Александр Скоков - На всех была одна судьба
В 1943 году, после прорыва блокады, началось прямое движение поездов на Шлиссельбург по «огненному коридору» – на некоторых участках по составам била прямой наводкой немецкая артиллерия, бригады поездов несли потери. И все-таки после постройки свайного моста через Неву в районе Шлиссельбурга это была постоянная железнодорожная связь с Большой землей, что впоследствии немало способствовало полному освобождению Ленинграда.
Рельсосварочный поезд прибыл в депо Варшавского вокзала. Начались нелегкие будни для нее – инженера, ответственного за организацию работ. Недели, месяцы проходили в разъездах – сроки восстановления путей, поврежденных при бомбежках, артобстрелах, были жесткие, срыв не допускался. От состояния путей зависело продвижение воинских составов. Те, кто работал в войну в системе путей сообщения, знают, какой порядок был тогда на железной дороге.
Летучки выезжали в район восстановления дороги, «вооруженные» рельсосварочными, шлифовальными агрегатами, другой техникой. Обеспечение всеми необходимыми материалами, их доставка, учет работ – все это легло на плечи молодого инженера. Коллектив рельсосварочной «летучки» возглавлял опытный железнодорожник Н. Желнин. Он-то и помогал Клавдии Гавриловне в ее становлении как специалиста, способного найти выход из самой сложной ситуации.
Случались и длительные командировки – в 1944 году посылали в Тамбов за сварочной машиной, так необходимой здесь, в полосе фронта. Рельсовые плети варили из кусков, обломков, грузили на платформы и отправляли на участки, где велось восстановление пути. За день напряженного труда удавалось подготовить рельсы для укладки километра на три.
Работа дорожников тяжелая, изнурительная – требовалось организовать более-менее полноценное питание. Клавдии Гавриловне приходилось заниматься и этим – хлеб, овощи получали в нынешнем магазине «Стрела», что на Измайловском. Немалые трудности были и с жильем. После прибытия рельсосварочного поезда в Ленинград путейцев разместили во флигеле на Обводном, а потом, в начале 1944 года, перевели в дом № 16 на 13-й Красноармейской. Бомба, упавшая во дворе, повредила здание – требовался ремонт, и рабочие, техники, инженеры, все вместе общими усилиями восстанавливали жилье. На шестой этаж, наиболее пострадавший и требовавший восстановления, поднимали песок, кирпичи, цемент, доски…
В сущности, это было семейное общежитие на 24 комнаты – детворы больше, чем взрослых. Жили дружно, как одна семья. Вставали рано, в шестом часу, по Измайловскому шли на работу: от 13-й Красноармейской до депо – рукой подать. Идти по чистому, тщательно подметенному проспекту было одно удовольствие. Дворники следили за порядком, да и сами жители не позволяли себе бросить на тротуар окурок, бумажку…
В 1944 году, после снятия блокады, началось восстановление Октябрьской магистрали. Наступил наконец день, когда впервые, после долгих месяцев блокады, прибыл долгожданный поезд из Москвы. В этом событии была доля труда и Клавдии Гавриловны Сидельниковой.
9 мая с утра по Измайловскому к Дворцовой шли и шли взрослые, дети, военные – строем и в одиночку… Казалось, сам весенний воздух был наполнен радостью, счастьем, ликованием… Сколько мук, страданий, голодных, холодных дней и ночей пришлось вынести каждому ради этого майского утра!
И началась мирная жизнь с ее радостями и повседневными заботами. В 1948 году Клавдия вышла замуж за Егора Ивановича – тоже путейца, мастера. Но «оседлой» жизни было мало: началась электрификация железных дорог – снова поездки, командировки. Эстония, Латвия, Литва, Мурманское направление, да еще учеба в ЛИИЖТе…
Окна комнаты Клавдии Гавриловны выходят в сторону Измайловского собора, окна кухни – на Неву. Окна той самой квартиры, отремонтированной их молодыми руками в начале 1944 года. В праздничные вечера отсюда, с высоты шестого этажа, хорошо видны всполохи салютов.
И вспоминается тот майский, победный Салют, с которого началась долгожданная мирная жизнь.
ИМЕННЫЕ ЧАСЫ
Летом 1941 года, отучившись год в ремесленном училище, что на Крюковом канале, собирался шестнадцатилетний Ваня Макаренков на каникулы – к себе на родину, на Смоленщину. Оттуда был он направлен в Ленинград учиться на столяра-станочника. Для промышленности страны Советов требовались молодые рабочие руки, и ехали по направлениям из глубинки в крупные города сельские подростки. Вместо отдыха, леса, речки – отрады сельских мальчишек – повезли их летом 1941 года под Стрельну рыть окопы. Группами по 25 человек с руководителем добирались утром на трамвае до Сосновой поляны, дальше пешком. На полный день – до 5 часов вечера. К труду Ваня был приучен с детства; хотя грунт был легкий, песок (траншеи шли в сторону Финского залива), все же к вечеру тело наливалось усталостью, каждый бросок лопатой давался с трудом. Но раз другие кидают – негоже отставать и тебе.
Фронт приближался стремительно, начались бомбежки. Макаренков попал в группу курсантов – пожарных по тушению «зажигалок». Бомбы встречали во всеоружии – наготове бочки с песком, щипцы. В сентябре в один из массовых налетов ему удалось сбросить с крыши 5 «зажигалок». Вместе с двумя ребятами Макаренков был награжден именными часами. (Впоследствии эти часы выручили его в голодную зиму 1941–1942 годов.) Преподаватель, руководивший действиями ребят, тоже был отмечен – получил костюм.
За год ребята уже научились кое-чему по плотницкой части. Послали их на завод – сбивали ящики для полевых телефонных аппаратов. Формировались новые дивизии, полки – для их материально-технического обеспечения требовалось многое. И все это в условиях фронтового города, под бомбежками, обстрелами.
Питание курсантов было получше, чем у других жителей блокадного Ленинграда. Вначале столовая была развернута в ближнем кинотеатре, пока туда не угодил снаряд. На заводе в учебных мастерских выполняли различные заказы, все для военных нужд, в том числе и волокуши для пулеметов. Обходились простым инструментом: лучковая пила, фуганок, молоток…
2 января 1942 года ремесленное училище – а это 900 человек – отправилось в эвакуацию. С Финляндского по железной дороге до Ладожского озера, потом погрузка в автомашины. В путь тронулись утром и на середине озера попали под бомбежку. Головная машина, где находился директор с документами, ушла под лед. Ребята кинулись врассыпную от ледовой дороги, где рвались бомбы; сверху били немецкие пулеметы… До Кобоны добирались по льду пешком. Первый привал был, как у многих ленинградцев, добравшихся до восточного берега, в холодной, открытой ладожским ветрам, церкви. Там, в Кобоне, и расстался Ваня с именными часами, получив взамен две буханки хлеба и ведро картошки, – не так уж много на пятерых голодных друзей-мальчишек.
Транспорт выделялся только для перевозки вооружений, продовольствия, воинских частей. Курсанты училища преодолевали расстояние от Кобоны до Тихвина в свирепые январские холода почти месяц. Они брели от поселка к поселку, от деревни к деревне. К вечеру, останавливаясь на ночевку, обращались в сельсовет – их размещали по избам. А утром – снова в путь. С каждым днем сил становилось меньше, ослабевших оставляли в деревнях до поправки. В Ижевск – конечный пункт назначения – из 900 человек добрались только 118.
Ленинградцев подселили к ребятам из местного ремесленного училища и сразу направили на работу. Ижевск по праву считался оружейным цехом страны – здесь производилась значительная часть стрелкового оружия, поступавшего на фронт. Изготовление прикладов для винтовок, автоматов – дело непростое, столярам хватало работы… Через год, в январе 1943-го, Макаренкова призвали в армию. Путь новобранцев лежал на восток.
Япония после Халхин-Гола не осмеливалась начать военные действия против СССР, но угроза нападения оставалась – советскому командованию приходилось держать на Востоке определенную часть войск. Здесь же были развернуты учебные полки, готовившие специалистов для вооруженных сил. В одном из них, насчитывавшем до 18 тысяч человек, обучался Макаренков минометному делу. Службу начинал в Хабаровске, в отдельном зенитном дивизионе. С началом военных действий против милитаристской Японии прошел путь с нашими войсками до Харбина, участвовал в его освобождении. С окончанием войны – снова Ленинград, ставший близким, родным после всего пережитого. И эти места – Крюков канал, Фонтанка, Измайловский проспект – заветные места Ленинграда-Петербурга – стали его малой родиной.
А бывая за городом, проезжая в электричке на Ломоносов, отыскивает он взглядом те лощины, высотки, через которые тянулись траншеи к Финскому заливу… Всё сравнялось, загладилось, заросло – осталась память.
Как сохранить ее для нынешних и будущих мальчишек – память о тех, кому было шестнадцать в далеком 1941-м?..
НА ПЕРЕКРЕСТКАХ БЛОКАДНОГО ГОРОДА
