Михель Гавен - Валькирия рейха
– Хелене!
– Господин офицер, куда вы?! – Лина крикнула летчику, который бежал к дому, – вы с ума сошли?
– Да помолчите вы, – одернул ее зло Кранц, – вы знаете, что нас ждет, если фрау Райч погибнет? Воду, воду давайте, – кричал он эсэсовцам. – Да поживее там!
Облившись водой, Эрих Хартман поднялся по стене на второй этаж, цепляясь за выступы камней. Каждое мгновение он рисковал сорваться в огонь. Оставшиеся внизу солдаты СС, слуги замка, сама Лина с детьми, затаив дыхание, следили за ним. Не выдержав, Лина зажмурилась. Сам он не думал о риске. Не позволял себе думать. Главное, там, внутри, была Хелене, и ее жизнь была в опасности. Внизу его пытались подстраховать, но сорвись он, ему уже никто бы не помог. Узнав о случившемся, в Паненске Брецани из Праги примчался сам гауляйтор Франк с многочисленной охраной. Пожар затихал, его тушили. И только в тех комнатах, где находилась Хелене, загоревшихся позже, он бушевал в полную силу. Медленно, но неуклонно Эрих приближался к пылающему окну. По приказу Франка эсэсовцы поливали весь этаж из пожарных шлангов, стараясь не задеть карабкающегося по стене человека. Про себя Эрих проклинал их: от их усердия камни становились скользкими, и он едва держался на них. А огонь все полыхал. Гауляйтор Франк осведомился о здоровье Лины и детей. Но все его помыслы были сосредоточены на спасении Райч. Он даже сник лицом от напряжения. «Еще бы, – подумала про себя Лина, – за Райч ему придется отвечать перед Герингом и перед фюрером…» Прижимая к себе детей, она наблюдала за отважным молодым летчиком, и сама не знала, желала она Райч спасения или нет. Не случись того, что произошло сегодня, она бы однозначно сказала – пусть исчезнет с лица Земли. Так продиктовало бы самолюбие оставленной жены, ненависть, копившаяся годами. Но сегодня Хелене Райч спасла ее детей. Как странно, что это оказалась именно она, проклятая ею, разбившая ее жизнь, обрекшая на позор после развода, который не состоялся, – Лина знала наверняка, – только потому, что Рейнхардт погиб. Нет, сегодня благодарность матери явно пересилила переживания обманутой жены. Она хотела, чтобы Райч спаслась. Она хотела бы взглянуть на нее вблизи. Что было в ней такого, ради чего Рейнхардт был готов бросить семью? И конечно, она хотела поблагодарить ее за спасение детей.
Добравшись наконец до окна детской спальни, где должна была находиться Хелене, Эрих выбил ногой перегородившую ему путь балку и спрыгнул в комнату. Здесь уже горели стены и паркет. Он оглянулся, ища взглядом Хелене. Ее не было. Дверь в соседнюю комнату была распахнута, и Эриху показалось, что он услышал доносящийся оттуда стон. Перепрыгивая через очаги пламени, он подбежал к двери, рискуя провалиться на первый этаж. Языки огня дохнули ему жаром в лицо, едва он переступил порог соседней комнаты. Сквозь дым он увидел Хелене. Закрыв глаза и задыхаясь, она стояла, схватившись одной рукой за тлеющий дубовый стол, другой – что-то прижимая к груди. Еще мгновение – и она упадет в пламя.
– Хелене! – забыв об опасности, он бросился к ней сквозь огонь. Не чувствуя ожогов, подхватил на руки и закрывая собой, вынес из пламени. Теперь – к окну, на подоконник. Тем же путем, которым она выводила детей. Хорошо, что хоть не убрали лестницу. Только бы не поскользнуться и не сорваться. Еще несколько ступеней… Крепкие руки солдат, посланных Кранцем, подхватили их обоих и вытащили на крышу. Только теперь он заметил, что мундир на нем обгорел, все тело ноет, из рук сочится кровь. Теряя сознание, он успел схватиться за плечо солдата, поддержавшего его, а очнулся уже в просторной, светлой комнате, на мягком, уютном диване, перевязанный и умытый.
Эрих никак не мог сообразить, где он находится. Впрочем, он и не собирался долго размышлять об этом. Первая его мысль была о Хелене – где она, как она. Он прислушался: из коридора доносились чьи-то голоса. Преодолевая боль, Эрих встал и вышел из комнаты. В конце коридора он увидел группу людей в военной форме. Они столпились вокруг какой-то двери и что-то обсуждали между собой. Среди них Эрих заметил генерала. Приблизившись, он узнал гауляйтора Богемии и Моравии Франка, вокруг него толпились штабисты. Все стало ясно: они в поместье Гейдриха, как оно там называется? Как-то вычурно.. А пожар? Эрих выглянул в окно. Пожар уже потушили. Остались только обугленные развалины. Жаль, портят весь пейзаж. А что они стоят под этой дверью? Быть может, там Хелене? Ну да, безусловно, там Хелене. Что с ней? Он подошел и отдал Франку честь. Вытянуться ему было тяжело, да группенфюрер и не требовал этого. Он дружески похлопал Эриха по плечу:
– Вы – герой, капитан, – сказал он и заботливо осведомился, – не сильно пострадали?
– Никак нет, герр гауляйтор, – стараясь говорить бодро, ответил Эрих.
– А вот ваш командир до сих пор не приходит в себя, – сокрушенно сообщил Франк, – мы уже начинаем беспокоиться. Вызвали из Праги врачей.
Действительно, рейхспротектор выглядел крайне озабоченным. Он уже представлял себе, как будет докладывать Герингу о случившемся. И что скажет ему рейхсмаршал. Дело точно дойдет до фюрера. Как неприятно. Вот уже два часа он мерил шагами коридор, стараясь унять волнение.
– Можно мне пройти к ней? – спросил Эрих. Что хочет этот капитан? Войти к Райч? Пусть войдет. Только чему это поможет? Придется докладывать Герингу, ох, придется… Сегодня там какое-то совещание, да еще день рождения рейхсмаршала. Ее точно хватятся, начнут искать. А тут еще эта Лина со своими претензиями. Напоет Гиммлеру. Как неприятно. Все одно к одному. И все из-за ее детей! Навязались на голову.
– Идите, капитан, – гауляйтор равнодушно махнул рукой и снова заходил взад-вперед по коридору. Эрих вошел к Хелене. Эта комната, вероятно, была предназначена для гостей, посещавших замок. Она была богато и нарядно убрана. Посередине стояла широкая кровать с алым пологом. На ней и лежала Хелене, укрытая расшитым шелковым одеялом. Рядом с ней на подушке он заметил обгоревшую фотографию, она сжимала ее в руке, когда он вынес ее из огня и не отпустила, даже потеряв сознание. Он понимал, почему эта фотография была ей так дорога: на ней что-то было написано знакомым ему почерком. Но сейчас он не испытывал ревности. Его наполняло чувство радостного удов-летворения, что это он ее спас, и с ней все благополучно. Когда он подошел, Хелене открыла глаза. «А говорят, она без сознания, – удивленно подумал он, – наверное, просто не хочет разговаривать с ними», – мелькнула догадка. Он присел на край кровати. Хелене внимательно посмотрела на него усталыми синими глазами и вдруг спросила:
– Пьешь?
Он даже улыбнулся, услышав ее вопрос. Нашла о чем спросить, когда они такое пережили. Но с оттенком шутливости в голосе ответил:
– Пью.
– Тебе надо бросить это, – серьезно сказала она, – ты губишь себя.
– Считай, что уже бросил, – он сдался без сопротивления. Глаза ее посветлели. Похоже, она улыбнулась про себя, но все также строго задала следующий вопрос:
– Как ты оказался здесь? Почему не в полку?
Ответить он не успел. Открылась дверь, и вошла фрау Гейдрих, как всегда гладко причесанная, чопорно застегнутая на все пуговицы от воротника до манжета, без толики косметики на лице – образцовая нацистская мать и вдова. Вся в черном. Эриху она показалась живым приговором, готовым пригвоздить виновного на месте. Взглянув на нее, Хелене приподнялась в постели, спрятала фотографию и попросила Эриха:
– Оставьте нас одних, капитан. Нам надо поговорить.
– Слушаюсь, госпожа полковник, – Эрих встал, склонив голову, щелкнул каблуками и вышел. Лина с удивлением и любопытством проводила его взглядом. По тому, с какой самоотверженностью капитан бросился спасать своего командира, она заподозрила, что причина его преданности коренится не только в уставных отношениях. Однако сейчас по холодно-сдержанному виду офицера нельзя было прочесть никаких сердечных тайн, он был подчиненным Райч – и не более. Но он молод и хорош собой – это Лина заметила сразу, еще на улице. Да и как можно было не заметить – просто красив. Где-то она уже видела это красивое, арийское лицо. Быть может, в газете? Сейчас уже не вспомнить. Лина молча приблизилась к кровати, на которой лежала Райч, придвинула кресло, села. Она не знала, с чего начать разговор. Начала с самого обычного:
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, теперь лучше, – просто ответила Райч. Лине неловко было открыто рассматривать летчицу. Но она не могла удержаться от соблазна – она впервые видела Райч близко. Когда-то она мечтала встретиться с ней, чтобы плюнуть в лицо. Но теперь, после того, что Райч сделала для нее, это было неуместно. Прежде Лина видела Райч только на фотографиях в газетах и на рекламных плакатах. Она была удивлена, обнаружив, что в жизни та была совсем другой. Правда, она никак не предполагала, что такие женщины могли привлекать Рейнхардта: бледная, тонкая, даже хрупкая, несмотря на профессию. Не похожа на могучую женщину-воительницу, какой ее всегда рисовала официальная пропаганда. Лине даже показалось, что она слишком худа. Сама фрау Гейдрих, которая всегда была в теле, могла поклясться, что это отнюдь не соответствовало вкусам ее супруга. Как, оказывается, она его плохо знала! Правда, у Райч красивые глаза, с немного восточным разрезом, густого фиалкового цвета, и как ни придирайся, она полна очаровательной женственности, которую не скрывает даже военный мундир. Наверное, она была великолепной любовницей, самозабвенной в постели и тем пленила страстную, неудержимую натуру Рейнхардта.
