Жиль Перро - Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха
Второй раунд выиграл Большой шеф. Но чем закончится их дуэль, пока неизвестно. Гиринг по-прежнему держит его в камере. А действовать Треппер сможет, только выбравшись из нее. Гиринг разрешил выдать Трепперу словарь, бумагу и карандаш. Днем в присутствии безучастного надзирателя, постоянно находившегося в камере, заключенный что-то писал. Разговаривать с ним было запрещено. Ночью охрана довольно часто нарушала запрет. До часу ночи молчали, но затем, когда все вокруг затихало, разговоры в камере затягивались до двух-трех часов утра. После этого надзиратель вытягивался на походной кровати и засыпал. Большой шеф ждал еще полчаса, затем приподнимал свою кровать и доставал бумажный рулончик, спрятанный в полой ножке кровати: свое донесение в Москву.
Оно начиналось с изложения подробностей. В последние месяцы Треппер передавал в Центр тревожные сообщения, с которыми там не считались. Необходимо было, чтобы на сей раз ему поверили. Это был последний шанс. Он тщательно изложил обстоятельства своего ареста (день недели, дату, место), описал, что происходило в тюрьме Френ и как он попал на улицу Соссе. Рассказал о каждой беседе (с кем, когда и где она происходила). Все это можно было проверить, если даже выдуманная им группа советской «контрразведки» была всего лишь пугалом, предназначенным для того, чтобы сбить спесь с Гиринга. Почти не сомневаясь, что Центр поверит в его арест, Треппер приводит далее список арестованных агентов и, главное, называет имена тех, чья принадлежность к сети, по утверждению Гиринга, уже установлена, и тех, кого только подозревают в этом. Наиболее значительная фигура среди них — Фернан Порьоль, руководитель радиослужбы партии. Треппер настоятельно рекомендовал ему скрыться как можно скорее.
Далее он объяснил, что такое Большая игра. Описал ее цель и привлеченные средства. В качестве иллюстрации к тому, что можно сделать с помощью нескольких завербованных «пианистов», он процитировал текст радиограмм, которые Гиринг столь любезно позволил ему прочесть, снабдив их комментариями начальника зондеркоманды. В конце он сообщал, что попытается бежать, и излагал несколько планов. Наиболее подходящим местом для этого ему представлялось кафе с двумя выходами, расположенное в конце бульвара Сен-Мишель.
На составление донесения ушло несколько ночей. Он мог работать над ним только с трех до шести часов утра, внимательно наблюдая за спящим охранником. Самым приятным из них оказался Берг, ведь алкоголь был для него сильнейшим снотворным; самым несносным — мобилизованный священник, употреблявший ночи своего дежурства на молитвы о спасении души заключенного.
Треппер написал донесение на идише, иврите и польском, перемешав языки насколько возможно. Если бы бумаги обнаружили, для расшифровки пришлось бы искать трех переводчиков: в любом случае это давало отсрочку на несколько часов. Нехитрая, но типичная для Большого шефа предосторожность; даже привязанный к столбу перед расстрелом, этот человек, наверное, размышлял бы, что делать, если все двенадцать пуль не заденут его.
Когда донесение было составлено, Треппер решил, что настало время попытать счастья в единоборстве с Гирингом. Большой шеф в своей жизни часто рисковал, но никогда еще опасность не была так велика.
Шеф зондеркоманды узнал, что первым звеном в цепи, ведущей к ФКП, была некая Жюльетта, старая активистка коммунистического движения. Она работала в торговавшей оптом кондитерской неподалеку от площади Шатле.
Но Гиринг решил послать к ней не Треппера, как тот надеялся, а Райхмана, брюссельского изготовителя фальшивых документов; более года назад он встречался с Жюльеттой. Большой шеф сказал эсэсовцу: «Зря потратите время. Она сделает вид, что не знает Райхмана».
Она действительно притворилась, что не знает его. Несколько месяцев назад Треппер приказал Жюльетте никого не принимать, кроме Каца и его самого. Любой другой посетитель должен был предъявить в качестве условного знака маленькую красную пуговицу. Гирингу и Райхману эта деталь была неизвестна.
Третий раунд снова выиграл Большой шеф. Гиринг и Вилли Берг отправляются в Берлин. По возвращении Берг усиленно склоняет Треппера к активному сотрудничеству. Тот отвечает, что сам только того и ждет, но его держат в камере и тем самым лишают этой возможности. Он был готов отправиться к Жюльетте, и не его вина, что Гиринг предпочел послать Райхмана. Он по-прежнему согласен помогать зондеркоманде, но пусть ему по меньшей мере дадут возможность обмануть пресловутую «контрразведку». Нужно, чтобы его снова увидели в тех местах, где он обычно появлялся, и было бы неплохо, если бы ему разрешили встретиться с некоторыми агентами. Берг отвечает, что он охотно согласился бы с этими условиями, но добавляет, что Гиринг на это не пойдет. Не столько из-за недоверия к Большому шефу, сколько опасаясь покушения на драгоценную жизнь заключенного. Гиринг убежден, что все боевые группы компартии получили приказ либо освободить Треппера, либо, убив его, закрыть ему рот.
Тогда Большой шеф предлагает послать к Жюльетте Хиллеля Каца.
Сообщение об аресте верного заместителя глубоко потрясло Треппера, и вместе с тем ему стало несколько легче. Боль была естественной реакцией, а чувство облегчения объяснялось исключительными качествами этого человека: с ним вести игру будет не так трудно, как в одиночку.
Кац, которого пытали, чтобы заставить говорить и принудить к сотрудничеству, с момента своего ареста повторял одно: «Мой шеф — Треппер. Он останется им до конца. Я буду делать только то, что велит мне он, и ничего другого». Было ясно, что он пойдет к Жюльетте только тогда, когда Большой шеф прикажет ему. Бергу удалось убедить Гиринга устроить им встречу. Треппер и его помощник увиделись впервые после 23 ноября. Кац был изуродован побоями.
Встреча была тщательно подготовлена двумя эсэсовцами и Треппером. Главная трудность состояла в том, что, в отличие от Треппера, Кац не говорил по-немецки, а Гиринг и Берг не знали французского.
Выход был предложен Большим шефом. Он сказал Бергу: «Вы немного понимаете идиш. Я буду разговаривать с Кацем на идиш, и вы увидите, что я вас не обманываю». Идиш, язык близкий немецкому, действительно был понятен немцу. Но в нем множество слов из иврита, и смысл их, разумеется, ясен только тому, кто говорит на этом языке.
Большой шеф произнес перед Кацем большую речь, уговаривая его подчиниться зондеркоманде; он приказал ему пойти к Жюльетте и дал множество советов якобы для того, чтобы она узнала его, но все это было не нужно, поскольку Жюльетта в любом случае приняла бы Каца. Треппер перемежал свою речь словами на иврите. Составленные вместе, они означали следующее: «Жюльетта должна отвечать, что попытается выйти на связь, но что ничего не обещает».
Кац вернулся с ответом, подсказанным Треппером.
Через восемь дней Гиринг снова послал его в кондитерскую. Следуя инструкции Треппера, Кац заявил, что ответ Жюльетты был таков: «Я нашла связного, но нужно, чтобы хозяин пришел сам».
Эти увертки и это требование очень тревожили Гиринга: нет ли здесь ловушки? Треппер заверил его: «Нет конечно! Просто их беспокоит мое внезапное исчезновение! Я уже устал вам повторять: если меня не увидят на улице, будет ясно, что я арестован, и вся наша операция закончится неудачей. Они уже наверняка что-то унюхали…»
Гирингу нельзя было отступать. Арестовав Большого шефа, он, в сущности, поставил на карту все. С помощью Треппера, если к тому же использовать партийный радиоканал, можно добиться абсолютного доверия к донесениям немцев, ведущих функшпиль… И наоборот, если станет известно о его аресте, Москве придется признать, что прежние опасения Треппера были оправданны. Тогда Центр начнет заново проверять, в каком положении оказалась разведывательная сеть, и это контрраследование неминуемо приведет к разоблачению завербованных «пианистов». Провал функшпиля и конец Большой игры будет неминуем.
Шеф зондеркоманды решился послать Треппера в кондитерскую. На этот раз весь квартал был оцеплен значительными силами полиции. Подразделения немецкой жандармерии в штатском заняли позиции на перекрестках, заблокировав выходы с площади Шатле. Охрана кондитерской и соседних объектов возложена была на агентов гестапо и их французских помощников.
Гиринг вручил заключенному текст, который Жюльетта должна была передать руководству ФКП, чтобы его радировали в Москву. Радиограмма была якобы составлена Большим шефом. В ней сообщалось, что сети был нанесен серьезный ущерб, но она не разгромлена. Треппер предлагал прервать связь c Москвой на месяц, пока не утихнет буря. Сигнал для возобновления связи должен быть передан из Центра — традиционная поздравительная радиограмма Большому шефу к Дню Красной Армии.
Месячный перерыв был находкой Треппера. Он убедил Гиринга, что Центр, привыкший к его осторожности, ждет предложений такого рода. В действительности арестованный хотел предоставить Москве время для проверки его донесения и заодно приостановить все инициативы со стороны зондеркоманды.
