Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)
– Давайте толкаться, что ли.
И как когда-то в детстве на школьной перемене, но только с очень серьезными лицами трое взводных уперлись друг в друга плечами, головами и начали пыхтеть и тереться.
– Мы, наверное, выглядим, как клоуны в цирке.
– Похоже, что так. А тебя, Арчи, это беспокоит? Солдат стесняешься? Брось, мерзни себе с достоинством, ни на кого не обращай внимания. Кстати, вон и они нашему примеру последовали, – ритмично постукивая зубами, процедил Хоффман.
– Господи, как же Карбышев все это терпел?
– Он не терпел. Он замерзал.
– Представляете, а дома сегодня первое мая, праздник… – Марков, по-прежнему верный своей ностальгии, не унывал и, чем мог, грел душу. Он мечтал.
– А у нас здесь какое число, как ты думаешь?
– Конец ноября середины четырнадцатого века, – вжав голову в плечи, он оглядел низкие тяжелые тучи.
Кто-то из солдат пытался снова развести костер. Безуспешно. Валежник, прошлогодняя трава, корешки кустарника – все от дождя и сырого снега стало мокрым. Через какое-то время снег перестал таять. Вся рота, все, кто не был на дежурстве, зарылись в СПС с надеждой спастись от сырости и от холода, не дожидаясь, когда их засыпет снег. Люди лежали на боку, прижавшись друг к другу плотнее, чем кильки в консервных банках, они цеплялись за каждую калорию тепла, вжимались в мокрые бушлаты, терли ледяные пальцы. Помимо всего прочего на этой высоте им не хватало и кислорода. Тяжелая дрема обволакивала их уставшие головы, мутила разум, склеивала клеточки мозга и ресницы. Полубдение медленно сменялось полусном.
– Костя, – бормотал Ремизов, – а если «духи»…
– Если «духи»… Если «духи», то нам хана. Только что им здесь делать, на такой высоте, среди грозовых туч? Ты боишься? Не бойся. Первый батальон за нас заплатил, все нормативы по трупам выбрал.
– Костя, а как же так вышло с ними?
– Я не знаю. – Хоффман что-то неразборчиво шептал себе под нос, а потом более четко, но так же безразлично добавил: – Рано или поздно нас всех закопают. Что заслужим, то и получим.
– В это невозможно поверить.
– Ребята тоже не верили.
– Почему мы им не помогли, у нас ведь мог быть шанс?
– Тебе так кажется.
– Нет, мы с Марковым смотрели по карте.
– Все равно далеко. Кто бы до них добрался? Ты да я, да Мишка… Еще пара солдат поздоровее. А чтобы помочь, нужна сила. Большая сила, батальон. Наверное, наши командиры растерялись, у них в голове переклинило от страха. Они никогда не думали о войне, как о мясорубке. Они никого не смогли туда послать на помощь. Не хватило воли.
– Но ведь мы даже не попытались.
– Нашей вины здесь нет… – шелестом прозвучали последние слова, и Хоффман окончательно провалился в свой полусон.
Ремизов еще что-то бормотал и через минуту тоже отключился, уткнувшись носом и подбородком в спину товарища. Не прошло и часа, как их плащ-палатка, которой укрывались семь человек, подернулась тонким слоем льда, еще через час и ее, и другие, и не прикрытые ничем СПС, и людей в СПС замело снегом. Если бы мимо шли «духи», они так бы и прошли мимо, ничего не заметив под порывами и завыванием метели в эту черную ночь.
Утром, как ни в чем не бывало ярко светило солнце, искрился небывалой чистоты снежный покров. Откуда-то из сугробов, из-под камней вылезали люди, от их мокрых бушлатов, как они называли свои куртки, клубами валил пар.
– Командиры взводов! Проверить личный состав! Никого не потерять, смотреть в оба. – Мамонтов отдавал дежурные указания, принимал доклады о готовности. – Порядок движения без изменений, такой же, как вчера. Дозор, вперед! Первый взвод, интервал – пятьдесят метров, вперед!..
Они двинулись. Точно так же, как и все предыдущие дни.
– Ну что там по карте сегодня?
– А то не знаешь, – Хоффман с утра был нелюбезен, – как всегда горы, сэр.
– Вот удивил.
– Удивишь тебя, конечно. Вас, оптимистов, ничем не проймешь, все в светлое будущее верите. Ну и как тебе ночлег в этом «холодильнике»?
– Терпимо. У меня во взводе никто даже не чихнул. Мы становимся специалистами по жизни в горах. – Ремизов с гордостью оглядел окрестности, ослепительно-белые пики вершин, изрезанные линии хребтов на фоне неправдоподобно синего неба.
– Сегодня точно ими станем, впереди пятитысячники… Никогда бы раньше не подумал, где придется бродить.
– А почему нет? В этом есть особенная прелесть. Как и когда ты оказался бы на такой высоте? Люди мечтают об этом всю жизнь, а мы запросто осуществляем чужие мечты. Точно, крыша мира! Что там Высоцкий пел? «Опасный, как военная тропа…»
– Это про альпинистов, не про нас…
– А про нас споют?
– С чего бы это? Разве мы здесь Родину защищаем? – для Хоффмана это был решенный вопрос, и сомнений не вызывал. – Ну все, мой взвод пошел.
– Опять с Мамонтом?
– Доверяет. А ты думал, – и он хитро улыбнулся.
Днем батальон вошел в вечные снеговые шапки Гиндукуша. Усачев, ставя подошвы ботинок на ребро, рантами резал толстый пласт спрессованного, отвердевшего снега, больше похожего на лед. Этот пласт, с точки зрения наук, изучающих землю и климат, назывался ледником. Миллиардами зеркальных граней снежинок, кристаллов льда он отражал лучи яркого солнечного света и долго консервировался в холодном высокогорном воздухе.
– Начальник штаба, докладывай, где мы есть.
– У черта на куличках, а если точнее… Так, мы прошли вот здесь по гребню. – Савельев вел простым карандашом по извилистым горизонталям, пересекавшим сетку координат, – в этой точке мы разделились с четвертой ротой. Аликберов выдвигается вот сюда, к отметке 4702. Пятая рота и мы следом за ней прошли уровень 4800 и сейчас выдвигаемся по южному склону хребта, сейчас наша точка здесь. – Карандаш остановился.
– Ну и что ты об этом думаешь?
– Думаю, что мы не успеваем вложиться в задачу. Под ногами лед со снегом, вы и сами видите, и люди за две недели просто измотаны. Минометчики за нами уже сейчас угнаться не могут, а если мы дальше пойдем на 5100, то ни о каких сроках и думать нечего.
– Даже без привала?
– А как без привала? – Начальник штаба вопросительно посмотрел на комбата. – У меня есть идея. Здесь, на этой высоте, вечный снег, совершенно необжитой район, ближайшие кишлаки на большом удалении. На обозримом пространстве нет ни перевалов, ни нахоженных троп. А вывод такой. «Духов здесь» нет. Даже огневую точку ставить нет смысла, она же ничего не будет прикрывать. Наблюдательный пост в сугробе тоже не оборудуешь, допускаю возможность случайного наблюдателя, но именно он засечет нас еще на подступах, а не наоборот.
– Решение?
– Не занимать указанные высоты, зафиксировать по два артиллерийских разрыва на каждой для формального контроля и продолжить движение в основном направлении. Тогда мы укладываемся в сроки поставленной задачи.
– Все по полочкам разложил, только вот Карцев с нами не согласится. Хм, трудности надо преодолевать – вот и вся его логика. И тем более не согласится после недавнего разгрома. Синдром перестраховки. Это же так просто. – В последних словах Усачева легкий укол насмешки сменили грустные нотки, и логика, и отсутствие логики в действиях командира полка выглядели и очевидными, и слишком понятными.
– Тогда мы выйдем на контрольные точки только к полуночи, и только к рассвету – из зоны снегов, мы даже на ночной привал не сможем остановиться. А наши бойцы уже сутки на галетах и окаменевших консервах.
– Да, здесь костра не разведешь. Решение будет такое, – комбат спокойно посмотрел на Савельева, – довести до командиров: через час останавливаемся на привал для отдыха и приема пищи. Если есть возможность, часть наземных сигнальных патронов потратить на кипяток для чая. До рассвета остановок, возможно, не будет. Во время привала я свяжусь с Карцевым, но надежда на то, что он даст «добро», невелика.
– Товарищ подполковник! – напомнил о себе начальник связи. – «Горнист» на связи. Командир роты Мамонтов и один солдат сорвались с ледника. Оба целы. Их вытаскивают, – Мамаев замолчал, вслушиваясь в эфир. – Передают, что солдат не может сам идти, у него вывих стопы.
– Черт, вот и ответы на все вопросы. Как это случилось?
– Они поднимались на хребет по южному склону, там подтаявший снег, Мамонтов не удержался. Вот его и спасали Хоффман и этот солдат. Справились кое-как, а если бы нет, то ротному был бы копец. Ниже по склону расщелина, и не за что зацепиться. – Мамаев снова замолчал, весь уйдя в слух. – Товарищ подполковник! Еще один сорвался. Ремизов. На том же склоне.
– Да…вашу мать, давай сюда наушники!
– «Горнист», что у вас происходит?
– Вверх невозможно идти, уклон градусов сорок. Третий взводный обходной путь искал, не удержался на леднике.
– Ну?
– Его не видно, он где-то внизу, – связь прервалась ненадолго, а потом уже бодрым голосом Мамонтова снова вернулась в эфир. – «Странник», я – «Горнист». Все нормально, зацепился за валун, цел. Отправляю «второго» и пару бойцов с веревками.
