Андрей Ефремов - Кавказ в воде
Возникла конфликтная ситуация, все же нервные — это дело перед самой сдачей Грозного происходило. Один из свиты только было собрался пистолет вытащить, а пистолет этот уже в руке у одного из омоновцев оказался, второй всю свиту на автоматный прицел взял. Генерал со свитой — тык-мык, ничего сделать не могут, МВД ведь тоже под охраной этого же самого ОМОНа. Невезучий генерал оказался: при любом удобном случае все обидеть его норовили. Но об этом — в другой раз…
* * *Владиславу пришлось жить в Грозном на казарменном положении — дело привычное. Разве что в убоповской казарме ни одного русского: по вертикали и горизонтали все сплошь чеченцы. Все! Даже завалящего ногайца не имеется. Один Владик — якут. Чего греха таить — поначалу пробивал мандраж. Про особый мандраж в свете известных событий нужно остановиться и постараться осветить это дело, насколько позволит память, во всех мельчайших подробностях.
Уже в более-менее мирное время мне, с группой молодых товарищей, пришлось заночевать в моздокском войсковом отстойнике — на военном аэродроме. Сколько раз я там побывал — уже точно и не помню, поэтому, как свечерело, просто лёг на кровати в палатке, которую нам выделили и сладко уснул. Об оружии даже и не думал, повесил то ли на дужку кровати, то ли рядом на стульчик сложил — не столь важно. Поутру встал, занялся обычными утренними делами — помыться-побриться и прочее. Но тут заметил что-то неладное, долго не могло дойти. Оказалось вся молодёжь, те, кто в первый раз здесь, на Кавказе, причём на земле Северной Осетии, ходят кто в майке, кто в трусах — это нормально, но с пистолетами на поясных ремнях. Зачем, думаю, с оружием то ходить? В палатке вроде наряд находится, войсковые по нескольким периметрам охраняют неизвестно от кого: не то, что бандит, — мышь полевая не проскочет.
Стал невольно прислушиваться: ж-жесть, — говорят меж собой, — всю ночь не спал, пистолет под подушку, и это, товой-то — жду злого чеченца… В общем адреналина с впечатлениями даже там, в мирной обстановке, хватает. Если вспомнить свою первую командировку, то понять состояние ребятишек можно: страшно бывает, особенно когда в первый раз на Кавказе. Да если и не в первый — всё-равно страшно: даже на людных рынках в городах людей до сих пор воруют, ищи их потом, свищи. Так что по городу, если случается там бывать, сотрудники-силовики стараются по одному и без оружия не ходить.
После второй кампании во временные (всё что временно, то — навсегда) органы внутренних дел ЧР и в другие службы стали набирать сотрудников МВД по контракту — на год или на три. То есть личное дело сотрудника передавалось в отдел кадров МВД ЧР, и им на месте выдавались стандартные удостоверения сотрудников чеченской милиции. Да, так и ходили с двумя ксивами. Многим пришлось жить и работать с чеченскими милиционерами. Рассказывали всякое: были среди них нормальные люди (по нашим, среднестатистическим понятиям), находились и откровенные сволочи, в общем, всё как у людей, даже до стрельбы доходило. Но ничего, притирались, даже дружбу заводили. Но где-то в самом глухом закоулке души всё-таки шевелился червячок недоверия, опаски по отношениям к хозяевам. По себе прямо скажу, положа руку на сердце — в моём сердце, когда приходилось работать с чеченскими или ингушскими милиционерами, абсолютного доверия к ним не было. Так что на случай предполагаемой заварушки в виде боевых действий мы с ребятами заранее просчитывали такие варианты, где рассчитывать можно было только на себя, на свои силы и на своё оружие; в ночное время, к их удовольствию, на посты не ставили. Но надо признать какие-то симпатии и даже дружеские чувства я к ним испытывал, уверен, что и с их стороны было так же.
Чечня, и вообще Северный Кавказ, — выразил как-то своё мнение Владислав, — страна шиворот-навыворот. А за время войны стало просто откровенным зазеркальем: сколько было случаев, когда попирались священные, широко «рекламируемые» законы кавказского гостеприимства и прямо, к примеру, на свадьбе резали приглашённым русским гостям головы; мало того — друг друга убивают, похищают, насилуют. Милиционеры, вместо того чтобы защищать людей, оказывают пособничество бандитам, дерут взятки.
Но и это ещё не всё — чтоб поступить на службу, на должность простого милиционера нужно заплатить начальнику 1000 долларов как минимум — это не секрет, после чего доплачивать, отдавать ему свою зарплату. А зачем милиционеру зарплата: простых людей вокруг много — денег на жизнь, даже на красивую, вполне хватит, и с избытком; а с законным табельным оружием и крышевать кого-нибудь можно, и даже защищаться в случае чего от таких же земляков-«милиционеров». А людей, и в самой Чечне, и в соседних республиках, похищают все: и менты (ну, это он погорячился — не все, конечно), и банды — это ни для кого не секрет. И при этом и те и другие говорят про некий чеченский менталитет: «вам, русским, нас не понять. Пора бы уже давно уяснить, что мы не Россия, мы живем по другим законам и правилам, мы абсолютно разные и ничего общего у нас с вами нет. То, что для вас нормально — для нас и в мыслях непозволительно»! — Конечно, не понять, и не позволительно. Хоть в этом какое-то согласие имеется.
Говорят, до войны Грозный был самым красивым городом союза — город-сказка. Жили там прекрасные, добрые и славящиеся своим гостеприимством люди. И наши земляки в то время туда ездили, возвращались полные добрых впечатлений. И сейчас ездят… Верно говорят: «Если плюнуть в бочку с водой, то вода испортится, и из нее уже не будут пить». В свете последних событий отношение к этим людям изменилось кардинально и надолго.
А можно ли было вовремя остановить все эти события? Был же некий толчок отодвинувший камешек, который перекрывал выход тоненькой струйке воды. Но ведь вода и камень точит. Водичка расширила проход и со временем струйка превратилась в бурный, сметающий всё на своём пути, опасный и грозный поток.
А теперь представьте состояние нашего героя — Владислава: обладая подобными знаниями, и с избытком, ему пришлось с головой, которой он, кстати, как и все нормальные люди, дорожит, погрузиться в эту мутную зазеркальную жизнь. Хорошо хоть отдельную комнату для него выделили. Ни с кем не общался, жил сам по себе — обособленно от всех. Но за пару дней пообвык, притёрся, наладил контакты. С облезлым котом по имени Пират[25]. Кот Пират стал его лучшим другом, а также причиной и следствием некоторых последующих событий, поэтому, считаю, кота, для начала, обязательно нужно каким-то образом, хоть и скупым абзацем, но обрисовать. Напомню ещё раз: в существующем мироздании всё взаимосвязано.
Пират, так же, всех казарменных, несмотря на то, что все поголовно — земляки, сторонился, жил в казарме обособленно, сам по себе. Имел обыкновенную кошачью полосатую расцветку, но не имел правого глаза и левого уха, хвост отсутствовал: то ли в боевых действиях поучаствовать пришлось, то ли какой садист тесаком баловался — про то неведомо. Уж, какой есть — это факт.
Возможно именно по этой причине, что они не такие как все, но лично мне кажется в большей мере из-за того, что Пирата привлёк свежий запах раздавленной на днях полевой мыши исходящий от подошвы Владова ботинка, — Влад с этим котом и сдружились. Даже мурлыкал безухий, когда Влад его поглаживал, с картавинкой. Вот провалиться мне на этом месте, если вру! Так оно и было!
Надо отдать должное Пирату: благодаря наличию кота, реактивное состояние у Владислава в убоповском коллективе никак не проявилось.
Про тесак
«Гончар приделывает ручку кувшина где ему захочется».
Чеченская пословица.А ведь было, было и у Владислава реактивное состояние! Но давненько — ещё до Гудермеса: в то время когда в голой степи блокпостом стояли. И был у него свой метод борьбы с этим душевным недугом.
В очередной командировке, в первый же день по прибытии на блок, трое друзей: Гаврил Герасимович, старлей — связист отряда; отрядный старшина — старший прапорщик Сергей Сергеевич, и Владислав — как самые опытные, пока другие переминались с ноги на ногу и сомневались: куда бы лучше заселиться, с ходу, без особого шума, вселились в небольшой, но довольно уютный вагончик. Обустроились, и начали службу служить.
Это было время, когда по всему Северному Кавказу в большей или меньшей степени шли каждодневные боевые действия, и когда по всем отрядам прошлась эпидемия по приобретению фирменных ножей. О тех ножах ходили легенды: сталь особая, дамасская, та, из которой самые лучшие медицинские скальпеля делают, изготавливают этот металл в самой Москве, производят ножи, опять же, самые лучшие оружейных дел мастера — ручная работа! Кроме того, благодаря народной рекламе и небывалому спросу, появились и левые фирмы, штампующие ножи «под фирму» — отличить невозможно. Бойцы покупали как готовые, так и под индивидуальный заказ. Каких только ножей у бойцов не было: и со страшным пилообразным обушком, и большие, и маленькие, и под австрийский штык-нож времён второй мировой, метательные, втыкательные, с выгравированным рисунком, с вытравленной надписью. Многие — сам видел, ходили и с двумя, а бывало — и с тремя клинками: на груди, на спине, на голени; либо — на бедре, и два за плечами, торчащие рукоятками вверх. Изощрялись в этом деле — кто как мог.
