Лев Савельев - Дом Павлова
В своей клятве фронтовики говорили, что, сражаясь под Сталинградом, они знают: битва идет не только за этот город.
«Под Сталинградом мы защищаем нашу Родину, защищаем все то, что нам дорого, без чего мы не можем жить. Здесь, под — Сталинградом, решается вопрос: быть или не быть свободным советскому народу. Вот почему мы напрягаем силы, вот, почему мы сражаемся до последнего, ибо каждый из нас понимает, что дальше отступать нельзя… Мы клянемся… что до последней капли крови, до последнего дыханья, по последнего удара сердца будем отстаивать Сталинград…»
Перед праздником в Дом Павлова пришел политрук Авагимов. Он принес свежий лист бумаги, еще пахнущий типографской краской — текст клятвы сталинградцев. И все, кто оборонял дом, поставили под ней свою подпись — и Павлов, и Афанасьев, и Чернушенко, и Сабгайда, и каждый пулеметчик, каждый стрелок, минометчик, бронебойщик… Его подписали и артиллеристы, что продолжали корректировать огонь со своего наблюдательного пункта.
И еще одним событием ознаменовалось приближение праздника. Пришли долгожданные гвардейские значки. Их вручали в торжественной обстановке, насколько это было возможно в те дни. В минуту затишья то одна, то другая группа воинов выстраивалась под косогором рядом со штольней, где находился командный пункт Елина. Почетную эмблему вручал сам полковник или Смирнов — он стал начштаба полка после того, как погиб Цвигун.
Первыми получили саперы Гусева. На другой день у косогора выстроились разведчики Лосева.
— Теперь фашист и тебя, недомерка, уважать станет, — съязвил громадина Хватало, нагибаясь, чтоб приладить новенький значок к гимнастерке низкорослого Васи Дерябина.
Но тот не обиделся. Малый рост для разведчика даже удобнее, и он ничуть не огорчал Дерябина.
— А что? — согласился он. — Пусть знает, что кляп ему задвинули не какой-нибудь, а можно сказать — гвардейский.
Защитников Дома Павлова не вызывали в полк. Торжественное вручение устроили на месте. Но зато самому Павлову пришлось идти не только в полк, но и дальше, в штаб дивизии. В предпраздничные дни генерал Родимцев вручал награды. Сержант Павлов получил медаль «За отвагу», и этим гордился весь небольшой гарнизон дома.
Из сорок второго полка были вызваны еще человек пять и среди них капитан Жуков. Он теперь вернулся к своим обязанностям заместителя командира батальона, после выздоровления комбата Дронова.
Двухкилометровая дорога в штаб Родимцева, расположенного в огромной водосточной трубе, пролегала над самым берегом. Стоял ясный вечер. Жуков, Павлов и другие награжденные добирались до штаба долго. Путь вроде и недлинный — два километра, да сколько задержек! Там ползи, там жди. Но к началу торжественной церемонии все же не опоздали…
Дно трубы, в которой находился штаб дивизии, устилал дощатый пол, под ним журчала вода. В небольшом помещении уже собралось человек двадцать. Они тихо переговаривались. Встретились давние знакомые — они хоть и воевали в одной дивизии, но не виделись с тех пор, как стояли в заволжском резерве — шутка ли: почти два месяца! А в огненном Сталинграде порой день был длиной с год…
Стройный, в гимнастерке, перехваченной портупеей, генерал появился откуда-то из глубины, быстро подошел к вытянувшимся перед ним людям и каждому пожал руку.
— Как там с фашистами живете? — спросил он, и легкая улыбка коснулась краешек губ.
— Живем, как обычно, «дружно», — ответил кто-то за всех. — И часу не обходится без веселого разговора…
Родимцев, теперь уже серьезно, стал расспрашивать о положении на участках.
Почти всех, кто здесь находился, командир дивизии знал в лицо. Он хорошо помнил, кто на каком участке воюет, и задавал вопросы, словно продолжал недавно прерванный разговор.
Затем генерал обратился к собравшимся с краткой речью.
— Я пригласил вас, товарищи, чтобы вручить награды. Одни заслужили их в прежних боях, другие награждены за подвиги, совершенные уже здесь, в Сталинграде. Хочу надеяться, что по такому же поводу мы встретимся с вами еще не раз. И еще я верю, что среди вас есть будущие Герои Советского Союза и я буду иметь удовольствие представлять к этому высокому званию.
Адъютант назвал первую фамилию и передал генералу коробочку из лежавших на покрытом красным сукном столе.
Знал Родимцев и находившегося тут сержанта. Лишь несколько дней назад командир дивизии побывал в Доме Павлова. Тогда-то он впервые и увидел знаменитого «коменданта». Как всегда, строго подтянутый, генерал появился поздним вечером в сопровождении ординарца и Наумова. Осмотрел укрепления.
— Где же сам сержант Павлов? — спросил он.
Тот оказался поблизости и представился. Родимцев разглядывал стоявшего перед ним навытяжку человека. Из-под густых бровей Павлова серьезно, почти сурово смотрели серые глаза. Тонкий шнурок усов делал его старше своих двадцати пяти лет.
— Молодец, сержант, действуйте! — похвалил генерал. И, обращаясь к Наумову, добавил: — А вы должны ему помогать. Держите этот дом. Крепко держите. Здесь очень важная для нас позиция.
Командир дивизии обошел дом. В комнате, где со своим ружьем обосновались Рамазанов и Якименко, он оказался как раз в то время, когда друзья-бронебойщики собирались закусить.
Якименко только что вернулся из подвала — там он готовил нехитрое блюдо, лепешки из пропущенной через мясорубку пшеницы, и теперь угощал ими друга.
— Щоб не дрималось, — говорил в таких случаях Григорий.
За окном в осеннем небе висела осветительная ракета. При ее слабом свете можно было разглядеть склонившегося над котелком Якименко. Другой котелок стоял возле Рамазанова. Но тому было не до еды. Распростершись рядом с ружьем, он вглядывался в амбразуру — надо использовать для дела минутку, пока «свеча» еще горит в небе.
— Как с питанием, с куревом, гвардейцы? — спросил генерал.
Разглядев высокое начальство, Якименко отставил котелок и вытянулся:
— Хорошо, товарищ генерал.
— Хорошо-то, хорошо, да вижу, еды у вас не густо… — Родимцев бросил взгляд на котелок, из которого еще клубился пар, и протянул руку.
Якименко понял жест и подал лепешку. Родимцев отломил кусочек, пожевал…
— Еще немного потерпите, друзья, — сказал он, помолчав. — И курево будет, да и харчи хорошие…
Вручая Павлову медаль, пожимая руку сержанта, Родимцев не преминул сказать ему несколько теплых слов.
Обратно шли растянувшейся цепочкой. Снова, то броском, то ползком, преодолевая опасные участки.
Товарищи устроили Павлову теплую встречу. Каждый норовил потрогать новенькую медаль, блестевшую на груди у сержанта.
— Молодец, Павлов! Там, гляди, и Героем станешь, — сказал Авагимов, не подозревая, что произносит пророческие слова.
И вот наступило седьмое ноября.
Праздник. Торжественное и грустное настроение. Вспомнились былые мирные Октябрьские годовщины. Как давно это было! И кто знает, когда еще доведется встретить Октябрьский праздник дома, с родными. Да и доведется ли…
Работы в этот праздничный день прибавилось. Правда, наиболее ожесточенные бои шли немного севернее, в районе заводов. Здесь, на площади Девятого января, противник пока не двигался с места, видно, хороша зная, что мельница «Fabrik» и этот «зеленый дом», отмеченный на картах как крепость, — твердые орешки. Но вместе с тем, все в Доме Павлова отлично понимали, что в такой день надо быть начеку, как никогда.
Еще раз осмотрены укрепления в доме и кое-что подправлено. Для противотанкового ружья и для пулемета выбраны новые запасные позиции. Ведь к прежним огневым точкам противник уже, можно сказать, «привык». Во всяком случае, уже засек их. Еще раз осмотрено оружие, набиты патронами пулеметные ленты и диски. Все готово к встрече…
Но вопреки ожиданию день прошел тихо. Вероятно, фашисты тоже полагали, что именно в праздник будет предпринята вылазка, и предпочли укреплять свою оборону.
Вечером в доме появились гости. Теперь ходить в Дом Павлова стало проще. Наконец по приказу комбата Дронова взорвали стенку, преграждавшую ход сообщения. Так что гостям не пришлось заниматься физкультурой на «кобыле»… Накануне праздника пришел заместитель командира батальона по политической части Кокуров — так теперь стала называться его должность после того, как месяц назад упразднили институт военных комиссаров. Пришел командир роты Наумов. Начальник штаба полка капитан Смирнов принес пухлую полевую сумку — воем уже было известно, что в ней гвардейские значки.
Старшины двух рот — стрелковой и пулеметной — уже хлопотали в уголке: готовился праздничный ужин. И вот все, кто могли — таких оказалось человек десять, — собрались на торжественное заседание.
Мерцают каганцы. Ради праздника их вдвое больше. А один фитиль, воткнутый в снарядную гильзу, разгорелся, словно факел, и стало светлей, чем обычно.
