Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой
— Обширная корреспонденция — сразу видно, что имеем дело с профессором, не то, что у меня, скромного сержанта, — притворно вздохнул рядом кто-то из подруг.
— Посмотрите, какое огромное письмище прислал мне мой папочка. — Женя приподняла за кончики большой лист, плотно исписанный с обеих сторон.
— Это тебе простыню прислали, а заодно решили кое-что написать на ней.
— Да нет, просто материальчик на сарафан папочка подкинул. Узнал, что у нас жарко, что паримся в гимнастерках, вот и достал мануфактуру из довоенного сундука.
— А туфли на французском каблучке тебе заодно, случаем, не прислали?
— Вы вот смеетесь, а мама в самом деле жалеет, что я не взяла с собой туфли, спрашивает, в чем я хожу, — улыбнулась Женя.
— Напиши: «В изящных сапожках 41-го размера с загнутыми вверх, по последней моде, носами».
ПУТЬ К СВОИМ
День 22 июня, начавшийся для Жени вполне удачно, закончился огорчением. Экипаж Крутовой — Рудневой снова разделили, Жене предстояло некоторое время летать на задания с Диной Никулиной.
Это назначение Женю испугало. Дина — одна из самых опытных летчиц полка, перед ней нетрудно было и опозориться.
Евдокия Никулина (мы почему-то звали ее Диной) была на четыре года старше Жени. Она родилась на следующий день после Великой Октябрьской революции в многодетной крестьянской семье в деревне под Смоленском. Детство у Дины было трудное, бедное, так как родители ее рано умерли. После школы ФЗО Дина стала лаборанткой на Подольском цементном заводе. В это же время она поступила в Подольский аэроклуб, а уже через несколько месяцев, в 1934 году, вместе с другими работницами подала заявление в комсомольскую организацию завода о направлении ее в летную школу. Сначала все шло удачно. Дина получила направление, приехала в Балашовскую авиационную школу, и тут ей чуть было не пришлось возвращаться назад — не прошла по возрасту, шестнадцатилетних не брали. В конце концов все уладилось, Никулину зачислили на техническое отделение, а через два года она перешла на летное. Потом училась в Батайской летной школе под Ростовом-на-Дону и в 1938 году закончила курс летчиком четвертого разряда.
И вновь Дина оказалась в родных смоленских краях. Выполняла самую различную работу: с воздуха опрыскивала поля ядохимикатами, доставляла срочную почту, перевозила больных.
В день начала войны она с утра летала над полями, занималась подкормкой льна, а когда вернулась к аэродрому и зашла на посадку, ее с земли обстреляли. Правда, очень скоро огонь прекратился. Первое, что она услышала от подбежавшего техника, было слово «война». С этого момента ее задания стали иными. Никулину посылали в ночную разведку — установить и нанести на карту линию боевого соприкосновения с противником, поручали эвакуацию ценностей, важных бумаг. В октябре 1941 года Дина получила направление в Энгельс.
Среди неопытных летчиц и штурманов, а то вообще непричастных к авиации вчерашних студенток, такие авиаторы, как Никулина, Амосова, Ольховская, выделялись несомненным летным умением. Они были для нас «взрослыми», вызывали уважение, мы их даже немного побаивались. Дину полюбили в полку за радушие, веселость и твердость характера. Она никогда не позволяла себе «раскисать», хотя поводов было предостаточно. В 1941—1942 годах один за другим погибли на фронте три ее брата, письма от сестер, как правило, приходили грустные. Ей очень не хватало родственной поддержки из дома, это чутко заметила ее подруга комэск Сима Амосова и назвала Дину своей сестрой. Мать Симы, Евгения Емельяновна Амосова, стала писать ей письма как своей дочери.
Женю назначили в экипаж к Никулиной временно, однако летать вместе им пришлось долго. Конечно, опытной летчице ее новый штурман вовсе не казался безупречным знатоком аэронавигации.
— Какой же из меня штурман эскадрильи? — недоумевала Женя, когда они с Диной Никулиной вышли с командного пункта, разместившегося в конторе совхоза.
— Во-первых, начальству виднее, а, во-вторых, это значит, что теперь ты должна быть раз в десять внимательнее и собраннее, — ответила Дина и двинулась вперед широкими шагами.
«Опозорюсь, вот тогда будете знать. Даже неудобно как-то. Разве я лучше других?» — думала Женя, с трудом поспевая за своим командиром…
Каждую ночь экипажи 588-го полка вылетали бомбить врага. Делали по два-три вылета. Менялись цели, некоторые были хорошо защищены зенитным огнем, и постепенно девушки стали на опыте узнавать, что такое массированный артиллерийский обстрел с земли. Экипаж Никулиной — Рудневой не однажды попадал в очень сложные ситуации, но каждый раз мастерское маневрирование летчицы спасало им жизнь. Особенно яростным был обстрел 28 июня 1942 года, когда бомбили станцию Покровскую близ Таганрога. В ту ночь прожектора держали самолет целых три минуты и все три минуты не замолкали зенитки. Три минуты стоял непрекращающийся грохот, снаряды рвались вокруг машины с интервалом в незначительные доли секунды, в нескольких местах уже были пробиты крылья, и следующий снаряд или осколок мог врезаться в кого-нибудь из них — шансов остаться в живых было немного. Но они вернулись на аэродром — молчаливые, смертельно уставшие. Заснуть долго не могли.
В боевом донесении об этом, вылете сказано скупо и строго:
«…В ночь на 28 июня 1942 года экипаж Никулиной — Рудневой производил бомбометание по мотомехчастям и живой силе противника в п. Покровское, в результате чего экипаж был обстрелян зенитной артиллерией и схвачен шестью прожекторами. Умелым маневром пилотирования вышли из лучей прожекторов и зенитного обстрела, прямым попаданием поразили цель, вызвав три очага пожара».
И летчицу, и штурмана этот вылет сделал намного опытнее.
А однажды случился диковинный курьез. Дина с Женей вылетели на бомбежку немецкой переправы. Под нижними плоскостями подвешены две стокилограммовые бомбы. Прорвавшись сквозь зенитный огонь, вышли к переправе. Женя тщательно прицелилась и дернула «шарики» бомбосбрасывателя. Внизу блеснула вспышка… Одна. Другая бомба не упала. Сделали второй заход. Женя дернула «шарики» — бомба на месте. Попробовали третий раз — бомба точно когтями вцепилась в плоскость. Стало ясно — отказал бомбосбрасыватель. Не помогли ни крутые пике, ни виражи… Домой возвращались с чувством обреченности. При посадке, когда самолет колесами касается земли, получается толчок… В этот момент бомба может сорваться, тогда — взрыв и неминуемая гибель. Обидно умирать ни за грош, от своей же бомбы, на своем аэродроме. Женя достала тетрадку и описала, что с ними случилось, — может быть, взрывной волной отбросит тетрадь, ее найдут и прочтут. Неподалеку от аэродрома они встретились с «мессершмиттом». Дина резко спикировала, очереди «мессера» прошли мимо, немец потерял их из виду. Зашли на посадку. Летчица, мобилизовав все свое мастерство, посадила самолет так, что Женя почти не ощутила толчка. Пробег был закончен. Мотор замолк, только продолжает мелькать бесшумно вращающийся винт. Некоторое время Дина и ее штурман сидели неподвижно, еще не веря в спасение. Затем Женя выбралась из кабины, осторожно встала на плоскость, плавно, чтобы не раскачать машину, спрыгнула на землю. Заглянула под крыло — бомбы не было. Решили, что сорвалась, когда шли на посадку.
С рассветом техники, вооруженцы, бойцы БАО (батальона аэродромного обслуживания), а так же Дина с Женей принялись за поиски неразорвавшейся бомбы. Прочесали всю прилегающую к аэродрому местность — бомбы нет, как не бывало. «Куда же она могла провалиться? — спрашивала себя Женя. — Куда?»
И вдруг она увидела колодец.
— Девочки, а если она в колодец… провалилась?
— Да ты что?..
Все же в колодец в бадье опускается с шестом парнишка, солдат из БАО. Техники медленно раскручивают цепь, весело стращают парня:
— Не удержим, искупаешься.
— Плавать-то умеешь? Слышь, Степа?
— Я вам дам! — глухо и тревожно звучит из колодца.
— Сейчас раскрутим и завтракать пойдем. Поднимать не будем.
— Ну зачем так, девочки? — укоризненно говорит Женя.
Техники хохочут. Руки у них в ссадинах и царапинах, но крепкие, удержат, конечно, и вытащат. Им смешно, что Степа боится.
— Без бомбы тащить не будем. Ну как там?
И вдруг снизу доносится:
— Есть! Тут она!
Техники ошеломленно смотрят на Женю:
— Нашел.
— Ты что, целилась?
А Степа тем временем дергает цепь:
— Тащите.
Весь день полк веселится по поводу «удачного» попадания в колодец. Жене не дают прохода, требуют написать заметку в боевой листок, поделиться опытом.
— Значит, ты и Гитлеру в темя попасть сможешь? Хлопни ты его, чтобы не встал.
Женя смеется вместе со всеми, что-то отвечает, обещает прочитать лекцию: «Как попасть бомбой в колодец».
