Алексей Авдеев - Там помнят о нас
Этим же взрывом тяжело ранило Бажанова. Десятки мелких осколков впились ему в лицо, в грудь, в живот. Когда мы подбежали к командиру, он был весь в крови и ничего не видел.
Лыжника Алексея Александровича Моргунова похоронили близ деревни Ельня. Долго стояли у свежего холмика.
Неожиданная, трагическая смерть Алексея потрясла нас. Мы не находили себе места. Много раз Моргунов бывал на опасных заданиях, неоднократно смерть следовала за ним по пятам, однако все кончалось благополучно. А тут такой нелепый случай оборвал еще одну молодую жизнь!..
Вечером 19 июля на «железку» готовилась идти группа Голохматова в составе Келишева, Широкова, Иванова, Секачева, Сосульникова, Мокропуло, Домашнева, Ерофеева и Горошко. Противопехотную мину, которую использовал в качестве взрывателя и иницирующего заряда, Николай брать не захотел.
— К черту эти старые коробки! Будем рвать активным способом петардой! — решительно заявил он.
— А не заметят охранники? Ведь петарду придется монтировать на головке рельса, совсем открыто? — спросил Иванов.
Голохматов нахмурился, помолчал.
— Не лучше ли зажигательной трубкой, Коля? — предложил Иван Келишев.
— Ладно. Решим на месте.
Когда группа выстроилась для получения обычного инструктажа перед уходом на боевое задание, я внимательно посмотрел на каждого и сказал:
— Товарищи, на «железку» вы идете, наверное, последний раз. Скоро домой. Не забывайте об этом и будьте предельно осторожными. Помните о тяжело раненном командире отряда и о больных товарищах. Им потребуется ваша помощь, и особенно когда будем переходить линию фронта. Я не приказываю. Я прошу вас быть осторожными… Возвращайтесь все целыми и невредимыми. Желаю успеха.
Они молчали. Лица их были суровы и строги.
В полночь до лагеря долетел грохот мощного взрыва.
Вернувшись с задания, Голохматов доложил, что в километре от деревни Шаховцы, где густой кустарник подходил к самой насыпи железной дороги, они скрытно подползли к «железке». Перебили охрану из карабинов с насадками. Заложили три 152-миллиметровых артиллерийских снаряда и килограммовый иницирующий заряд тола. Когда увидели приближающийся поезд, подожгли запальную трубку, предварительно рассчитав длину бикфордова шнура. Взрыв произошел немного раньше — метрах в пяти-шести от паровоза. Локомотив влетел в огромную воронку. Вагоны нажали на тендер, паровоз развернуло, он замер поперек полотна, загородив обе колеи. Налезая друг на друга, вагоны образовали огромный завал.
Вечером в лес пришли наши друзья из деревни Шаховцы. Они рассказали, что во время крушения разбились двенадцать классных вагонов, в которых ехали немецкие солдаты и офицеры. Это был шестнадцатый по счету воинский эшелон противника, подорванный нами в треугольнике железных дорог Смоленск — Витебск — Орша.
Домой
Последний день в лесном лагере, близ деревни Ельня, прошел в хлопотах и сборах: проверяли и чистили оружие, подгоняли снаряжение, стирали и латали одежду, чинили обувь, которая так износилась, что держалась, как говорят, на честном слове. Мылись, стриглись. Кое-кто сбрил бороды, но не все: решили в Москве появиться «настоящими» партизанами. Особенно солидными бородачами выглядели Николай Ананьев и Георгий Иванов.
Разговоры велись чаще о том: какой стала Москва? Кто нас там встретит? К кому в гости пойдем прежде всего? Москвичей больше волновали их семьи: все ли живы? Как они живут? Ведь Москву не раз бомбили за это время. Стараясь успокоиться и скрыть тоску по дому, переходили на шутки, веселые разговоры.
Для раненого командира отряда достали верховую лошадь. Бажанов хотя и мог немного ходить самостоятельно, но ничего не видел, на глазах у него постоянно была темная повязка.
Покидая Смоленщину, мы хорошо знали, что в глубокий тыл противника пробирались и еще будут пробираться многие отряды и оперативные группы омсбоновцев, как бы сменяя нас. Боевая эстафета. Знали мы и о том, что, кроме омсбоновцев, в тылу врага действуют отряды, разведывательно-оперативные группы и другие подразделения частей и соединений Красной Армии, а также партийное и комсомольское подполье. Да и мы не собирались долго задерживаться в Москве. Нам бы только подлечиться, отдохнуть немного, перевооружиться и снова в бой…
20 марта отряд «Особые» выехал из Москвы в составе тридцати семи человек. Теперь нас было двадцать четыре, кроме принятых на месте.
Поздним вечером 28 июля 1942 года мы покинули свой последний лесной лагерь и двинулись в сторону линии фронта.
Наш путь снова лежал через железнодорожную магистраль Смоленск Витебск и шоссе того же названия. Но теперь переход через эти коммуникации врага не казался нам таким трудным и опасным, как это было в конце марта, когда мы следовали на боевое задание с огромным грузом, не зная пути и обстановки вокруг. Сейчас мы шли налегке, под нами не было глубокого снега, демаскирующего нас и долго сохраняющего следы. Это было уже хорошо. А то, что мы шли домой, удваивало наши силы!
Впереди отрядной колонны (на зрительную связь) шли пять разведчиков. За ними ехал капитан Бажанов в сопровождении четырех партизан. Затем двигалось основное ядро отряда. В арьергарде группа прикрытия из трех автоматчиков. Ручной пулемет в центре. За отрядом следовала колонна (двести восемьдесят человек) мужчин призывного возраста, принятых нами из сборного лагеря, чтобы переправить за линию фронта и там передать в военкомат. До железнодорожной магистрали Смоленск — Витебск эту колонну сопровождала сводная группа из пятнадцати партизан. Они должны были помочь нам перевести этих людей через сильно охраняемую железную дорогу.
Вооруженных кольями, топорами, лопатами «допризывников» пустили за группой прорыва. Шоссе перешли с ходу и без шума. Когда приблизились к насыпи «железки», охрана открыла беспорядочный, но сильный огонь. Стреляя, мы двинулись на насыпь. «Допризывники», размахивая своим подсобным оружием, заорали и завопили так, что раскатистое эхо покатилось над ночным лесом подобну грому. Со стороны можно было подумать, что на штурм насыпи идет гораздо больше людей, чем их было на самом деле. Увидев лавину орущих людей, охрана дрогнула, прекратила огонь, бежала. Неистово и долго хлестали пулеметным огнем только сторожевые вышки, оказавшиеся у нас на флангах.
Успешно пройдя опасный участок, мы углубились в лес. Остановились. Проверили наличие людей. Четверо «допризывников» оказались ранеными, но, к счастью, легко. В нашем отряде и в группе сопровождавших нас партизан все люди были налицо.
Опасаясь налета вражеской авиации, которую могла вызвать охрана, мы решили не останавливаться на дневку вблизи «железки», а уйти от нее как можно дальше.
Шли до тех пор, пока люди не стали валиться с ног от усталости. Особенно трудно приходилось раненым и больным. Не раз нам приходилось на руках переносить их через болотистые участки пути.
Остаток дня провели в чаще леса, не зажигая костров и маскируясь в непроходимых зарослях. Сидя в укрытии, мы видели, как вражеские самолеты зло обстреливали и бомбили лес, и радовались, что удалось ввести фашистов в заблуждение. Не ограничившись полетами авиации, каратели послали по нашим следам пешие отряды. Об этом мы догадались по взрывам мин, которые оставил наш арьергард. Первый сильный взрыв услышали перед вечером. Минут через двадцать прогрохотала вторая мина. Видимо, напоровшись на мины и понеся потери, каратели прекратили преследование. Тем более что день кончался.
Четверо партизан, сопровождавших нас, были уроженцами мест, по которым мы сейчас проходили. Они помогли нам разработать маршрут перехода через линию фронта. Фронт тянулся заболоченными низинами и тихим лесом. Это значило, рассуждали мы, что там нет больших сил неприятеля.
После обеда распрощались с партизанами-проводниками. И, пользуясь тем, что нас окружал лес, надежно укрывавший от вражеской авиации, решили тронуться в путь еще до захода солнца…
На Большую землю вышли перед рассветом 30 июля, преодолев труднопроходимое, топкое болото. Вышли без единого выстрела. О том, что линия фронта осталась у нас за спиной, догадались по частой ружейной и пулеметной пальбе, вдруг вспыхнувшей там, где мы совсем недавно находились. Наверное, на наши следы наткнулись вражеские поисковые группы и решили настичь нас огнем. Но мы прибавили шагу и ушли невредимыми.
С трудом верилось, что оккупированная гитлеровцами сторона наконец осталась позади. Теперь можно было и не прятаться. Однако на этот раз (в силу привычки, что ли) на дневку остановились не в деревне, а близ нее, в лесу.
Впервые со дня ухода в глубокий тыл противника мы провели ночь под крышей дома в деревне Большие Черкасы.
На следующее утро Бажанова в сопровождении Вергуна, Рогожина и Мокропуло отправили вперед, чтобы поскорее передать командира в руки опытных врачей. Сами двинулись следом за ними пешим ходом.
