Вадим Полищук - Зенитчик-2
— Здорово, дед. Немцы на хуторе есть?
— Не, никого нету. Наши вчера еще до полудня убёгли, а германцы не задерживаясь проехали. Вот когда тыловики ихние нагрянут, тогда да.
— А ты откуда знаешь?
— Так ведь не первый раз. Полтора года назад точно так же было. Сначала одни прошли, потом другие приехали. И окруженцы, вроде тебя, тоже месяц еще ходили, в окна стучали, а германцы тыловые их отлавливали.
Похоже, опытный мне попался дедок. И разговорчивый.
— А дверь ночью на стук открывать не боишься?
— На такой не боюсь. Когда так стучат — помощи просить будут. Вот когда в дверь прикладами колотят и выломать ее грозятся, вот тогда да, страшно.
— А мне поможешь?
Дед покосился на ствол автомата.
— Чем смогу.
— Я ногу зашиб, хожу плохо, мне бы дня два-три отлежаться…
— Не, не, не. В дом не пущу. Германцы нагрянут, и тебя, и меня со старухой, и сноху с внучатами, всех повесят. Ты чуть дальше пройди, там амбар ничейный, в нем схоронись. Туда никто не ходит. А я тебе сейчас чего поесть соображу. Голодный, небось?
— Голодный, с позавчерашнего вечера не ел. А дом на окраине по этой причине пустой?
— По этой. Да и не только он, — даже в темноте было заметно, как дед помрачнел. — И людишки на хуторе тоже разные есть. Ладно, жди.
Дед исчез в доме, закрыв, но не заперев дверь. Вернулся быстро, как будто все у него было готово заранее. А может, и вправду заранее подготовился к таким визитам.
Дверь скрипнула, и на пороге появился дед с нашим армейским котелком.
— На, ешь. И вот еще.
Дел сунул мне полбуханки черного хлеба. Хлеб был явно заводской, а не домашней выпечки.
— А это откуда? — спросил я, набивая рот хлебом и цедя через край котелка еще не остывшую болтушку на ржаной муке.
— Хлебопекарня у нас стояла. А как германцы на дороге появились, они еле утечь успели. Все побросали: и готовый хлеб, и то, что в печи, и тесто. А мы разобрали по домам.
— Вояки хреновы.
Мы уже который день на сухарях сидим, а где-то, оказывается, хлебопекарни работают. Куда только их продукция девается?
— Да какие там вояки, — не поддержал меня дед, — наполовину бабы, наполовину нестроевщина, чуть меня помоложе, и лейтенант мордатый. Вот и все войско.
— Слушай, дед, а две машины с пушками на прицепе вчера утром через ваш хутор не проезжали? Пушки на четырех колесах…
— Нет, не проезжали, — дед на секунду задумался, вспоминая. — Точно не проезжали.
Значит, это не та дорога. Или батарее не удалось проскочить. Хотелось бы думать, что первое.
— А водички во флягу не нальешь, лучше горячей.
— Ради тебя одного греть не стану, но чугунок в печи еще не остыл вроде.
На этот раз дед отсутствовал дольше, когда он вернулся, я уже прикончил и хлеб, и болтушку.
— На, держи, — дед протянул мне теплую флягу, которую я тут же спрятал между телогрейкой и гимнастеркой в качестве грелки. — А хлеб весь слопал? Так и знал. Надо было на день что-нибудь оставить. Вот, возьми и радуйся, что у меня сейчас много.
Дед отдал мне еще полбуханки.
— Как тебя зовут-то, дед?
— Евграфычем. Ступай в амбар, следующей ночью я тебе еще чего принесу.
— Спасибо, Евграфыч.
— Бывай, солдат.
Старик забрал котелок, закрыл дверь и лязгнул запором. А я вспомнил, что на радостях, да увидев жратву, автомат даже на предохранитель не поставил.
Минут через пять моего хода я вышел к указанному дедом амбару. Из двух створок ворот уцелела только одна. А в остальном настоящая ловушка: выход только один, стены достаточно еще прочные, чтобы их выломать. Можно попробовать поискать другой выход через чердак, но не в моем состоянии. Однако дневать в снегу и под открытым небом было выше моих сил, здесь хоть от ветра есть защита и старая солома на полу. Я зарылся в кучу прелой соломы. От фляги под ватником разливалось приятное тепло, желудок был полон. Незаметно я провалился в сон.
Разбудил меня шум моторов. Мгновенно очнувшись от сна, какой уж тут сон, я подполз к воротам и осторожно выглянул наружу. Через хутор тянулась колонна немецкой артиллерийской части. Выскакивать из амбара было поздно, передние тягачи уже выходили с моей стороны, и оставалось до них не больше сотни метров. Я бросил взгляд на дорогу и внизу живота мгновенно образовался кусок льда. Евграфыч был прав — в амбар никто из хуторян действительно не заглядывал. До меня. А сейчас от дороги к воротам по снегу тянулась четкая цепочка следов. Моих следов.
Передний тягач, рыча и лязгая, неотвратимо приближался к месту, где я свернул с дороги. Пятьдесят метров, двадцать, десять. Я подтащил к себе ППШ, оттянул затвор и поставил переводчик на автоматический огонь. Как только остановятся — начну первым. Тягач доехал до моих следов, чуть притормозил и… Перевалив через дорожную колдобину поддал газу. То же самое проделали и остальные. И плевать было фрицам на какие-то там следы, ведущие в старый амбар.
Когда последний тягач отъехал на пару сотен метров, я отвинтил крышку фляги и залпом выдул сразу половину. Потом стер со лба выступивший пот и попытался осмыслить произошедшее. Во-первых, надо быть осторожнее и продумывать каждый шаг, любую мелочь. Во-вторых, передвижение немцев по своим тылам явление абсолютно естественное, и видеть мне их придется, очевидно, неоднократно. Поэтому при каждом их появлении не надо хвататься за автомат, пока нет непосредственной опасности обнаружения. Кстати. Щелк, кланц, диск на место. Что там третье? Ах, да, артиллерийский дивизион для моей поимки останавливаться не станет, даже если меня заметят. У него другие задачи, более важные, чем поимка одного русского в своих тылах.
Чтобы успокоиться, решил разобрать доставшуюся мне сумку. Вытянул ремешок и открыл. Так, что тут у нас? Компас? Хорошо. Перочинный нож? Отлично! С шилом, с отверткой, даже с ножницами! И непременный штопор сбоку прилепился. Карта! Я торопливо развернул лист. Оперативная обстановка на девятнадцатое февраля к сегодняшнему дню уже безнадежно устарела — слишком многое изменилось. Затем нашел на карте свое нынешнее место и место вчерашнего боя. Надо было правее брать. А так получалось, что вместо северо-востока двинул почти строго на север. Ладно, теперь при наличии карты ориентироваться будет проще.
Из внутренностей сумки я извлек невзрачные серые корочки. НКВД-СССР, УДОСТОВЕРЕНИЕ. Та-ак, интересно. Открываем. Это не то, ага, вот. Оперуполномоченный особ. отд. Откуда? ЮЗФ. И что бы здесь делал оперуполномоченный особого отдела, да еще из штаба Юго-Западного фронта? А вот и ответ — командировочное предписание. Что-то номер части больно знакомый, где-то я его уже видел… Да это же штаб нашего корпуса! Но если он приехал в штаб, то как его сюда занесло? Получается, что ехал он не в штаб, а уже из штаба в сторону фронта. Ехал, ехал, а навстречу немецкие танки. Водитель бьет по тормозам, сидящий справа впереди успевает выпрыгнуть, водителю мешает рулевая колонка, а у сидящих сзади шансов спастись и вовсе нет. Ладно, эту загадку мне все равно не разгадать. Отложил документы в сторону и продолжил обследование сумки.
Треугольнички с номером полевой почты. Личные письма. Совать в них нос не стал, отложил к документам. Запустил руку в сумку, нащупал какую-то тряпку и потащил ее наружу. Но раньше тряпки из нее вывалилась зеленая сигаретная пачка с иностранной надписью. Я аж подскочил. Но после внимательного рассмотрения, надписей в черной рамочке «Минздрав предупреждает…» или «Smoking kills» не обнаружилось. Да и весь дизайн пачки был достаточно старомодным, относящимся скорее к первой половине двадцатого века, то есть вполне современным. Черным в оранжевом круге было написано «LUCKY STRIKE», ниже и мельче «It's toasted». Союзнички, ленд-лиз. Пачка была нераспечатанной. Видимо, попала к особисту случайно и для особого же случая он ее хранил.
Тряпкой оказалось вафельное полотенце. Кроме него нашлись круглая коробка с зубным порошком, целлулоидная мыльница с обмылком, расческа, зубная щетка, опасная бритва, маленький стаканчик, чашечка для взбивания пены и помазок. Мыльно-рыльные я решил оставить себе, а документы и письма надо бы передать куда надо, не то погибший так и будет пропавшим без вести числиться. И те, кто с ним ехал тоже. С другой стороны, таскать с собой такую телегу… Позже придумаю что-нибудь. Я запихал все, кроме писем и документов, обратно в сумку. Надо бы ногу посмотреть.
Осмотр ничего нового не принес. Огромный иссиня-черный синяк, по краям просто синий с желтоватым ободком. Лечение: покой и теплые компрессы. Где их только взять? Зря мерз, снимая штаны и сапог с правой ноги. Едва успел сапог натянуть, как опять послышался шум моторов. На этот раз немцы задержались на хуторе. Из открытых ворот было видно, как фигуры в мышастых шинелях несколько раз мелькнули во дворах крайних домов, в том числе и во дворе Евграфыча. Через полчаса, по моим внутренним часам, колонна вытянулась из хутора. Штаб какой-то в сопровождении тяжелых броневиков. По крайней мере, колонна состояла в основном из автобусов, легковушек и утыканных антеннами грузовиков. Ее проезд я воспринял спокойнее и за автомат уже не хватался.
