Алексей Соловьев - Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде
Прошло еще довольно много времени, прежде чем железный строй зашевелился и двинулся на пригорок. Деловито-серьезно пророкотали орудия и пищали, чугунные шары прочертили воздух, чтобы впиться в дерево, круша все на своем пути. Второй залп, третий…
— Помните: всем бить в центр! Только в центр. Заряжающим не суетиться и не копаться. Стрелять всем вместе по моей команде. Рва никому не покидать! Не спешим, пусть подойдут ближе. И помните: Махмуд нас прикроет! Не трусить!
Ритмично громыхали латы приближающихся. Как-то даже радостно пели ядра. Пятьдесят нукеров стояли с арбалетами наготове, еще пятьдесят — за их спинами, держа в руках еще по самострелу. Тот вид боя против панцирной пехоты, который родился в голове Андрея после Танской резни, сейчас суждено было проверить на практике. Пятьдесят саженей, тридцать, двадцать…
— Пли!
Полста железных стрел с жужжанием сошли с лож, чтобы вывалить в центре строя заметную брешь. Спотыкаясь о павших, задние спешили ее заделать.
— Пли! Пли! Пли!..
Строй смешался, разорванный на две части. Бока убегали вперед, центр же зиял пустотой. Венецианцы в растерянности затоптались на месте.
— Махмуд! — изо всех сил прокричал Андрей.
Сотня тяжело вооруженных вершников галопом вылетела из ворот, довершая начатое. Смелые оставались на месте и пробовали отбиться, их били копьями сверху. Малодушные пытались бежать, и их били в спину. Словно мстя своим же за позор, пушкари занизили прицел, и следующий залп с галер порвал тела как своих, так и татар. Конные поспешно развернулись и устремились в ворота…
…Андрей остановил коня на изломе береговой крутизны и оглянулся. Порто-Пизано пылал, зажженный во многих местах. Его никто не пытался тушить, лодки сновали от берега к судам, свозя на них бывших горожан. У причала ничего не было, оставшаяся целой галера неторопливой многоножкой выходила на донскую струю.
— Рустам! Делите, что удалось найти!
Русич смотрел, как татары разбирали добычу, и не заметил, что рядом с ним оказался Махмуд.
— Ты великий воин, Андрей, — негромко произнес тот. — Я скажу это всем и буду молить Аллаха, чтобы тебе дали тысячу, и моя сотня была в ней. Мы взяли город и богатство, мы выиграли бой у тяжелой пехоты, потеряв всего шесть человек своих! Акыны должны обязательно сложить об этом песню!
— Спасибо, Махмуд, ты тоже хороший воин. А что ждет нас впереди — лишь одному Богу ведомо И… великому Джанибеку…
Глава 5
Весть о славном набеге и бое трех сотен легкоконных против такого же количества прославленной, закованной в железо, генуэзской пехоты действительно быстро разнеслась по степи. Тайдула милостиво подарила Андрею массивную золотую цепь из привезенной добычи и указала на удачливого воина великому хану:
— Возвысь его, это будет верный тебе нойон.
— Я уже давно хотел поставить его во главе русской тысячи, дорогая! Ведь это ты попросила его для своей охраны! Теперь возвращаешь обратно?
— Да, пусть послужит своей саблей моему хану! Но зачем тебе русская тысяча? Что, степь обеднела простыми кочевниками? Зачем кормить еще тысячу ртов, когда нам никто и ничто не угрожает?
— Когда придет угроза и не хватит моего постоянного войска, я подниму этих самых кочевников. Пусть пока спокойно пасут свой скот и плодят новых нукеров. Русские и прочая накипь на стенках котла моего государства нужны для того, чтобы сделать черновую работу в Крыму.
Тайдула недоуменно посмотрела на сына.
— Ты… хочешь послать войско в Крым? Против генуэзцев?
— А ты нет? Наглецы, дерзнувшие перекрыть своими кораблями выход другим купцам в море! Они знали, что я гневен против венецианцев, и назло мне решили прийти к ним на помощь под Порто-Пизано, осмелились обнажить оружие против посланных мною нукеров. Дерзость должна быть наказана всегда и быстро, так учил нас великий Чингиз!
— Но ведь дон Симонэ Бокканичро сообщил, что послал к тебе двух своих посланников с намерением заключить новый договор, минуя интересы Венеции.
— Я послушаю и этих посланников, и тех, что уже едут из Венеции посуху через Польшу. Потом приму решение.
Женщина испытующе смотрела на великого хана, начиная догадываться о его намерениях. Словно бы проверяя свои выводы, поинтересовалась:
— Значит, может быть так, что русские сотни тебе и не потребуются?
— Может!.. Но вряд ли эти италийцы жадны, как евреи.
— Ты хочешь увеличить наш сбор?
— Да, до пяти частей с сотни стоимости товара. Я не собираюсь воевать ни с кем, а деньги нужны! Должен же я достойно содержать тех ученых, поэтов и гостей, что навещают мой дворец!
— Ты, как всегда, велик и мудр, мой дорогой! Ни венецианцы, ни генуэзцы не смогут отказаться от таких лакомых кусков, как порты на твоих землях. Им лучше потерять немного, чем все! Итак, ты хочешь набрать сотни, готовые первыми класть свои головы ради славы великого хана?! Конечно, рабов в Сарае и степи много, но захотят ли они сменить хоть и плохую, но жизнь на славную смерть?
Джанибек довольно улыбнулся:
— Я говорил об этом с Каданом. Он пожил среди русичей и хорошо знает эту породу людей. Для них день воли лучше, чем год неволи! Он подсказал мне хороший лакомый кусок, которым я потрясу перед лицами сомневающихся.
— Какой?
— Я пообещаю им полную свободу после пяти лет службы! Кадан уверен — прибегут тысячи. А уж сколько доживет до конца этих пяти лет — воля Аллаха!
Андрей был вызван ко двору великого хана и оповещен о великой милости Джанибека в отношении русских рабов. Выслушав повеление, он неожиданно спросил:
— Пять лет — это касается всех? Меня тоже?..
Джанибек побелел.
— Мне следовало отдать тебя палачу сразу после того, как на тебя наложили клеймо! Дерзкая голова должна лежать отдельно от тела. Ты хочешь сказать, что все это время был обижен нашей милостью?
— Нет, великий! Просто даже золотая и сытая клетка не всегда лучше голодной свободы.
— Хорошо! Через пять лет ты тоже сможешь сделать свой выбор. Но берегись! Если я узнаю, что ты эти годы отсиживался за чужими спинами, тебе не придется так долго ждать. Разрешаю удалиться!..
…Прошло несколько месяцев. В Сарай-Берке прибыли посланники Венеции — Николетто Райнерио и Дзанакки Барбафелла. Долгие переговоры ни к чему не привели: республика продолжала настаивать на полном возврате всех понесенных в Тане и Порто-Пизано убытках, но категорически отказывалась выдать великому хану убийцу Ходжи Омара. В ответ им был подтвержден запрет на какое-либо занимание земель венецианцами на берегах Дона и Азовского моря в течение пяти лет. Новый ярлык мог быть выписан и раньше, но при условии оплаты пятипроцентной торговой пошлины.
Второе посольство из Венеции, прибывшее морем в том же году, опять-таки явилось безрезультатным. Никто не хотел менять своих исходных требований. Безусловно, Орда несла убытки, но еще большие несла и гордая средиземноморская республика. Дороговизна хлеба уже порождала глухой ропот на севере Италии. Пока его еще можно было поставлять через Кафу в Геную с последующей перепродажей другим италийским городам. Но вскоре и над этим единственным источником русского и азиатского зерна нависла угроза.
Великому хану Джанибеку сообщили его италийские слухачи, что в Венецию приезжал посол Генуи Коррадо Цигала. Между двумя торговыми республиками была достигнута договоренность о совместных мерах противодействия ордынской политике. При этом оставались прежними требования о компенсации шестисот пятидесяти тысяч дукатов со стороны Орды и твердое желание не выдавать никого из инициаторов беспорядков в Тане.
— Они захотели войну — они ее получат! — заключил великий хан.
Новому беглербеку Могул Буге было приказано собрать войско для похода в Крым и взятия крепостей Кафы, Солдайи и Чембало. Об этом почти сразу соглядаи уведомили дожа Генуи Симонэ Бокканичро…
Глава 6
В верховьях Инда вот уже несколько недель происходило нечто странное. Внешне вполне здоровые крестьяне вдруг начинали мучительно кашлять, хватаясь за грудь. Затем вместе с кашлем изо рта начинала идти кровавая слюна и мокрота. Несколько суток — и человек переходил в мир иной.
Жрецы говорили, что всему виной ветер, непривычно холодным потоком долгое время ниспадающий с высоких гор. Люди кутались в шерстяные одеяла, надеясь спастись от странной болезни. Живые забирали покрывала у умерших. Ветер вскоре стих, но мор продолжился, расползаясь по джунглям подобно пожару. В храмах зазвучали постоянные призывы к Кришне о заступничестве и внимании.
Согласно индийским традициям, умерших провожали в последний путь на погребальных кострах. Теперь десятки их пылали денно и нощно, приняв на себя сотни тел. Трупы не успевали выгорать, не прожаренную плоть стаскивали крючьями в мутные воды, где их уже не в состоянии были поедать собравшиеся со всей округи крокодилы. Обгорелое мясо несло вниз по течению, набивало в затоны и протоки, раздувало, делало пищей для птиц и мелкого зверья…
