Алекс Берн - Сезон охоты на Охотника
Вот глухой удар от упавшего на багажник тела: это стоявший сзади „бык“. Он прекрасно видел Сергея, и потому первая пуля пошла в него. Вторая очередь из „Кипариса“ наверняка досталась второму „быку“. Третья, скорее всего, попала в Юру: Лавров услышал звук ударивших в дверцу машины пуль. Последняя досталась Гире: Лавров услышал его крик ярости, когда Гиря бросился на Сергея, и глухой стук головы об асфальт, когда веер пуль отбросил старого вора в законе, поставив точку на его воровской карьере.
Потом наступила тишина, и Лавров на четвереньках выполз из машины. У стены в луже крови ничком лежал Рустам. Кейса рядом с ним не было. Лавров подошел к нему и перевернул тело на спину. Мертв.
— Все, доигрался тонкий химик! — пробормотал с ноткой сожаления Лавров и направился к лежавшему навзничь Гире. Присел рядом, пошарил в кармане пиджака, нашел ключ от наручников и с облегчением избавился от браслета. Потом услышал стон и поднял голову. На асфальте, прислонившись к дверце машины, сидел Юра и с гримасой боли на лице пытался дотянуться до лежащего недалеко пистолета. На его белой рубашке расплывались два красных пятна. Он бормотал: „Вот козел, ну козел, — директорию перекрыл, дебил!“
Лавров пинком отбросил пистолет. И крайне неудачно: тот со стуком исчез в прорези решетки водостока. Юра удивленно взглянул на Лаврова: наверное, подумал, что Лавров это сделал специально. Потом закрыл глаза и отключился.
Из-за поворота показалась машина „скорой помощи“. Лавров остановил ее, показал обалдело взиравшим на поле боя водителю и врачу служебное удостоверение и отрывисто сказал:
— С той стороны машины — раненый, Остальным уже не поможешь. Быстро везите его в реанимацию, а то не дотянет…
Едва „скорая“ умчалась, увозя раненого Юру, как послышались сирены милицейских машин. Лавров подошел к „линкольну“ и пошарил на полу возле водительского места. Так и есть! Пистолет валялся под сиденьем. Лавров глянул на номер и присвистнул. Точно, это его табельное оружие! Выходит, в водосток он отправил пистолет Юры? От сердца немного отлегло: Лавров боялся, что Юра стрелял в Рустама из его, Лаврова, табельного оружия. Правда, теперь придется объяснять, как Юрин пистолет оказался в ливневой канализации. Или не вдаваться в подробности?
Из подъехавших патрульных машин выскочили милиционеры в бронежилетах и с автоматами.
— Бросить оружие! Лечь лицом вниз! Быстро!
„Опять все по новой!“ — подумал с тоской Лавров, плюхаясь на асфальт. Закончится когда-нибудь этот дурацкий день?!
19 августа 1994 года, 23.20.
Люди Сучкова, ведшие наблюдение за рестораном „Тропикаль“, зафиксировали въезд во внутренний двор старого грузового „рафика“. Никаких подозрений он не вызвал: в „рафике“ обычно привозили продукты в кухню ресторана.
Машина въехала в ворота небольшой пристройки, крытой гофрированным стальным листом, и оказалась недоступной для наблюдения. Поэтому люди Сучкова не отметили в рапорте, что на „рафике“ в „Тропикаль“ прибыл Охотник. Зато это отметил человек Хладова, известный под псевдонимом „Бобер“. Именно с ним и столкнулся в приемной Хладова Никифоров и именно его пристроил через бармена подсобником в „Тропикаль“.
Его первый рабочий день подходил к концу. Бобер на славу потрудился сегодня: в подвале уже стояла водочная коробка с бутылками, заправленными напитком особого рода, и Бобер имел все основания полагать, что его первый рабочий день в „Тропикале“ станет и последним.
Он подошел разгружать „рафик“ и нос к носу столкнулся с вылезавшим оттуда Охотником. Охотник взглянул на Бобра и отвернулся. Но Бобер почувствовал, что привлек внимание Охотника. Долгие годы работы на Контору выработали у Бобра обостренное чувство опасности. И сейчас он почувствовал, что ему следует как можно скорее исчезнуть. Он в бешеном темпе разгрузил машину и побежал к бармену.
Охотник тем временем направился в кабинет Рубинчика. Пинком открыл дверь и раздраженно спросил:
— Какого черта?
— Что случилось? — настороженно спросил Рубинчик, доставая из холодильника бутылку пива. — Ты не принес деньги?
— Все в порядке! — заверил Охотник. — Твоя доля денег со мной.
Он с наслаждением выпил залпом почти всю бутылку и вдруг спросил:
— Это что за новый алкаш у тебя ящики таскает?
— А-а! — махнул рукой Рубинчик. — Тимофеич опять в запое! Пришлось нанять другого, временно. Ну не с улицы, конечно! Он с рекомендацией!
— Знаю я ваши рекомендации! — проворчал Охотник, допивая пиво. — И вообще, я же просил до одиннадцати закрыть ресторан. Сейчас уже почти двенадцать, а у тебя народу больше, чем людей!
— Да тут только одна обслуга осталась! — заверил Рубинчик. — Сейчас всех отправлю, в сауне попотеем, пивка выпьем!
— Насчет сауны не знаю, а вот попотеть мне сегодня точно придется! — мрачно ответил Охотник.
20 августа 1994 года, 0.10.
Бобер предупредил бармена, что уходит.
— Хозяину покажись! — посоветовал бармен.
— Некогда, а то на метро опоздаю! — отмахнулся Бобер. — Да, когда тот тип будет в сауне, позвонишь по телефону, который я тебе дал, понял?
— Понял! — с готовностью кивнул бармен. Чего же не понять: хозяина и его гостя группа захвата будет брать тепленькими и разомлевшими в сауне.
Бобер выскочил из ресторана, но пошел не в сторону метро, а свернул в ближайший переулок. Там был припаркован старый потертый микроавтобус „рафик“. Бобер залез внутрь, удобно расположился на маленьком диванчике, взял трубку мобильного телефона. Набрал номер и доложил:
— Это Бобер. Объект прибыл.
Голос Хладова глухо ответил:
— Понял. Действуй по плану.
Бобер положил трубку на диван и устало потянулся. Потом достал из полиэтиленового пакета, который прихватил с собой из ресторана, бутылку ледяного пива. Открыл, отхлебнул, с наслаждением закурил и стал ждать звонка.
20 августа 1994 года, 0.25.
Рубинчик и Охотник сидели в предбаннике сауны. Вошел бармен, поставил ведерко со льдом, из которого торчали горлышки пивных бутылок и поднос с вареными раками, накрытыми салфеткой.
— Кто еще остался? — спросил Рубинчик.
— Только секьюрити! — сообщил бармен.
— Тогда свободен! — распорядился Рубинчик.
Бармен вернулся в бар. По дороге ему встретился охранник, направлявшийся в туалет. Он сказал бармену:
— Пошел уже? Подожди, сейчас за тобой дверь закрою.
— Иди-иди слей! — махнул рукой бармен. — Мне еще позвонить надо!
Охранник скрылся за дверью туалета. Бармен снял трубку телефона, набрал номер и сказал:
— Они оба в сауне.
— Хорошо! — ответил голос из трубки. — Дождись группы захвата. Все.
— Понял! — ответил бармен. Он положил трубку, достал сигарету и поднес к ней зажигалку.
В этот момент сидящий в фургончике Бобер сказал:
— Аминь!
И нажал красную кнопку на маленькой черной коробочке с проводом, подсоединенным к автомобильной антенне.
Бармен не так и не успел закурить последнюю в своей жизни сигарету. Последнее, что он услышал, — звук сливаемой из бачка воды, донесшийся через открытую дверь туалета. И почти одновременно увидел, как пол становится дыбом, а из обломков бетона и паркета выбивается пламя. Это было последнее, что он увидел в своей жизни. И еще успел подумать, что группы захвата, пожалуй, не будет.
20 августа 1994 года, 0.35.
Никифоров уже спал, когда его разбудил телефонный звонок. Это был Сучков.
— „Тропикаль“ десять минут назад взлетел на воздух! — возбуждено сообщил Сучков.
Никифоров несколько минут молчал, осмысливая услышанное.
— Виктор Петрович, вы все поняли? — осведомился Сучков.
— Да-да! — очнулся Никифоров. — Что там сейчас?
— Приехали пожарные, „скорая помощь“. Внутри сильный пожар. Судя по всему, разрушены перекрытия двух верхних этажей над рестораном. Какие будут указания?
— Продолжайте наблюдение. Если начнут выносить тела, проведите опознание.
— Понял.
Никифоров положил трубку, еще несколько минут посидел, осмысливая ситуацию. Мелькнула мысль, что снова накрылись выходные, — мелькнула и пропала. Никифоров наконец вышел из состояния оцепенения и позвонил Хладову. Хладов был у себя в кабинете. Никифоров доложил о взрыве „Тропикаля“.
— Опять криминальные разборки! — прокомментировал Хладов ситуацию. — Этот хозяин „Тропикаля“
Рубинчик — еще тот тип. Виктор Петрович, сразу с утра — ко мне на доклад! Обсудим ситуацию. А пока отдыхайте.
Но сон уже пропал. Никифоров отправился на кухню, налил в кастрюльку молока и поставил греть на плиту. Стакан теплого молока он всегда использовал вместо снотворного. Пока молоко грелось, Никифоров размышлял о возможном развитии событий.
