Денис Райнер - Битва за Атлантику. Эскорты кораблей британских ВМС. 1939-1945
– Не совсем, сэр.
– Что вы имеете в виду?
– Погоду, сэр, – она ужасна. Капитан Уокер действует в более благоприятных погодных условиях в тесном сотрудничестве с авиацией. Он находит свои жертвы ближе к побережью Франции, чем я могу подойти к побережью Норвегии. Но все равно я вам чрезвычайно признателен за этот шанс, сэр.
– Не забывайте, что я командовал Северной патрульной группой и знаю все о погодных условиях в этом районе. Надеюсь, вы сделаете все от вас зависящее. – И он снова направился в свой кабинет.
– Даже не сомневайтесь, сэр. – Уже на пороге я все-таки остановился и добавил: – Надеюсь, сэр, три эсминца, о которых вы говорили, будут выбраны с учетом моего старшинства?
– Оставьте этот вопрос мне. – В глазах адмирала, мне почудилось, промелькнула насмешка. – Вам предстоит еще один рейс в Исландию?
– Да, сэр.
Мы доставили очередной конвой в Исландию и стояли в Рейкьявике, ожидая, пока транспорты освободятся от своего груза солдат. В гавани всегда было много рыбы, поэтому многие матросы занялись рыбалкой, чтобы обеспечить к ужину свежую жареную рыбу.
За ленчем офицеры обсуждали теоретические вопросы рыбной ловли, и наш артиллерист развил целую теорию, суть которой заключалась в том, что самым целесообразным способом ловли рыбы является использование подрывного заряда, помещенного в корзину с рыбьими внутренностями, призванными служить приманкой, и взорванного с берега при помощи дистанционного управления.
Чтобы не портить удовольствие сидящим с удочками матросам, офицеры взяли катер и отошли подальше от корабля. Снаряд был уложен в корзину для использованных бумаг и прикрыт рыбьими внутренностями. Я настоял, чтобы моторный катер находился именно на «Шикари», потому что хотел иметь возможность посещать другие эсминцы группы в любую погоду.
Когда катер достаточно удалился от корабля, мы аккуратно спустили корзину в воду и уже совсем было собрались ее подорвать, когда кто-то, по-моему это был доктор, заметил, что на «Шикари» подняли флаги катера – нас вызывали. Проклиная нечто неизвестное, помешавшее рыбалке, мы во все глаза глядели на корабль – было видно, что на верхней палубе суетятся люди. Затем сигнальщик на мостике начал семафорить.
– Номер один, окажите любезность, прочитайте, что они хотят, а я пока все-таки взорву эту корзину с костями, – сказал я и тут же обратился к артиллеристу: – Так что, вы говорите, я должен сделать? Тронуть этот контакт батареи?
– Да, сэр.
Я так и сделал. Где-то внизу раздался глухой взрыв, и любопытные физиономии перегнулись через борт, стараясь высмотреть в воде результат. Сначала ничего не происходило, но через несколько секунд из воды вылетел довольно-таки крупный пузырь воздуха, доставивший обратно все рыбьи внутренности.
Теперь на старшего помощника, который все еще читал передаваемый с эсминца сигнал, обратились четыре мокрых и перепачканных в рыбьих внутренностях лица. И только доктор пытался выловить из воды единственную оглушенную маленькую камбалу – все, что мы могли доставить к офицерскому рыбному пиршеству.
– Итак, Блэки, – спросил я, с изрядным трудом отмывшись, – что они хотят?
– Вас повысили в звании. Полугодовое повышение, сэр.
– Повысили? И что я получил?
– Наверное, коммандера, сэр.
– Чепуха. Этого просто не может быть. Мне только тридцать пять. Даже будь я кадровым офицером Королевского флота, и то мне пришлось бы послужить еще год-другой, а что касается офицеров добровольческого резерва, там штат коммандеров очень мал, и я не слышал, чтобы за последнее время кто-нибудь умирал. Кроме того, если речь идет о полугодовом повышении, это не может быть временное звание.
Мотор катера был запущен, и мы отправились обратно на корабль. Команда изрядно повеселилась, когда мы поднимались на борт – мокрые, грязные и с единственной маленькой рыбкой в качестве улова. Но все оказалось правдой. Проблема старшинства для операции «Розовый сад» была решена именно таким способом.
Примерно через месяц я сидел на ковре из мягкого вереска в небольшой впадине между двумя горами на Фарерских островах. Внизу я видел зеркальную поверхность фьорда – его длина составляла около шести миль, а ширина на всем протяжении нигде не превышала три четверти мили. Часть, обращенная к югу, сияла и переливалась всеми оттенками золота, отражая полуденное солнце. Северная половина имела яркий, насыщенный цвет, как и безоблачное голубое небо над ней. Ничего не было слышно – только легкий ветерок чуть тревожил вереск – что было довольно необычно, чаще всего ветры здесь бывали очень сильными. Периодически над горами по другую сторону фьорда появлялись клочья разорванных северо-восточным ветром облаков и устремлялись куда-то вдаль по чистому небу, отбрасывая бесформенные тени на спокойное зеркало воды.
Далеко внизу стояли мои корабли. «Шикари» возглавлял колонну. За ним расположились три эсминца, направленные флотом метрополии, – «Метеор», «Ориби» и «Оппортун», дальше – остальные эсминцы класса S – «Сардоникс», «Сейбр», «Саладин» и «Скимитар». Всего в операции «Розовый сад» принимало участие восемь эсминцев. Более 1800 человек – серьезная команда! Но на сердце у меня было тяжело. Операция «Розовый сад» потерпела неудачу, и на мне лежала обязанность сообщить командующему флотом Западных Подходов, что продолжать ее нет никакого смысла. Возможно, я полез в горы именно для того, чтобы найти уединение и спокойно подумать обо всем. Нас разбил вовсе не противник – самым страшным врагом оказалась погода. Но как сказать адмиралу, что мои усилия с треском провалились? Прежде чем достать из кармана карандаш и листок бумаги, предусмотрительно захваченные с собой, чтобы составить черновик письма, я закурил трубку и глубоко задумался. Перед моим мысленным взором проходили события последних недель.
Ровно три недели назад мы прибыли в Галфьорд – пять эсминцев вошли в гавань, чтобы выполнить серьезную работу.
Еще следуя по узкому входу, мы увидели три эсминца, уже стоящие на якорях. Мой старшина-сигнальщик извлек небольшой сине-белый флаг. Этот флаг, вернее треугольный флажок, обычно у нас, в группе флота Западных Подходов, не использовался. Зато он пробуждал ностальгические воспоминания о предвоенной подготовке, когда море казалось непрекращающимся праздником и по нему не рыскали «волчьи стаи» немецких подводных лодок.
– Что это у вас, сигнальщик? – спросил я.
– Вымпел старшего офицера, сэр.
– Вы же знаете, что мы им не пользуемся.
– Но на флотских эсминцах этого не знают, сэр. Вчера я обнаружил, что у нас такого нет, и сделал его сам.
– Хорошо, старшина, пусть висит, пока мы здесь.
Я задумался. На флотских эсминцах не знают, что у нас на Западных Подходах обычно корабли становятся на якорь независимо друг от друга. Так принято не только потому, что наши якорные стоянки обычно настолько перегружены, что просто невозможно найти достаточно большой свободный участок, чтобы все корабли группы стали вместе друг за другом. Дело в том, что в группах обычно имеются корабли самых разных типов и размеров, снабженные разными якорями и якорными цепями, так что постановка на якорь в одном месте зачастую не только опасна, но и невозможна. В дополнение к этому существовала и техническая причина, по которой корабли не становились на якорь всей флотилией вместе. Когда якоря начинают опускаться одновременно, корабли обычно еще двигаются вперед, и цепь может задеть не слишком прочный купол, в котором размещается асдик. В отличие от фрегатов, корветов и траулеров, на эсминцах асдик может быть втянут внутрь корпуса. А значит, нет никакой причины, мешающей нам стать на якорь всем вместе – флотилией.
– Сигнальщик, группа будет располагаться флотилией. Передайте всем и проверьте, чтобы не забыли поднять купола асдиков. Лучше послать помощника боцмана за еще одним сигнальщиком на мостик. Вам он понадобится.
Вскоре на нок-реях затрепетали ярко расцвеченные флаги: на нашей – приказ, на других – ответ. Сигнальщики передавали информацию о постановке на якорь и скорости «Шикари», чтобы корабли, следующие за ним, сохраняли свою позицию. Мы подошли к выбранному месту стоянки. Так, теперь помедленнее – мы настолько снизили ход, что почти не создавали волны. Стоп машины! Царившее вокруг спокойствие казалось даже странным. Раздавался только гул больших вентиляторов, гнавших воздух в котельные отделения, а привычное к этому ухо его не слышит. Еще один сигнал – вымпелы упали, и пять якорей одновременно погрузились в глубокую прозрачную воду.
– Сигнальщик, запросите «Метеор» – какого роста их капитан?
– Около шести футов, сэр.
– Мне придется занять вашу каюту для совещания. В моей высота только пять футов девять дюймов.
– С радостью!
Тот день оказался последним, когда мне довелось испытывать что-то приятное. Уже на следующий день поступило сообщение с самолета об обнаружении немецкой подводной лодки, мы немедленно вышли в море – даже раньше, чем получили соответствующий приказ командующего. По спокойной воде под прикрытием берега мы двигались со скоростью 25 узлов. Вслед за «Шикари» шел «Метеор» – на наш взгляд, он был просто огромным. Обойдя мыс, «Шикари» буквально утонул в первой же волне, захлестнувшей нас в открытой Атлантике. Нам пришлось немедленно снизить скорость, испытывая закономерные опасения, что «Метеор» может нас протаранить, однако он тоже пошел заметно медленнее. Когда он поднимался на очередной волне, я мог созерцать и его мостик, и пластины обшивки киля. Восемь эсминцев, которые еще несколько минут назад были компактной, упорядоченной боевой единицей, теперь оказались разбросанными на довольно обширном пространстве. Килевая и бортовая качка, взлеты и падения на волнах создавали впечатление, что корабли отплясывают некий странный, безумный танец, при этом периодически поливая себя фонтанами воды. Когда они проваливались между волнами – видны были только мачты, иногда верхушки дымовых труб. Затем невидимая сила выбрасывала их на гребень волны, обнажая всю носовую часть, словно корабль на секунду оказался в сухом доке, а в это время по бортам с палуб стекали бурные потоки пенящейся воды.
