Василий Клёпов - Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.]
Мама сказала, что хорошо бы его взять к нам, и я очень этому обрадовался.
В нашей квартире все уже было расставлено по-прежнему, только у стенки на полу отчетливо выделялся желтый прямоугольник, напоминая о том, что вот здесь стояло пианино, которое продали из-за моих нелепых поступков.
Мы договорились с дядей Пашей, с домоуправлением, и дядя Паша перешел жить в комнату Гомзиных, а в его комнате, смежной с нашей, поселились мы с Левкой.
До учебы никого из нас — ни меня, ни Левку, ни Димку — не допустили, делать нам было совсем нечего, и от этого на душе становилось противно. С самого утра Белка или Левка подкатывали меня в кресле к окну, и мы целыми днями смотрели на то, что происходит во дворе. Но до самого обеда двор был почти пустой — все работали и учились. Потом начинали появляться из школы ребята. Уже по их виду мы сразу узнавали, кто какую отметку получил. Одни бежали сломя голову, торопясь обрадовать родных, другие останавливались на каждом шагу и втолковывали что-то своим товарищам.
Никитка Сычев влетел во двор, приплясывая. Он бил рукой в учебник, как в барабан, и выкидывал ногами такие колена, что мы поняли: Сыч получил пятерку. Под ноги ему подкатился футбольный мяч, и Никитка погнал его впереди себя, как самый резвый нападающий, а за ним с шумом и криком бросились все футболисты нашего двора.
— Силен! — сказал Левка.
Мне было очень обидно, что я не могу вот так же, как Никитка, пройтись колесом по двору, чтобы все знали, как я хорошо учусь. Чтобы не расплакаться, я отвернулся от Левки к стене недостроенного дома.
Там, на чердаке, все еще стоял мой сигнал. Этот сигнал мозолил мне теперь глаза. Он был как крест на всех наших дурацких похождениях.
Врач ошибся, когда сказал, что я через две недели буду играть в футбол. Нога моя не срасталась.
Мама потихоньку плакала. Она боялась, что я останусь инвалидом. А меня больше всего мучило безделье и еще то, что нас оставили на второй год.
Я уговорил маму пока не сообщать об этом отцу на фронт: может быть, если хорошенько попросить, педсовет отменит свое решение. Мама на это мало надеялась, но я решил попробовать.
Димка сделал мне костыли, и я стал учиться ходить на них по комнате. Мы написали втроем коллективное заявление и понесли его в школу.
Димка и Левка остались ждать меня в сквере.
— Так будет лучше, — сказал Димка. — Может быть, твой инвалидский вид подействует на учителей так, что они сжалятся.
У директора кто-то был, и он знаками дал понять, что принять меня сейчас не может. Я вернулся снова к своим товарищам.
— Нечего делать, Молокоед. Как только заживет у тебя нога, двинемся на фронт, — успокоил меня Димка.
— Хватит! — обозлился я на Димку.
Димка удивился, вытаращил на меня ангельские глаза и пропел из «Царской невесты»:
— Не узнаю Григория Грязнова!
Но тут из дверей школы показался Туляков и, поправив очки, сказал:
— А, вы здесь? Дело улажено!
Ему удалось все-таки уговорить директора перенести нам испытания на осень.
— Как же так вам удалось? — удивился я.
— К учителям тоже надо иметь подход, — улыбнулся Туляков.
Оказалось, он за нас поручился.
Нога моя к осени совсем поджила, я стал ходить без костылей и только немного прихрамывал. Но врач утешил меня, что со временем пройдет и хромота.
Впрочем, разве в этом дело! Даже если бы мне пришлось остаться на костылях, я был теперь в двадцать раз счастливее того чудака, у которого душа просила романтики.
Мы все лето занимались, и только теперь я понял, до чего же интересны и ботаника, и история, и даже немецкий язык. Может, в этом виноват академик Туляков, а может, мы действительно много узнали летом, но только осенью мы легко ответили на все вопросы, которые нам задавали учителя. Мы с Димкой перешли в седьмой класс, Левка — в шестой.
— Что случилось с Молокоедовым? — удивлялись в школе. — Был такой оболтус, а теперь учится лучше всех…
Не знаю, о чем говорили между собой учителя после нашего бегства, но только они, видимо, поняли кое-что. Когда Мишка Фриденсон предложил организовать ребячий истребительный батальон, Аннушка не чинила препятствий и даже стала главным нашим ходатаем по этому делу. Меня избрали командиром. А батальон свой мы назвали так: Первый пионерский истребительный батальон имени Джека Лондона.
Забыл еще сказать, что Белку, или, точнее, Нюрку Соколову, которая кончила четырехлетку в Березовке и училась теперь в пятом классе нашей школы, мы тоже приняли в свой батальон бойцом и санинструктором.
Первую четверть все мы — я, Димка, Левка и Белка — закончили в числе лучших учеников. Шестого ноября к нам в квартиру пришел сам академик Туляков. Дома были только мы с Белкой, и он попросил позвать остальных. Я сказал Белке, чтобы она выбросила на балконе сигнал: она вывесила мамин фартук, и сразу явились Димка и Левка. Академик даже удивился:
— Хорошо у вас дело поставлено!
Он сначала поговорил с нами, посмеялся, всего Джека Лондона и Брет-Гарта у меня пересмотрел, а потом позвонил куда-то и спросил: «Ну как? Готово? Тогда приезжайте сюда».
И вот через некоторое время вваливается к нам какой-то дяденька с пакетами и портфелем. Роман Харитонович начал суетиться, велел Белке накрыть стол и начал выкладывать разные закуски, конфеты, пирожные, о каких мы уж перестали думать во время войны. А потом поставил на середину стола бутылку шампанского.
— Не знаю, как в Доусоне, — сказал он, — а у русских золотоискателей принята в таких случаях бутылочка шампанского. Впрочем, может, наши дамы желают ситро?
— Ага, мне ситро, — сказала Белка, сразу вообразившая себя дамой.
— На Клондайке все больше виски глушат, — сказал Левка, как будто только и делал, что сидел в Доусоне и глушил виски.
— Гнусный напиток, я вам скажу, — сморщился академик.
Расставил он еду, отошел к двери, прищурил глаз, оглядел стол и справа и слева, а потом спрашивает:
— Как вы находите? По-моему, все для праздничного банкета готово. Разрешите поэтому сообщить вам небольшую новость. За открытие месторождения медной руды вам, друзья, законно причитается 75 тысяч рублей премии. Скажите, куда перевести деньги?
Мы так и опешили. У Белки глаза стали величиной с блюдце.
— Зачем же вы даете им так много денег? — удивилась она. — Мне раз дали тридцатку, и то я с ней измучилась, не знала, куда девать.
— На танк, ребята! — закричал я.
— На танк! На танк! — заорали Димка с Левкой, и мы все зааплодировали, потому что теперь-то уж могли купить танк.
Вместе с академиком Туляковым мы стали думать, как назвать этот танк.
— Давайте назовем так, — глубокомысленно заявил Левка: — «Три двоечника».
— Разве вы все еще плохо учитесь? — удивился Туляков.
— Нет, — запротестовала Белка. — Это он просто старину вспомнил. Это когда еще им «бы» мешало…
— Я предлагаю, — сказал я: — «Три отличника».
— Вот правильно! — сразу откликнулся Туляков. — Наконец я слышу речь не мальчика, но — мужа. Откуда это? — спросил он у Димки.
— Думаете, не знаю, да? — обиделся Димка. — Из «Бориса Годунова». Слова Марины Мнишек в сцене у фонтана.
— Хорошо! — похвалил Туляков. — Вот это хорошо. Люблю начитанных, но не терплю, когда плохо учатся. Ну как: «Три двоечника» или «Три отличника»? И почему только три? А четвертая? — указал он на Белку.
Мы думали, думали и решили назвать танк «Отличником».
— Тогда предлагаю… — сказал Туляков.
Но тут пришла с работы моя мама, а с ней Димкина мама, и академик Туляков, хотя и не знал мудрости Снежной Тропы, повел себя в чужой хижине как хозяин. Он снял с женщин пальто, подал им стулья:
— Предлагаю выпить за отличников! — и взял в руки бутылку, сломал проволоку, вытащил немного пробку и крикнул:
— Внимание!
Мы все стали смотреть, как из бутылки выползает пробка, а Туляков спросил:
— Куда прикажете выстрелить? Я в молодости был очень метким стрелком.
— В мишку, — сказал Левка.
На шифоньере у нас всегда сидел плюшевый мишка. Туляков повернул бутылку на шифоньер, Белка стала жмуриться так, что от васильков остались одни реснички. Бах! — мишка кувыркнулся.
— Наповал! — рассмеялся академик и стал разливать по рюмкам шампанское.
— Мне ситро! — крикнула Белка.
— И нам ситро! — сказали Левка и Димка.
Мне очень хотелось выпить со взрослыми, но я решил быть солидарным с друзьями и тоже попросил ситро.
— Ого, — сказал Туляков, — наши золотоискатели привыкли к содовой!
Он открыл бутылку ситро, и оно стрельнуло еще громче.
Бывают же такие хорошие академики! А ходит в очках на ниточке, в смешной шапочке — ни за что не подумаешь, что хороший…
![Василий Клёпов - Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]](/uploads/posts/books/215618/215618.jpg)
