Курт Циммерман - Таинственная незнакомка
Хильда замечает, каким оценивающим взглядом окидывает ее аптекарь. «Если бы на мне была норковая шуба, нашлись бы и таблетки с кофеином. Обратиться к врачу! Да какой врач согласится, чтобы я ему указывала, что именно мне нужно прописать? Мамин домашний врач? Он тут же уложит меня в постель. Другой врач? Где я возьму время, чтобы часами ожидать в приемной? Обеденного перерыва едва хватает на то, чтобы забежать в аптеку. А вечером я договорилась встретиться с Удо фон Левитцовом. Конечно, приятно получить новую информацию, но приходится принимать и его приглашения. Мне кажется, он постарается раздобыть где-нибудь форелей. Он всегда так кичится своими связями. Утверждает, что может достать все при удобном случае… Он может все достать? Так, значит, и таблетки с кофеином! И как я сразу не сообразила!»
Ей повезло, Хагедорн как раз вышел из комнаты. Ему не обязательно слушать, о чем она будет говорить с фон Левитцовом.
— Это Гёбель. Господин советник, можно вас оторвать на минутку? Вы один? Хорошо, я сейчас зайду.
Она договаривает последние слова, когда в комнату возвращается ее коллега. Хильда кладет трубку.
Иоахим Хагедорн с любопытством осведомляется:
— Вы к шефу? Чего он хочет? У вас тут ходят разговоры о новой проверке. Может, вы что узнаете?
Хильда с сожалеющей улыбкой качает головой:
— Нет, это был не шеф. Меня просил зайти советник фон Левитцов. Я еще не знаю, что ему нужно. Надеюсь, это ненадолго.
Идя по коридорам и лестницам, она раздумывает, что это за проверка, о которой все говорят. Может, Удо что-то знает?
Он искренне рад ее визиту и тут же упрекает ее за то, что она заходит так редко. Конечно, он достанет ей таблетки.
— Вы хотите первитин или что-нибудь более сильно действующее?
Ее скромные желания почти разочаровали его. Поэтому он обещает ей на вечер изумительное меню. Да, он знает о проверке. Это делается по требованию, полученному с Принц-Альбрехт-штрассе. Руководящие лица министерства иностранных дел не очень рады ей, хотя проводится она чисто формально.
— Службу безопасности здесь не очень-то жалуют, Хильда. Что тут поделаешь? Приходится мириться с этим, дорогая моя.
Хильда почти не слушает его иронические комментарии. Она подыскивает слова, чтобы отказаться от приглашения на вечер. У нее нет ни времени, ни сил на этот ужин вдвоем.
— Вы очень сердитесь на меня, Удо?
— Ничуть, — уверяет он.
В дверь стучат. В ответ на недружелюбное «Ну, что там?», брошенное Удо, дверь распахивается и на пороге появляется бывший посол Германии в Варшаве граф Гельмут фон Мольтке.
— Ах, это вы! — торопится навстречу гостю советник. — Вот это действительно приятная неожиданность! Входите же, граф. И прошу прощения за не очень любезный тон. Я не думал, что это окажетесь вы.
— Рад видеть вас снова, фрейлейн Гёбель, — говорит граф, целуя ей руку. — Моя жена часто вспоминает вас. Я думаю, она будет очень рада, если вы выберете время навестить нас. Я знаю вашу приверженность к правилам вежливости, поэтому примите мое официальное, но сердечное приглашение. — Он искоса поглядывает на советника и произносит: — Насколько я вас знаю, Левитцов, вы придете в любом случае. Так что примите и вы мое приглашение.
— Благодарю вас, господин посол.
Они сидят втроем вокруг низкого столика. Левитцов вытаскивает откуда-то бутылку портвейна и, не спрашивая согласия, наливает.
— Эх, хорошее времечко было в Варшаве!
Варшава! Это слово служит магическим паролем, пробуждающим воспоминания о прекраснейшем городе на Висле, где жили и работали они — небольшая группа людей с различными взглядами, привычками и устремлениями, людей, прочно связанных между собой, хотя порой они и старались избегать друг друга.
После первого глотка портвейна Хильда забывает об усталости, переутомлении и работе, ожидающей ее. Она нагонит, когда Удо достанет ей таблетки. А пока можно отдаться воспоминаниям.
— Вы не забыли еще?
— Я прекрасно помню…
— Неужели прошло уже пять лет?
— Господин граф, весной тридцать четвертого года ваша супруга впервые пригласила меня на чашку чая. Я помню это, как сейчас.
Бывший посол тоже погружается в воспоминания, хотя и не очень для него приятные, потому что они связаны со стычкой, происшедшей между ним и его женой. Она не хотела приглашать «нацистскую журналистку», а он настаивал на приглашении.
«Достаточно того, что эти люди имеют все права в Германии. Мы живем в Варшаве. И я не хочу видеть эту личность в своем доме».
«Гвендолин, прошу тебя! Именно потому, что мы живем в Варшаве и не стремимся в ближайшее время вернуться в Берлин, нам необходимо пригласить фрейлейн Гёбель. Лучше мы здесь займемся ею, чем она займется нами в своих отчетах. Она неплохо разбирается в искусстве. Так что тебе необязательно говорить с ней о политике. Расскажи ей что-нибудь о театре».
В девятнадцать часов он вернулся со службы домой и с удивлением увидел, что журналистка Хильда Гёбель все еще сидит в салоне его жены. Она рассказывала о постановках в берлинских театрах, запомнившихся ей с детских лет, и забавно пародировала известных актеров.
Графиня не сразу заметила мужа, а заметив, тут же ошарашила его заявлением:
«Ты, конечно, не будешь возражать, милый, я предложила фрейлейн Гёбель остаться поужинать с нами».
В течение этого весьма приятного вечера посол не раз возвращался к мысли о том, как можно ошибиться в оценке человека. Он следил за молоденькой, интеллигентной и остроумной журналисткой и думал: «Милое дитя, или вы не нацистка, или они совсем другие. Но есть, однако, нацисты, непохожие на вас. Например, господин Вильгельм Шмидтке, специальный уполномоченный, который успел отравить мне жизнь уже в первые месяцы после прихода Гитлера к власти». Как ни странно, этот типичный коричневый выскочка тоже был поклонником хорошенькой журналистки. Он хотел все время видеть ее возле себя, после того как имел с ней доверительный разговор еще в начале своей деятельности в Варшаве.
«Садитесь, фольксгеноссин Гёбель. Вы для меня словно напоминающий о родине оазис в этой обреченной на вымирание славянской пустыне. Для меня вы зоркий часовой фюрера, к тому же очень привлекательный».
«Господин Шмидтке, вы пригласили меня к себе, чтобы говорить мне комплименты?» Хильда подготовилась к этому разговору. От этого человека зависело, сможет ли она продолжать свою работу в Варшаве. Если сейчас, летом 1933 года, ее отошлют в Берлин, кто знает, сможет ли она еще когда-нибудь работать за рубежом. «Почему он решил испортить мне именно этот праздничный вечер?» — гадала она, но не находила ответа. Она слишком мало знала об этом человеке. У нее не было опыта общения с влиятельными гитлеровцами. Поэтому она была насторожена.
Шмидтке налил ей водки. В посольстве поговаривали, что он привез с собой целый ящик этого напитка. Везде, где бы ни находился, он исповедовал принцип: настоящий немец пьет только немецкую водку.
Хильда не отказалась выпить и удостоилась одобрительной улыбки.
«Я всегда знал, что в вашей хорошенькой головке таится больше, чем думают ваши коллеги-журналисты».
Она вопросительно посмотрела на него, но он только широко ухмыльнулся в ответ.
«Ну что ж, поговорим о деле. У меня есть вполне определенные подозрения. И сегодня они подтвердились. Каким образом? Это уж мое дело. От вас я жду только, что вы будете совершенно откровенны со мной».
«Конечно, охотно! — В подтверждение своих слов Хильда энергично кивнула, думая при этом: «Надо быть осторожной». И добавила с выражением беспомощности в больших глазах и тяжелым вздохом: — Но должна вам сознаться, господин Шмидтке, я не совсем понимаю, чего вы от меня ждете. Я пребываю в полнейшей неизвестности».
Он покровительственно засмеялся:
«Позвольте вам не поверить. Вы не хуже меня видите, что здесь происходит. Его превосходительство господин посол граф фон Мольтке едва удостаивает меня беседы о внешней политике рейха, ведь я все-таки специальный уполномоченный, но его превосходительство не принимает меня всерьез. А каков поп, таков и приход! Все считают, что Гитлер и его люди вскоре прогорят. Возьмите хотя бы первого секретаря посольства!»
«Господин фон Левитцов?» Хильда насторожилась. Неужели придется потерять первого завоеванного ею соратника?
«Этот господин фон Левитцов пользуется нашей забывчивостью. Мечтает о коварном Альбионе, а деньги получает от рейха. Его родня неплохо поживилась на деле помощи юнкерам и помещикам на Востоке. И это еще по явно заниженным данным. Я до всего докопался! Он думает, что стоит только нацепить значок партии — и можно спокойно жить дальше. Все эти сливки общества считают, что они всегда будут наверху. Но они плохо знают фюрера!»
«Значит, в посольстве следует ожидать перемен?»
