Олег Рябов - Четыре с лишним года. Военный дневник
Я коммуникабелен и люблю поддерживать разговоры с водителями.
– А почему у вас весь город завешен портретами этого чёрного человека? Нельзя ли было его как-нибудь покрасивше нарисовать?
– Это писатель Кафка. В последнее время он стал одним из главных маскотов Праги. А чего его красивее-то рисовать, если он всю свою жизнь в кошмар превратил. Им только детей пугать. И вот что интересно – с комплексом неполноценности был, а оставил след во многих женских сердцах, одна фрау много лет спустя после его смерти утверждала, что её сын от него. Странный он, конечно, был, этот писатель, боялся подолгу жить на одном месте, постоянно кочевал, в Праге много о нём памятных досок на домах. Вон и там, – водитель махнул рукой куда-то в сторону, – жил у родной сестры, после, во время войны, она погибла в нацистском лагере. Дом её под номером 22 на Злата улочке.
– Его сестра что, была замужем за ювелиром?
– Чудо ты, юдо, рыба-кит! А ещё из России. Это улица Золотарей, на ней говновозы жили, и тут они своё золото вываливали.
– Я думал, он жил в еврейском квартале – он же еврей, правда, в годы моей молодости мы считали его австрийским писателем.
– Да, еврей, большую часть жизни прожил в Праге, писал по-немецки, умер в Австрии. Почти как у меня, я – грузин, большую часть жизни прожил в СССР, умру, наверное, в Чехии.
Грузин рассмеялся: – Я расскажу тебе, почему мне, уважаемому в Кутаиси человеку, пришлось уехать с Родины и даже не поймёшь куда: в какую-то Чехию.
– И как здесь, в Чехии?
– Нормально! Только праздников мало!
–..?
– Вы ведь знаете Мессерера?
– Да! – Я вздрогнул и подумал: откуда ему известно?
Я даже хотел что-то вякнуть про то, что Борис Мессерер и Белла Ахатовна Ахмадулина не дальше как месяц назад были у меня дома в гостях и я сварил специально для них уху из нашей волжской стерляди. А также весело хотел рассказать, как лет двадцать назад Беллочка в мастерской у Бориса на Малой Грузинской в Москве вся радостная и растрёпанная вышла к народу и честно спросила: «СССР (она так Мессерера называла) меня замуж зовёт! Идти?» и все пьяно хором завопили: «Идти!», Так родилась эта богемная счастливая супружеская пара.
Но что-то насторожило и остановило меня.
– А его родственник, Алик Мессерер, работал в Кутаиси на автозаводе. Он переехал к нам из Горького, на вашем ГАЗе работал
И мне опять стало не по себе: откуда этот водитель знает, что я из Нижнего Новгорода?
Таксист продолжал: – Алик в Советский Союз приехал из Франции, где жизнь скучна – праздников мало, а в Горьком праздников много: зарплату получил – праздник, колбасы купил – праздник и так далее. Вот и у меня в родном Кутаиси, знаешь, как много было праздников! Но в 1991 году Грузией завладел человек с понятиями – Звиад Гамсахурдиа, и праздники кончились – завод наш встал. Жить не на что, женщины в проститутки пошли, только бы детей прокормить. А я и вся моя семья – пришлось уехать всем, а у нас семья – сто десять человек. Где мы все?
– Георгий, а как к вам относятся здесь местные жители? Ведь была же «пражская весна», вы же советский человек, ощущаете какое-то особое отношение?
– А я здесь никому и не говорю, что я с завода Кутаиси. Знаете почему? В военной акции «Дунай», когда ввели войска Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году, были впервые использованы бронетранспортёры БТР-60. А в их разработке участвовал СКБ и нашего Кутаисского завода. А делали-то их только, да и сейчас продолжают шлёпать, в вашем Горьком, или, по-новому, – Нижнем Новгороде.
Мы подъехали к вокзалу, Георгий предупредил меня быть осторожным, мало ли что…
Когда я хлопал дверцей, мне показалось – на заднем сиденье без пальто, но в шляпе сидел, ссутулившись, худой, долговязый с костлявым пустым лицом мастер литературы абсурда двадцатого века.
Памятник
«Я любовался красивыми памятниками и дворцами. Вена…»
(Из письма отца 19.07.45)
С раннего детства, когда другие детишки уже раскрашивали потрёпанные учебники и прочие старые книжки цветными карандашами, подрисовывая феям и снегурочкам усы, моим самым заветным увлечением было разглядывание заграничных открыток. Они были вставлены в дорогие альбомы с незнакомыми буквами, спрятаны по пакетам и просто лежали в коробках. Отец непонятно зачем присылал домой со всей им освобождаемой Европы эти открытки – жалкие трофеи войны.
На фотографиях красовались сказочные замки в горах, озёра и реки с плывущими по ним яхтами, пароходиками, многочисленные дворцы.
Я собирал на столе, как современные дети из пазлов, из этих карточек с дворцами, церквями и красивыми домами целые улицы и площади, у меня получались целые города. Я мог уже отличить Прагу от Вены, а Дрезден от Берлина.
Вена была мечтой всей моей архитектурной фантазии.У многих мужчин наступает возраст, когда они становятся способны исполнить какие-то свои детские и юношеские мечты, например, купить фотоаппарат, автомобиль или побывать в местах, которые им казались в детстве сказкой. Вена! Мечта осуществилась – мой путь к Вене, как и путь моего отца, пролегал через Прагу.
Я прибыл на пражский закопченный, с выбитыми стёклами железнодорожный вокзал, мухи на него гадили, по-моему, с тех пор, как его построил великолепный Альфонс Муха. Было четыре часа ночи. На перроне стоял мужик, по-моему, значительно старше вокзала. Он уверенно подошёл ко мне и на чистейшем русском языке произнёс:
– В Вену? – И, не дожидаясь ответа, доложил: – Вагон 431! Он будет через 30 минут! Стой здесь. Я – кондуктор. Купе последнее, запрись и не выходи, откроешь, когда постучат!
– А, вы русский? – почему-то мне захотелось пообщаться.
– Нет, я полек. Я научился говорить сначала по-русски, а потом уж по-польски. После войны у нас в Кракове квартировали советские офицеры, они были добры ко мне, давали хлеб. А ещё один маленький толстый офицер с огромными ладонями, как лопаты, колол большим ножом белый шар и клал нам, мальчишкам, маленькие кусочки в рот. Они были липкие и противные, белые комочки. Многие их выплёвывали. Но мама мне сказала, что это вкусно и называется цукр.
– Мой отец освобождал Краков. Он тогда был холост и молод, поэтому вспоминал старую столицу Польши, как город, где прямо по проезжей части улиц выгуливали себя, держась под руки, нарядные девушки, человек по десять. Их цепочку объезжали, бибикая, полуторки, сделанные на заводе в моём городе. Девушки были порядочными, домашними. Отец говорил, что в Польше красивые женщины.
– Польские женщины красивы, зато польские вагоны – тьфу, сейчас увидишь.
После тоскливых минут ожидания наконец-то подогнали и прицепили к поезду вагон № 431: тёмно-синий, несуразно высокий, фанерный. Я, следуя инструкции, прошел в единственное открытое купе, заперся.
В Вене меня встречал таксист болгарин Иван.
– Ваня?
Он захохотал.
– Ваня – у нас девушек зовут!
Это весёлое настроение сохранялось у нас на всё время моего пребывания в Австрии. Иван оказался очень дотошным и любознательным гидом. Он закончил Софийский и Венский университеты, оба по отделению экономики, но работы по специальности в Австрии не нашёл, зато знание русского языка позволило водить экскурсии для новых русских. Иван поделился со мной, что если бы он знал, что ему придётся зарабатывать на жизнь с помощью русского языка, он бы в школе, где русский раньше в Болгарии был обязательным, учил бы его лучше, а он предмет этот ненавидел.
С Иваном я исколесил всю столицу и пригороды. Разглядывал с вершин Альпийских гор красивейшего цвета озеро Мунзее (Лунное озеро), заглянул в Зальцбурге в домик Моцарта. Посещал многочисленные соборы, дворцы, бродил с Иваном по великолепным австрийским паркам.
В одном из центральных парков Вены Иван, раскинув свои большие руки, как бы охватив ими похожие на поля гигантские клумбы с самыми фантастическими цветами со всех стран мира, произнёс (возможно, в нём проснулся экономист):
– Когда русские солдаты вошли в Вену, то перекопали все эти клумбы и вместо цветов посадили картошку и разные овощи, а солдатские козы паслись возле королевских дворцов. Венцы обиделись, но за картошкой ходили и за молоком тянулись гуськом со своими бидончиками сюда к оккупантам, а те не жадничали, наливали – детям же нужно молоко, ну и что, что они австрийские дети, дети же – им расти надо.
Зашёл разговор о войне.
– Иван, – спросил я парня, – а как случилось, что твоя Болгария оказалась в 1941-м на стороне Германии? Воевали против нас.
– Воевали? – Иван расхохотался. – Когда Гитлер предложил нашему царю собрать две дивизии болгар и послать против СССР, царь Борис ответил, что болгары через две недели все окажутся на стороне русских. Шипка у нас, болгар, в генах. Например, первые данные о подготовке немцами операции «Цитадель» советская разведка получила от болгарского генерала. После того как советские войска освободили Болгарию, была создана Болгарская освободительная армия, она вошла вместе с советскими войсками в Вену.
