пальто и шапки складываем, вешалок-то нет у нас. Постельного белья тоже нет, хорошо хоть одеял хватает. Одеяла нам привезли.
А кроватей у нас всего восемь штук. Правда, они двухъярусные. Мы их как можно ближе к печке поставили. Одно место на первом ярусе занимает Старенькая Галина Степановна, одно мы с Сашкой, а на оставшихся 14 местах спят наши 29 ребят. Наиболее сильные, конечно, наверху расположились. То есть, не наиболее сильные, а наименее ослабевшие, так будет вернее. Да и они-то забраться наверх или слезть оттуда могут лишь с моей или Сашиной помощью.
Вот для этого-то мы с Сашей по очереди и дежурим ночью. Вдруг, кому-то слезть понадобится? Печку ещё топим и в туалет водим ребят, кто помладше. Старшие сами справляются, а младшим тяжело. Ночных горшков у нас тоже нет, а туалет наш, вообще-то, на взрослых рассчитан. Кроме того, там темно и холодно. Малыши просто боятся туда идти в одиночку.
Так мы с Сашей и дежурим. А спать… ну когда время появляется, тогда и спать. Как получится, в общем. Мы ещё полы моем, на кухне помогаем, воду таскаем, если отключают. Хватает дел, в общем. Галина Степановна больше с детьми возится, развлекает их, играет с ними. Книжки им читает. Детские книжки Галина Степановна свои принесла, из дома. У неё много детских книжек и больше половины из них ещё дореволюционные. Ну, а мы с Сашей по хозяйству. Школу вот только нам, похоже, придётся бросить. В школу мы ходить перестали. Как и все работники детских садов, мы с ним переведены на казарменное положение. Да и на самом деле, некогда учиться. Тут поспать-то некогда, какая уж школа?
Всё, время. Сашкина очередь. Подошла к нашей кровати, растолкала брата и вытянула его сонного из кровати. Пока он зевал и тёр глаза, сама быстрее залезла под одеяла в нагретую кровать. Закрыла глаза, спать!
И в этот момент на улице мерзко завыли сирены. Опять налёт. Тьфу, заразы. Нужно вставать, будить всю малышню, спускать их с верхних полок и тащиться через столовую в бомбоубежище.
Ну, а спать мне когда?..
Глава 38
— …Глупости ты говоришь, Лена.
— Почему это глупости?
— Лена, в твоём представлении детский дом —это что-то среднее между тюрьмой и казармой. Поверь, это не так.
— Не так?
— Конечно, не так. Я полвека проработала в приютах и детдомах. Полвека, Лена. Я их разные видела, но ни разу, ни разу не было ничего хотя бы отдалённо напоминавшее тюрьму.
— Но почему нельзя оставить всё как есть, Галина Степановна?
— Это от меня не зависит. В детский сад нянечками я вас взяла. Откровенно говоря, из жалости взяла, хотя вы справлялись в целом неплохо. Для новичков, а так, конечно, опытная нянечка справилась бы лучше. Но в детдом взять нянечкой одиннадцатилетнюю девочку я не смогу.
— А в чём разница-то? Работа, что ли, другая?
— Работа такая же. А разница —в руководстве. Надо мной тоже ведь руководство есть. В детсад взять тебя на работу я смогла, в детдом не смогу. Сашку ещё можно попробовать, ему хоть двенадцать лет. А одиннадцатилетнюю мне никто не разрешит взять, даже и пытаться не стану.
— Мне 9 мая тоже двенадцать лет будет.
— Вот и приходи 9 мая.
— Так нам что, уходить?
— Вы можете остаться, но я уже сказала тебе, как. Оставайся, Леночка. Формально ты вполне подходишь, никто не придерётся. Родители погибли, брат на фронте. В детском доме тебе самое место. Ты хорошая девочка, Лена. Да и ребята к тебе уже привыкли.
— Нет, не хочу в детдом.
— Ты снова сможешь ходить в школу, нянечку найдём.
— Нет. Там у меня дом.
— В детдоме кормят лучше. В детдома даже в декабре, в декабре (!) завозили не только хлеб. Иногда и мясо было, я знаю, общалась с другими заведующими.
— Дом! Ну, как Вы не поймёте, Галина Степановна, там дом! Я родилась там и выросла!
— Мне очень жаль, Лена. Действительно, жаль.
— До свидания, Галина Степановна. Полы мы помыли, лямку Сергееву на штаны я пришила. Саш, пойдём с ребятами прощаться. Мы уходим.
— До свидания, Лена. Если передумаете, возвращайтесь. Мы будем рады вам…
Заходящее солнышко светит, свежий снег хрустит под валенками. Мы с Сашкой идём вдвоём домой. Вот и всё, окончилась наша трудовая жизнь. Сейчас нам нужно ещё зайти в домоуправление за карточками на февраль, а то завтра нам хлеб не продадут в булочной.
Ой, хлеб! Уже неделя прошла, а я всё радуюсь. Хлеб! Хлеба стало много! По карточкам служащих мы с Сашей всю эту неделю получали аж по триста граммов. Триста граммов хлеба в день! Так много! Теперь, правда по 250 станем с завтрашнего дня получать, но и это много. Всё никак не могу забыть эти страшные 125-граммовые кусочки. Разве забудешь такое?
Больше мы не работаем в детском саду. Теперь я снова —безнадзорный ребёнок, а Саша —иждивенец. Непонятно только, на чьём он иждивении. На моём, что ли?
Всё потому, что с завтрашнего дня, с воскресенья 1 февраля, наш детский сад упраздняется. Вернее, на его базе создаётся новый детский дом. Детей, которым нужен именно детский сад, переведут в другие детсады. Но таких немного, человек шесть или семь. Остальные у нас действительно безнадзорные, хотя и не обязательно сироты.
Вон, брат и сестра Ковалёвы, например. Женьке восемь лет, а Петьке четыре. Так у них отец домой пару раз в неделю всего приходит, кушать приносит. Мама у них умерла ещё в декабре, и они всё время сидели вдвоём в холодной квартире.
Впервые Ковалёвы пришли к нам в садик 24 января. В этот день как раз хлебную норму повысили, все были радостные. На улице погода была хорошая, и мы решили вывести малышню на прогулку. А то, что они всё время в доме-то сидят? Ненадолго, на полчасика, просто воздухом подышать. Одели всех, вывели, походили с ними по двору, а потом вернулись обратно. Минут через десять слышится стук во входную дверь. Сашка открыл, а там они стоят, Ковалёвы.
Худющие, одни глаза огромные на лице. Мальчишка в шаль замотан, на девчонке взрослая мужская шапка, она её всё время поправляла, так как та на глаза ей сползала. Просятся к нам, они нас во дворе в окошко увидели. Возьмите, говорят, и нас в детский сад. Но мы их не взяли.
