Роман Кожухаров - Штрафники против «Тигров»
Прибрежная земля содрогнулась от взрывов. Они вырастали один за другим вдоль береговой линии, неумолимо приближаясь к Отто. Он механически, замедляя бег, сделал несколько шагов вперед и бросился в песок. Его тело подпрыгнуло вместе с песком, повторяя амплитуду взрывной волны. Спина и затылок почувствовали, как песок засыпает его. Выждав еще несколько секунд, Хаген выбрался из сыпучей массы. Он отряхнулся, выплевывая песок, скрипевший на зубах, и оглянулся по сторонам.
Там, где только что были минометчики, зияла воронка. Миномет валялся в стороне от воронки, метрах в пяти, перекореженный, чудовищно перекрученный, как будто он был сделан из пластилина. Солдат ни внутри, ни по краям воронки не было. Только дымящиеся и булькающие куски и похожие на лепешки пятна страшного красно-бурого цвета.
Отто посмотрел, как они булькали и шевелились, и его несколько раз вывернуло наизнанку. Отдышавшись, он заковылял к переправе. От берега выбежали несколько солдат. Все они были напуганы.
— Бежим, бежим… — закричал один из них Отто. — Там русские высаживаются…
И Отто побежал, уже толком ничего не соображая, только цепляясь взглядом за спину бегущих впереди.
XXXI
Северо-западная окраина города стала последним оплотом оборонявшихся. Решающую роль здесь сыграли те самые укрепления, которые несколько дней возводила стрелковая рота гауптмана Шефера. Сам герр гауптман был среди офицеров, руководивших обороной. Это была сборная горстка старших и средних чинов, в основном тыловиков, оставшихся в живых после сдачи Сокаля. Такой же пестротой отличался и личный состав, находившийся в траншеях. Отто вместе с группой пулеметчиков из комендатуры Кристинополя проскочил туда мимо переправы одним из последних.
Их спас повстречавшийся на пути и подобравший их бронетранспортер. Шофер с обезумевшим взглядом выжимал из своего «Студебеккера» предельные лошадиные силы. Отто запрыгнул к нему в кабину. Перекрикивая рев мотора и несмолкающий гул стрельбы, шофер кричал ему, что русские организовали переправу южнее города. Русские танки перешли Буг и обошли Кристинополь с юга, выйдя наперерез танкам, спешившим на помощь гарнизону Кристинополя. Сейчас на южной окраине города идет бой, но скорее то, что там происходит, напоминает побоище.
— Наши «тигры» дерутся геройски… — кричал шофер. — Но русские используют против них свои быстрые танки и мощную артиллерию. Огнем своих пушек они загнали наших танкистов в город, а там, на узеньких улочках, танки русских вертятся, как хотят, да еще под прикрытием пехотинцев…
Мчась мимо переправы, шофер проявлял чудеса мастерства, виляя между воронками и разбитыми повозками. То и дело машина мягко подпрыгивала, а водитель произносил очередное ругательство. Это значило, что он опять не смог обойти труп. Накатанный песчаный разъезд был буквально ими усеян.
Отто увидел, как от переправы прямо на них выскакивают несколько солдат. Они были мокрые и страшные. Хаген не сразу понял, что это враги. Одна из пуль пробила ветровое стекло со стороны Отто. Он услышал, как из кузова раздалась пулеметная очередь. Бежавшие солдаты залегли в песок, и Отто тут же потерял их из виду.
XXXII
Возле позиций шофер дал по тормозам, и они быстро сгрузились. Унтер-офицер, с перевязанным под каской лбом, криком позвал их в траншею. Выслушав, из какого Отто подразделения, он взмахом руки отправил его дальше вдоль окопов.
Первым его окликнул Рольф Адлер, пулеметчик из их взвода. Он был земляком Краузе и дружелюбно относился к Отто.
— Эй, Хаген!.. — закричал Адлер. — Парни, смотрите, явился наш герой! Лейтенант Тильхейм доложил ротному о том, как вы с Краузе его спасли. Так что теперь вся рота знает. Вернее, то, что от нее осталось. У нас от силы два взвода наберется… Ну, рассказывай, где пропадал… А то мы уж думали, что ты того…
Рольф закатил глаза кверху. Он был известным весельчаком, ни при каких обстоятельствах не упускавшим повода пошутить. Последней его выходкой было участие в неудачной вылазке в город за едой. Хотя и здесь у него было свое видение ситуации. Как рассказал Адлер товарищам, как раз в ночь накануне отправки на высоту их ночной поход погорел из-за того, что они нагрянули в гости к тем самым девушкам, к которым захаживали и ребята из жандармерии.
— Это Краузе, чертов бабник, виноват. Он снял этих девчонок. Кто ж знал, что они гуляют не только с доблестными воинами, но и с жандармами, этими тыловыми крысами. Но надо сказать, я об этом не жалею. Мы-то свое дело сделать успели…
При этом Адлер многозначительно поигрывал бровями. У него это получалось очень живо. Брови так и ходили ходуном, словно подчеркивая, насколько здорово они делали дело.
— Мне такая горячая штучка попалась. У-ух!.. А тут эти морды приходят. Естественно, мы не стали разбираться, что это герои войны. Ну, и наваляли им — будь здоров. Только челюсти трещали. Я, по-моему, одному раскроил черепушку-то… Летали они по всей квартирке. Бабенки-то с перепугу в утлы позабились, глаза испуганные, горят, а моя — в чем мать родила. Ну, фигурка у нее, я вам скажу… просто песня, а не фигурка! А какие песни она в постели у меня выводила! И танцы!.. Нет, парни, я вам скажу, что давно я так не отдыхал… После такого хоть под трибунал можно идти с чистой совестью…
Почему-то все это, как и ночные разговоры с Адлером, Краузе и другими накануне штурма высоты, вспомнилось Отто в один миг, когда он увидел добродушное, широкое лицо Ральфа. Сейчас большинства из них уже нет в живых, а Краузе попал в плен. Жив ли он или его шлепнули без лишних разговоров и проблем?
Адлер будто прочел мысли Хагена.
— А что с Краузе? Где он? Ты знаешь? Ты же был с ним… — с тревогой, изменившимся голосом спросил Адлер.
Хаген откашлялся и ответил:
— Он попал в плен… Я видел, как русские взяли его…
Адлер молча понурил голову. Они все боялись плена. Рассказывали, что русские не любят возиться с пленными. Обычно пленного расстреливали в первые полчаса. Но если он и оставался жить, то ненадолго, и при случае от них все равно избавлялись. Но даже не это пугало больше всего, а то, что, по рассказам офицеров, в русских частях держали специальных палачей из числа калмыков и казаков, и те подвергали немецких военнопленных жутким истязаниям.
XXXIII
Из замешательства Адлера и Хагена вывел взрыв артиллерийского снаряда. Русские теперь плотно обстреливали набережную Кристинополя, прикрывая переправу своих солдат. Некоторые из лодок уже добрались до берега, а новые отчаливали от сокальской стороны. Было хорошо видно, что русские развернули настоящее строительство на берегу. Враг использовал для постройки заборы, доски и бревна. Они копошились, как муравьи, стаскивая деревянные ворота и калитки со всех окрестных улиц.
Стрелки вели по ним огонь, но толку от этого было мало. Требовалась более мощная огневая поддержка обороны правого берега. Но ее никто предоставить не мог. В распоряжении роты находились только противотанковые ружья и два миномета. Один, вместе с минометным расчетом третьего взвода, был потерян в самом начале боя возле Сокальской высоты, после прямого попадания снаряда, выпущенного русским танком.
По распоряжению гауптмана огонь минометов в основном был направлен на лодки и плоты русских, уже спущенных на воду. Парни из расчетов второго и первого взводов свое дело знали хорошо. Они начали так плотно класть мины на реку, что на какой-то миг показалось, что они выстроили непроходимую водяную стену поперек переправы, между левым и правым берегом.
Но вражеские артиллеристы, уже хорошенько окопавшиеся на сокальских рубежах, тоже, как выяснилось, хорошо знали свое дело. Точными пристрелочными выстрелами, с недолетом и перелетом, они подавили сначала один, а потом второй расчеты.
Как предположил Адлер, сидя в траншее на корточках и стряхивая с себя комья земли, возможно, что артиллеристов корректируют с правого берега. Нескольким группам русских удалось зацепиться в районе переправы и ниже по течению. Теперь они расширяли плацдарм, готовя место для высадки новых частей.
XXXIV
После гибели минометчиков Шефер рвал и метал. Он лично прошел по всем позициям, истерично призывая солдат помнить о доблести воинов Третьего рейха и ни в коем случае не допустить русских свиней в Кристинополь. Тут же он натолкнулся на Хагена. Отто с удивлением узнал, что его судьба не безразлична для истинно знатного арийца гауптмана Шефера. Тот обратился к Отто в манере, которую Хаген наблюдал у фюрера в кинохрониках, которые им показывали в дни затишья:
— Ты жив, солдат?
— Так точно, герр гауптман!.. — выпучив очи, крикнул Хаген.
— Ты вел себя геройски, подставил себя под пули, чтобы спасти командира! Я представлю тебя к награде и званию старшего стрелка!
