Михаил Федотов - Разведка продолжает поиск
Обрывком жакетки прикрыл Нине лицо и побрел дальше.
Когда догнал своих, нас прижали снаряды и мины. Торопливо выползли из-под огня и бросились к Быстрикам. На околице встретил нас Прокоп Кириллов, бригадный разведчик, и передал приказ комбрига: всем отрядам сосредоточиться возле этой деревни. На опушке леса мы должны были занять оборону, чтобы не пропустить противника к Западной Двине.
К Быстрикам (там разместился штаб бригады) в одиночку и группами брели измотанные боями партизаны, многие с повязками, пропитанными кровью.
Вдруг я увидел Ивана Попова. Он, широко улыбаясь, бежал ко мне. Командир был несказанно рад, что ребята из моей группы хоть и поцарапаны, но все же живы! Но, видно, командир по моему виду понял, что у меня что-то случилось.
— Что с тобой? — он окинул меня вопросительным взглядом.
— Нину убили… — выдавил я, и какой-то сухой колючий комок застрял в горле. Хочу заплакать, но никак не могу.
Не прожила сестра и двадцати лет, считай, ничего в жизни не видела, кроме нищеты и голода. Пока на огороде вырастет картошка и созреет ячмень, сидели на щавеле да лебеде. А к учебе стремилась, и перед войной окончила семилетку, вступила в комсомол. Веселая была, общительная, любила петь и танцевать. Что скажу я матери, если выживу, если придется встретиться? Не выполнил я ее просьбу, не уберег Нину…
Друзья-разведчики сочувствовали моему горю, а мне казалось, легче было бы, если бы они молчали, не тревожили душу. Она и так разрывалась на части.
Мысленно пытался успокоить себя: тоже мне разведчик, нюни распустил! Что, разве только твоя сестра погибла? Ты же видел, сколько было сегодня смертей! Да и сам уцелел чудом… А ведь это, видно, только начало тяжелых, кровопролитных боев. Гитлеровцы со всех сторон обложили партизанскую зону.
Снова подошел Попов вместе с политруком Григорием Скориковым. На его лице ни кровинки, хоть и не ранен, только полушубок партизанской выделки иссечен осколками и пулями. Глубоко переживал Григорий гибель своих людей:
— Лучше бы и я там, со всеми…
— Ну, за дело, хлопцы, — как бы приказал Попов. — Хватит хандрить. Пошли, Михаил, к ребятам. Там с ними один Гусаков остался. Может, и ты с нами, Гриша? — обратился он к Скорикову.
— Пойду к комиссару…
Остатки нашего отряда занимали вторую линию обороны на опушке леса между Глыбочкой и Быстриками. Люди измотанные, усталые, голодные, мокрые, многие раненые, но все — в боевой готовности. Враг в любую минуту мог появиться перед нами. Слева, в направлении Усвицы, уже разгорелся жаркий бой. Это возле Западной Двины, там наши три отряда занимали оборону. Неужели гитлеровцы атаковали их? Это же почти в тылу… Тогда разведке прибавится работы.
Неожиданно по нас ударили пулеметы и автоматы. Гитлеровская разведка передовым подразделением подошла вплотную к партизанской обороне и с ходу вступила в бой. Старая тактика противника: небольшими группами автоматчиков просачиваться в тыл или на фланги и сеять панику. Вот и сейчас они появились перед нашей жиденькой обороной. Мы тоже открыли огонь и заставили фашистов залечь.
Вдруг смотрю: через поляну, справа от нас, бежит группа прямо на отрог леса, в котором засела вражеская разведка. Впереди Григорий Скориков. Мы поняли: политрук ведет партизан, чтобы ударить в тыл преследователям. Для нас с Поповым это было неожиданным: только что разговаривали с Григорием, видели, в каком он был подавленном состоянии…
Внезапно фашисты повернули весь огонь на группу Скорикова. Григорий как бежал, так, будто споткнувшись, и упал, лежит недвижимо. К нему подползла медсестра Фруза Морозова, пытается помочь, но тут же отползает к своим. Значит… В этот момент командир отделения Петр Морозов подхватывается и увлекает за собой группу, но через минуту сам неловко оседает в снег. К нему бросается Фруза, пытается поднять его, тормошит, а затем опускает мужа наземь так же медленно и осторожно, как и политрука.
Чтобы поддержать залегшую группу, мы открыли сильный огонь и позволили оставшимся в живых партизанам отползти назад. Еще двое убито, четверо ранено.
Юный разведчик
Особенно врезалось в память, как был ранен мой старый знакомый Виктор Пузиков, юный разведчик-партизан из отряда имени К. Е. Ворошилова. Его ранило на моих глазах…
Боевая судьба свела меня с Виктором — задорным, неунывающим юношей — осенью 1943 года, когда я с группой партизан возвратился из «треугольника». Тогда мы довольно часто беспокоили гитлеровцев на железной и шоссейной дорогах между Полоцком и Оболью. В то время командование нашей бригады создало во всех отрядах специальные группы, постоянно проводившие диверсии. Они подрывали вражеские эшелоны, шедшие в сторону Витебска или возвращавшиеся в свой тыл, минировали шоссе, по которому интенсивно продвигались войска противника. Отдельные группы ходили и на так называемую «свободную охоту», то есть по своему усмотрению делали засады и наносили неожиданные удары по врагу, в наиболее уязвимых местах ставили мины и подрывали автомашины. Иногда на заблаговременно поставленных минах подрывались и поезда. Словом, вели активную оборону — так тогда называли этот метод на военном языке.
Из-за Западной Двины к железной дороге путь не близкий. Однажды наша группа пошла на операцию с партизанами отряда имени К. Е. Ворошилова. Еще в начале пути я обратил внимание на паренька редкой смекалки, отлично ориентировавшегося на местности. Было ясно, что ему тут знакомы каждая кочка, каждый кустик и овражек, и я проникся к нему уважением и доверием. Познакомились, разговорились. И он, Виктор Пузиков, рассказал, как стал партизаном.
Родом Виктор из деревни Мостище, что неподалеку от Оболи. В сорок первом учился в Обольской средней школе, окончил шесть классов, а тут война. Вскоре сюда пришли оккупанты, начали устанавливать «новый порядок». Он, четырнадцатилетний паренек, часто бывал на станции Оболь, впервые увидел там составы с танками, автомашинами и артиллерией. Все это враг перебрасывал к фронту. А рядом по шоссе двигались колонны пехоты, ехали длинные отряды велосипедистов, на бешеной скорости проносились мотоциклисты. Сердце подростка сжималось от ненависти к фашистам. Было тяжело на душе, переживал, что так неожиданно оборвалась учеба в школе, что не успел вступить в комсомол…
Однажды утром увидел на своей улице полицаев из Оболи. Они шныряли по огородам, собирая какие-то серые бумажки. Один из таких листочков у самого забора заметил и Виктор, схватил его и, скомкав, спрятал в карман. Когда же полицейские ушли, он со своим младшим братом Степаном разгладили этот листок. Первое, что бросилось в глаза, это слова: «Смерть немецким оккупантам!» Как выяснилось, листовки ночью сбросил самолет. Они призывали советских людей подниматься на борьбу с фашистскими захватчиками — собирать оружие, создавать партизанские отряды и бить врага везде и всюду. «Пусть земля горит под ногами фашистских оккупантов!» — так заканчивалась листовка.
— Вот тогда я понял, — рассказывал мне Виктор во время нашего пути к «железке», — что надо делать. В первую очередь, значит, собирать оружие. Мы так со Степаном и сделали. Знали, где гремели бои, когда наши отступали, вот и направились в те места. За самое короткое время насобирали столько винтовок, автоматов, гранат и патронов, что ими можно было вооружить, как понимаю сейчас, целое партизанское отделение. Все это оружие и боеприпасы мы аккуратно почистили и спрятали в лесу, почти рядом с деревней Подоры, под кучами валежника.
От Виктора я узнал также, что всю зиму 1941/42 года он работал по хозяйству, помогал отцу. Скука, однообразие потянули паренька к знакомым ученикам, с которыми совсем недавно учился в школе. Они, старшие по возрасту, часто собирались на вечеринки — пели, танцевали, обсуждали разные страшные новости: того-то фашисты арестовали, того-то расстреляли, того-то повесили. Старшие товарищи обратили внимание на парнишку, не по годам смышленого и самостоятельного, потому-то и стали просить его позвать на вечеринку то одного, то другого старшеклассника и даже взрослых, а затем покараулить на улице, чтобы внезапно не зашел полицейский или кто-нибудь незнакомый.
Виктор, как говорится, исправно нес службу. Только потом он узнал, что так начинало действовать обольское подполье. А тогда, в первую военную зиму, он об этом не догадывался.
Вскоре в Оболи начались диверсии: взорвали водокачку, пустили под откос воинский эшелон, затем вспыхнул ярким факелом льнозавод. Оккупанты ответили на это массовыми арестами молодежи, проживающей в станционном поселке…
Осенью 1943 года в Мостище внезапно нагрянули гитлеровцы, схватили и погнали все население на земляные работы. Один из фашистских холуев проговорился, что под Невелем «красные» прорвали фронт, и поэтому надо рыть окопы, чтобы их остановить. Схваченных жителей согнали в длинный деревянный сарай недалеко от сожженного льнозавода. Здесь и томились они в ожидании отправки к фронту.
