Анатолий Гончар - Шейх
— Да, пожалуй, это будет правильное решение, — Шамиль последнее время привык высказывать свои мысли вслух. Постоянное затворничество, вынужденная ограниченность общения постепенно давали себя знать. — Вот так прямо сразу завтра и выступлю, пусть снимают. Вот только надо будет передать Келоеву: пусть притащит ко мне этих тележурналистов.
Шамиль улыбнулся и, погрузившись в свои мысли, надолго закрыл глаза.
Старший прапорщик Ефимов.Сергей ждал до последнего. Ждал, когда из глубины леса вылезет как можно больше бандитов. Ждал, когда они, настороженно озираясь, подтянутся к окопам, и только тогда нажал спусковой крючок. Пулемёт вздрогнул, затрясся, выдохнув из себя десятки пуль. Вставшие на их пути люди падали, оказавшиеся в стороне с криками убегали в лес, но и там многих настигли возжелавшие крови маленькие смертоносные жала. Загремели ответные выстрелы. Засвистел вокруг свинец.
Прекратив стрелять, Сергей подхватил пулемёт и, низко пригнувшись, рванул в сторону базы, надеясь пройти достаточно далеко, чтобы затем атаковать противника с тыла. В какой-то миг Ефимову показалось, что ему удастся совершить этот манёвр незаметно от врага, но в момент, когда он устремился к очередному укрытию, словно злой волшебник наслал нескончаемый порыв ветра и сдёрнул покров тумана, до того окутывавшего поле боя…
Ибрагим Келоев.Всё же Ибрагим не был настолько беспечен, чтобы не оставить у себя в тылу нескольких наблюдателей. Беспечность проявили другие — эти самые прикрывающие тыл боевики. Когда туман начал сгущаться, все три наблюдателя сошлись в одном месте. Да ладно бы сошлись, так ещё вместо того, чтобы вести наблюдение, вслушиваться в расстилающийся вокруг лес, они, если и вслушивались, так только в звуки доносящегося боя. Когда действо неоправданно затянулось, измученные ожиданием моджахеды и вовсе, притулившись друг к другу, начали травить боевые байки. Конечно, моджахед не должен говорить лишних слов, но когда изнываешь от безделья, да ещё к тебе начинают подползать неизвестные страхи, нет ничего лучше, как подбодрить себя весёлой или поучительной историей. Боевики старались говорить тихо, и произносимые ими слова тут же терялись в окружающем тумане, но когда туман внезапно рассеялся…
Лечо.Пулемётная очередь рубанула из тумана как из тьмы преисподней. Праздновавший уже свою победу Лечо, не добежав двух шагов до бруствера, рухнул на землю. Рядом повалился Набоб — наёмник — тридцатипятилетний опытный воин, воевавший уже не первый год и побывавший не на одной войне. Ещё кто-то застонал у них за спиной. Впрочем, лежащему на сырой почве, Лечо было не до чужих стонов и криков, он сам задыхался от пронзившей тело боли. Ноги мелко-мелко дрожали, а срывающимися ногтями Лечо загребал сырую глину, словно пытаясь таким образом ухватить ускользающую жизнь.
Группа капитана Гуревича.— Только дёрнись! — ствол автомата стоявшего перед ними спецназовца плавно покачивался, переходя с одной застывшей фигуры на другую. Справа — слева, чуть отступив назад, стояло ещё двое русских, тем самым лишая перепугавшихся моджахедов любой попытки к сопротивлению.
— Лицом в землю! Руки за голову! Живо! — пауза ожидания. — Стволы! — и уже кто-то, шагнув вперёд, забирает лежащее рядом с бандитами оружие. И новая команда:
— Связать! — вовсе не озабочиваясь обыском. К чему, если руки бандитов крепко и умело связаны за спиной, да к тому же притянуты к ногам?!
— Тыл, ко мне! — команда по радиостанции, и когда тыловая тройка явилась на зов, очередное приказание: — Этих троих по одному, вот туда! — левая рука Гуревича указала в направлении ручья. Команды он отдавал тихо, но отчётливо, чтобы не повторять дважды. — Предположительно справа база, занять позицию так, чтобы одновременно прикрывать наш тыл и вести наблюдение за базой. — И когда уже разведчики ухватились за первого боевика: — Мочить всех!
О том, чтобы не разевать варежку, Игорь говорить не стал. Сами знают, да и эти связанные боевики в качестве примера только на пользу, как яркое подтверждение утери бдительности. И новая команда, уже опять отдаваемая в эфире:
— Начинаем движение. Второй, третий — занять позиции на флангах. Открытие огня по моей команде!
И группа, на ходу разворачиваясь в цепь, соответствующую отражению нападения противника с фронта, выдвинулась в направлении продолжающегося боя.
Ваха.— Слева! — Ваха довольно быстро сумел сориентироваться и направить огонь своих моджахедов в нужную сторону. Пулемёт умолк.
— Сдох! — обрадовано воскликнул моджахед, но налетевший порыв ветра вмиг развеял клочья заблудившегося во тьме тумана, и глазам не верящего в происходящее Вахи предстала выплывшая из тумана фигура русского. Помощник Ибрагима вскинул автомат, но было уже поздно: спецназовец упал за небольшой, укрывающий от глаз взгорок.
— В плен, взять в плен! — закричал Ваха, чаша терпения которого переполнилась окончательно.
Старший прапорщик Ефимов.Всё же одна из пуль, распоров материал горки, чиркнула по лопатке и, оставив на спине старшего прапорщика длинную полосу, полетела дальше. Поморщившись, Сергей отполз чуть в сторону и, вкинув пулемёт, быстро нашёл цель. Белой искрой мелькнула отлетающая от дерева щепка, и прижавшийся к его стволу бандит раскрыл рот в беззвучном крике. Палец на спусковом крючке убитого непроизвольно сжался, и автомат выпустил длинную, постепенно уходящую в небеса очередь, подаваясь назад и опрокидывая своего хозяина на спину. А Ефимов уже выискал новую цель, и пулемёт снова забасил, оглашая окружающий лес своим демоническим хохотом. Вокруг вовсю резвились вражеские пули, прижимая Сергея к земле, отрезая от покинутых, оставленных окопов. Поняв, что отойти ему не дадут, Ефимов выложил перед собой гранату и взглянул на пулемётную ленту.
«Не густо!» — заключил он с таким явным сожалением, будто ожидал, что там могло что-то прибавиться. А стрельба со стороны противника только нарастала. Сергей почти физически чувствовал, как бандиты перебегают по лесу, всё ближе и ближе подбираясь и окружая противостоящего им спецназовца. В их действиях Ефимову виделся только один положительный момент: похоже, бандиты пока оставили попытки захватить окопы и сосредоточили свои усилия на столь безрассудно покинувшем их спецназовце.
— Эй, спец, сдавайся! — в голосе кричавшего не было уверенности одержавшего победу врага. Сергей это понял сразу и ухмыльнулся.
— Не дождётесь! — зло процедил он, мысленно матеря и «этих уродов» и «туман», столь подпортивший ему вылазку и самого себя за то, что прежде, чем предпринять это действие, не пробежался по окопам и не проверил наличие оставшихся патронов в пулемёте Тушина. Вот только хватило бы у него на это времени?
— Сдавайся, и ты умрёшь легко! — похоже, говоривший уже понял, что сдаваться никто не собирается.
Эх, если бы у Сергея были лишние патроны, он бы ответил длинной очередью, а так приходилось выжидать удобного момента. Пользуясь укрытием, Ефимов сместился вправо и ещё к тому же повернул вправо и ствол пулемёта. И он угадал: выскочивших во фланг боевиков смело градом ударивших им навстречу пуль, но и Сергей почувствовал, как его предплечье обожгло болью. Рукав начал заполняться кровью. Взгляд опять коснулся ленты — кургузого отрезка — в пятнадцать — двадцать патронов. Рука непроизвольно снова потянулась к гранате.
Ваха.— Какого шайтана ты всё ещё возишься? — радиостанция Вахи ожила голосом Ибрагима. — Добей сукина сына! Попинай его труп, — Ибрагим позволил себе шутку, — и возьми мне, наконец, остальных. — Последние слова Келоев буквально проорал в едва выдержавший такой напор микрофон.
— Сделаем! — Ваха даже самому себе не признался бы, что обрадовался такому приказу. В злобе появившаяся мысль взять русского живьём уже обошлась его моджахедам в три трупа, а спец всё ещё продолжал сопротивляться. Но отмена собственных приказов — это проявление слабости, а проявлять слабость Ваха не собирался. Так что команда Ибрагима поскорее покончить с наглым спецом поступила как нельзя вовремя: — ВОГами огонь!
Старший прапорщик Ефимов.Из всех криков, раздававшихся в лесу, Сергей смог вычленить и понять только одно слово — «ВОГи». И почти тут же вокруг залопались разрывы, брызнули мелкие осколки и понеслись во все стороны, срубая остатки небольшого кустарника, вминаясь в неподатливую древесину деревьев, впиваясь своими рваными краями в мягкую человеческую плоть. Под прикрытием плотного огня противник подбирался всё ближе. Терять стало нечего…
«Олеся, прости! — прошептали потрескавшиеся губы, перед глазами возник улыбающийся сынишка, а вот навстречу, распахнув ручонки для объятий, бежит дочурка…. Не увидеть… никогда… никогда больше… — нет, так неправильно, так не должно быть!»
