Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага
Вдруг у крайнего дома раздался громкий испуганный голос:
— Хальт!
Молин успел что-то крикнуть в ответ, но автоматные очереди заглушили его.
Часовой оказался не один. Очевидно, происходила смена караула. Немцы открыли огонь. Стрелять вперед мы не могли — там находились двое наших. Спасаясь от вражеских выстрелов, метнулись сначала в одну сторону, потом в другую. У головы, как разозленные осы, жужжали пули.
Один за другим перемахнули через изгородь и едва достигли неглубокого оврага, как в воздух взметнулись осветительные ракеты.
Минут через пятнадцать очутились за крутой возвышенностью, у леса, и крайне удивились: нас ждали там Молин и Чистяков. От радости даже обнялись. Выйти из такого опасного положения невредимыми и так удачно встретиться — это ли не счастливая случайность!
— Откуда черт принес немцев? — спросил Соколов, осматривая порванный в клочья маскхалат.
Местность беспрерывно освещалась ракетами, недалеко слышались выстрелы. Враги могли организовать погоню. Мы молча двинулись в лес.
Взорвать эшелон в этот раз не удалось. Оказалось, что Борис Ширяев — Кочешок — спрятал тол где-то в кустах у деревни.
— Вот так здорово, — ахнули все.
— Тяжело было, ребята, — виновато сказал Ширяев.
Что делать? Идти обратно к деревне — нельзя. Оставалось одно — возвращаться в бригаду.
Ранним утром мы встретили на дороге Поповцева и с ним человек двадцать ребят.
— Вы куда? — спросил я.
Ничего не ответив, Павел бросился мне на шею.
— Командир, ты жив… жив? — повторял он.
Я ничего не мог понять до тех пор, пока он не выпустил меня из своих объятий и не объяснил, в чем дело.
— Нам сказали, что вас сегодня ночью убили… вот мы и идем мстить.
Мы рассмеялись и обнялись еще раз.
— Ну, теперь подавно не убьют, — сказал я.
В канун Нового года в бригаде состоялось комсомольское собрание. Оно, как и всегда, прошло бурно. Отметили бойцов, которые отличились в боевых операциях. Те скромничали, смущенно улыбаясь под взглядами партизан. Но тем, которые в чем-либо проштрафились, крепко досталось. Не обошли здесь и Бориса Кочешка — оставленный им тол никто не забыл.
Надо однако сказать, что Борис Ширяев был смелым, добросовестным бойцом, и случай с толом был, пожалуй, единственным промахом в его партизанской деятельности. Этот тол он через неделю принес. Борис увлекался поэзией и сам пробовал писать. В минуты затишья он читал нам свои стихи. Один из них я помню до сих пор:
Нам Родиона доверила судьбу,
Оружие дала нам в руки.
За жизнь народа мы всегда в бою.
Мы будем мстить за кровь, за муки,
За трупы близких нам людей
И за родные пепелища.
Фашистских будем бить зверей
С тобою вместе мы, дружище!
Припомним все: сожженный древний Псков,
Разбитый Минск, разграбленные хаты
И звон оков на людях…
За все мы будем мстить проклятым.
Стихи были, конечно, слабые, но нам они тогда очень нравились.
Новый год мы встретили тихо. Даже песен не спели. К этому были причины. Бригадная разведка принесла нам плохие вести. Немцы готовили против нас большую карательную экспедицию. Правда, молодость брала свое. Несмотря на тяжелую обстановку, мы не утерпели и подшутили над Лопуховским.
При штабе Лопуховского была корова. И вот наши ребята решили потихоньку увести ее к себе. Поздней ночью бесшумно проникли они в хлев, накрыли корову белыми халатами, напялили ей на ноги рукавицы, чтобы не оставалось следов копыт на снегу, и осторожно повели огородами.
Утром лопуховцы гурьбой ходили по деревне, но коровы и след простыл. Между тем Пеструха стояла у нас в надежном месте, и мы даже успели подоить ее. Лопуховский поднял на ноги всех бойцов.
— Корову украли! — кричал он.
Когда все дворы были обысканы, Сан Саныч пришел к нам.
— Это вы, наверное, сделали, — сказал он мне.
— Зачем она нам? У нас и молоко-то никто не любит, — серьезно отвечал я.
— Брешешь, Ильич.
— Пожалуйста, если не веришь, обыщи.
Лопуховский хотел было уходить, но в это время во дворе замычала корова.
— Ага! — встрепенулся Сан Саныч. — А это что?
— Батюшки! — удивился я. — Как же она сюда попала?
Ребята хохотали, а Лопуховский, чертыхаясь, повел Пеструху на свой двор.
Примерно через час нас вызвали в штаб. Шагая туда, мы думали, что Лопуховский пожаловался на нас комбригу. Но дело оказалось намного серьезнее.
Комиссар Новиков рассказал нам о чрезвычайном происшествии. Бойцы отряда Лопуховского — Жуков и Емельянов устроили дебош, стреляли в политрука отряда Романова. Командование бригады расценило этот случай как грубое нарушение дисциплины, хулиганство и потребовало расстрела виновных. Лопуховский поддержал решение командования. Я долго молчал. Случай, конечно, возмутительный, но расстрел казался мне чересчур жестокой карой.
Жукова и Емельянова я знал со дня нашего перелета в немецкий тыл. Будучи в Белоруссии, Емельянов пытался уйти от нас к местным партизанам, но его удалось задержать. Жуков в свое время окончил военное училище и нас в душе считал просто неучами.
По каким-то обстоятельствам наш отряд больше выходил на боевые задания, чем отряд Лопуховского. Заметив такую разницу, Жуков и Емельянов уговорили меня принять их к себе. Я доложил об этом комбригу, и он дал свое согласие. Однако не прошло и месяца, как они снова переметнулись к Лопуховскому.
— Думай не думай, Ильич, а анархию в бригаде мы разводить не намерены, — прервал мои мысли Назаров.
— А может, в штрафбат их? — посоветовал я.
— Не стоит…
Вечером вся бригада выстроилась за околицей. Туда привели и Жукова с Емельяновым. Они не предполагали, что так круто обернется для них дело. Их поставили перед строем. Воцарилась мертвая тишина. Вперед вышли четверо бойцов с автоматами. Начальник штаба стал читать приговор…
Тяжело было на душе, но суровые законы войны требовали железной дисциплины в партизанских рядах.
6. Гитлеровцы мстят за генерала
От Богданова пришли связные. Они принесли план гарнизона Опочки и сообщили много новостей. Свиные рассказали, что их группе пришлось столкнуться с фашистами и что сам Богданов получил тяжелое ранение.
В день прихода связных в деревню Борисенки нагрянули немцы. Гитлеровцы что-то замышляли. Около суток мы находились в обороне, ожидая незваных гостей.
В морозный январский вечер нового, 1944 года бригада организованно снялась со своей базы и пошла на северо-восток, под Опочку. В полночь нам пришлось быть очевидцами замечательного зрелища. Шагая по безлесной возвышенности, мы уловили в звездном небе рокот самолетов. Они шли в сторону Идрицы. Вскоре над городом вспыхнули огромные осветительные шары, задрожала земля от разрывов авиабомб. Советские самолеты бомбили идрицкий железнодорожный узел и гарнизон. На путях горели эшелоны с горючим и техникой. Беспрерывно стреляли немецкие зенитки, по небу бегали яркие лучи прожекторов, но самолеты продолжали смело летать над морем бушующего огня.
Мы невольно остановились. Радостно было сознавать, что в этом массированном налете советской авиации на вражеский гарнизон была частица и нашего труда: наша бригада своевременно представила командованию Советской Армии план Идрицы.
Стараясь скорее прийти в назначенный пункт, бригада почти без отдыха двигалась по заснеженным дорогам. Изредка на пути попадались полусгоревшие деревушки, и мы ненадолго заходили туда, чтобы узнать у жителей о расположении неприятельских гарнизонов.
К исходу второй ночи бригада приблизилась к шоссе Опочка — Пустошка. Утро застигло нас в крайне опасном месте у стратегического шоссе, в пятистах метрах от, большого гарнизона противника. Раздумывать некогда, надо действовать быстро.
Выдвигаем вперед заслон из автоматчиков. Вместе с ними идут Адольф и Иозеф. В случае необходимости они должны задержать движение вражеского транспорта. Бригада подтягивается вплотную к дороге. Сквозь деревья виднеются проезжающие тягачи с пушками, врытые фургоны и машины различных марок. Они идут бесконечным потоком. Люди сосредоточены, все ждут сигнала. Наша главная задача — благополучно перейти шоссе.
Уже совсем рассвело. Теперь враги могут хорошо нас видеть. На какое-то время стихает шум автомобилей.
— Пошел! — звучит команда.
Преодолевая глубокие сугробы, партизаны бросаются вперед. Миновав укатанную полосу шоссе, вы вклиниваемся в густой ельник и идем, не останавливаясь, по снежной целине.
Ребята устали, но настроение у всех хорошее: задача решена успешно. Бойцы улыбаются друг другу, потихоньку перебрасываясь шутками.
