Юрий Пересунько - Военные приключения. Выпуск 5
Николай бросился к вертолету Сташенкова. Нагнулся и оторвал от бака магнитную прицепку — металлическую коробку с часовым механизмом.
К Николаю подошел царандой[2], выполняющий роль переводчика. Поцокал языком, выругался по-своему. Сказал:
— Душманы, покарай их аллах.
— Очень уж юные душманы, — грустно усмехнулся Николай.
— Мы его поймаем и накажем.
Подошел староста с капитаном ХАД[3]. Капитан сказал что-то царандою, и тот устремился в толпу.
Пацанов от вертолета словно ветром сдуло.
Николай отдал мину капитану.
— А ты спрашивал, какой навар мы будем иметь, — услышал Николай ироничный голос Савочки. — Мы им пироги и пышки, а они нам мины да шишки.
— Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит, — констатировал Мезенцев.
«И верно, — подумал Николай. — Сколько мы сюда уже привезли, сколько за них жизней положили, а они все равно нас оккупантами считают. И попробуй переубедить их».
Минут через пять царандой притащил за руку упирающегося, в слезах, «диверсанта». Халат распахнут и сполз с плеч, обнажив острые лопатки и выпирающие, казалось, просвечивающие сквозь кожу ребра.
— Вот он, — и встряхнул перед Николаем. — Что прикажете с ним сделать?
— Задавить, как клопа вонючего, — высказался Сташенков. — Его, гаденыша, от голода спасают, а он — мины…
Сквозь толпу к ним протиснулась женщина в кремовой блузке. Остановилась, сверкая глазищами, как разъяренная волчица, готовая броситься на тех, кто взял ее волчонка.
— Ваш? — спросил Николай.
Женщина вздрогнула, мотнула головой и что-то сказала по-своему.
— Говорит, нет, — перевел царандой. — Но требует отпустить, он, мол, ничего еще не понимает.
— В десять лет не понимает, что такое мина? — И наклонился к мальчику: — Кто дал тебе эту «игрушку»? За что ты хотел меня убить? Разве я чем-то тебя обидел?
Царандой заговорил с пацаном, и тот снова захныкал. Потом сквозь слезы рассказал: его заставил моджахед. Обещал много афгани. А если не сделает, то убьет его мать, братьев и сестер.
— А где у него отец?
— Погиб в восемьдесят втором.
«Вот и ответ, почему они нам «мины да шишки», — мысленно возразил Николай Савочке. — И тут ничего не поделаешь».
— Отпустите его, — сказал Николай царандою. Тот непонимающе уставился на советского начальника.
— Его надо расстрелять.
— Отпустите, — повторил Николай и помог освободить ручонку мальчика.
Женщина в кремовой блузке все это время наблюдала за ним. Но вот сзади к ней подошел симпатичный молодой мужчина с черной бородкой, положил на плечо руку; она обернулась, и на лице ее Николай прочитал удивление и радость. Она схватила мужчину за руку и увлекла в толпу.
А вот его, красавца с короткой черной бородкой, Николай узнал.
…Он совершал свой первый боевой вылет. За инструктора с ним летел майор Сташенков, провоевавший здесь уже более полугода. Состояние было необычное: страха Николай не испытывал, а все тело было напряжено до предела: в глазах пощипывало, в ушах звенело. И вертолет гудел приглушенно, шел над долиной осторожно, крадучись, делая змейки влево и вправо. Куда ни глянешь, ни души. Люди прячутся, подстерегают друг друга из засад, потому приходится вести вертолет над самой землей вдоль быстрой и бурливой речушки, зажатой с обеих сторон каменистыми берегами. Слева и справа возвышались громады гор, отполированные ветрами и ливнями. Лишь у подножия виднелись хиленькие кустики с причудливо закрученными ветвями. Летчики звали эту долину Долиной привидений, но майор Сташенков сказал, что здесь самое тихое место в Афганистане: недалеко наша граница, места труднопроходимые, и душманы предпочитают южные и восточные караванные тропы. Но случается, появляются и здесь. Вот и несет вертолетная эскадрилья досмотровую службу вдоль долины, помогая Народной армии Афганистана перехватывать пришельцев с оружием из Пакистана и других недружественных стран.
Они возвращались уже домой, когда Сташенков вдруг наклонился вперед и стал пристально смотреть на землю.
— Что там? — Николай тоже окинул долину беглым взглядом, но ничего, кроме серых валунов вдоль речки, не увидел.
— Вы не обратили внимания вон на те валуны, что лежат на взгорке? Когда туда летели?
Николай пожал плечами:
— Их тут столько…
— По-моему, они не там лежали, вон у тех деревцев.
— Не помню, — откровенно признался Николай.
— А ну-ка давайте сделаем кружок, и чесаните из пулемета, над головами. Для острастки.
Николай прибавил «шаг-газ» и, описав с набором высоты дугу, направил нос машины прямо на валуны. Метров со ста нажал на гашетку. Снаряды кучно ударили у валунов, подняв фонтанчики пыли.
И один валун вдруг ожил, обратился в человечье обличье и метнулся к деревьям.
— Ух ты! — поразился Николай, выводя вертолет из снижения.
— «Ноль семьдесят второй», прикрой, захожу на посадку, — скомандовал ведомому Сташенков и взял управление на себя.
— Осторожно, командир, с той стороны может быть засада, — предупредил ведомый.
— Может быть. Потому и прошу — прикрой, — властно потребовал Сташенков.
Они не ошиблись: едва вертолет стал заходить на посадку, с южного берега из-за каменных глыб сверкнули огненные трассы. Били, по крайней мере, с трех точек.
— Садиться нельзя! — крикнул Николай и взглядом указал на противоположный берег: — Стреляют.
— Следите вон за теми, — недовольно оборвал Сташенков и передал в отсек: — Группе захвата приготовиться к высадке. Хватать — и сразу в кабину!
— Давайте сделаем кружок, пугнем стреляющих.
— Я инструктор, и я — командир! Уберите руки с управления.
Сташенков был прав: хотя по должности он находился в подчинении Николая, в полете являлся инструктором и за все нес ответственность. Но решение его Николай считал неверным: вертолет прикрытия один ничего не сделает — при маневре, как только он прекратит стрельбу, душманы могут ударить по приземлившемуся из гранатомета, да и крупнокалиберный пулемет достанет.
— Тогда заходите так, чтобы в случае чего я мог стрелять из пулемета и НУРСами[4].
Сташенков скривился, как от зубной боли — только советов ему не хватало, он никогда не придавал должного значения тактике, верил только в силу мастерства и смекалки; но на этот раз все-таки послушал Николая, развернул вертолет носом к южному берегу и пошел на посадку.
Ведомый в это время поливал душманов огнем из носового пулемета, а когда стал разворачиваться, открыли стрельбу борттехник и бортмеханик. Трассы из-за камней погасли — душманы залегли, и достать их за глыбами было не так-то просто.
Николай снял пулемет со стопора и нацелил на самый большой валун, откуда сверкнула первая трасса. Боковым зрением увидел троих мужчин в белых чалмах и серых халатах — как раз под цвет камней, — бежавших к реке. Пришлось перенацелиться и стрелять перед ними. Душманы залегли.
Послышался толчок колес о землю, и шестеро наших десантников вихрем метнулись к залегшим.
Из-за валунов снова блеснули огоньки. Николай дал по ним длинную очередь.
Вертолет ведомого снова вышел на боевой курс и ударил неуправляемыми ракетными снарядами. Дым и пыль скрыли на время убежища душманов и огневые точки. А когда смрад стал редеть, из отсека крикнули:
— Пошел, командир, все в порядке!
Вертолет взревел и, оторвавшись от земли, круто взял вправо, подальше от душманов. Ведомый догнал его и пристроился в правый пеленг.
Минуты через две к кабине летчиков протиснулся командир группы захвата старший сержант и доложил:
— Товарищ майор, захвачены трое неизвестных. Один мертвый, убит при перестрелке. У всех в сумках, кроме фисташковых орехов, ничего не обнаружено.
У Николая по коже пробежал холодок: «А если мирные жители?.. Почему тогда стреляли с южной стороны?.. И кто убил одного?.. Я стрелял не по ним, а перед ними, чтобы заставить залечь. Из группы захвата вообще никто не стрелял… Значит, провокация? Но с какой целью?..»
Вопросов много, и дадут ли ответ задержанные? Ранее, слышал Николай, бывали случаи, когда афганские дехкане переправлялись с той, мятежной, стороны за орехами, но чтобы их прикрывали огнем крупнокалиберных пулеметов, такого не случалось. А если фотокорреспонденты, кинорепортеры все засняли и поднимут шум, как советские вертолетчики расправляются с мирными жителями, собирающими фисташковые орехи? И попробуй оправдаться. Дехкане, разумеется, могли и не знать, что за ними охотятся с фотокамерой, и убили одного свои же… Но как, в таком случае, следовало поступить экипажу и десантникам? Появившиеся в долине люди конечно же не дехкане — зачем им было прятаться, маскироваться? Зачем убегать? И как было не стрелять, когда из-за укрытий по вертолетам бил крупнокалиберный пулемет?..
