Алла Бегунова - Одиночный выстрел
Однако больше всего понравился Людмиле пистолет ТТ, или «Тульский, Токарева», личное оружие младшего и среднего командного состава Красной Армии. Ведь три темнорубиновых треугольничка на петлице воротника, указывающие на звание старшего сержанта, издали еще и не разглядишь. А вот надетая на пояс кожаная кобура при шомполе с согнутой в кольцо ручкой бросается в глаза сразу.
Тяжеловатым казался ТТ для женской руки — 825 граммов, и то — без магазина на восемь патронов. Некоторые ставили русскому инженеру Токареву в упрек, что его оружие слишком сильно напоминает изобретение «пистолетного короля» господина Джона Мозеса Браунинга, особенно — модель 1910 года бельгийского производства. Но подобные теоретические споры мало занимали старшего сержанта Павличенко. Ей пришелся по душе, и длинный вороненый ствол «Тотоши», как его ласково называли в армии, и удобная рукоять с рубчатыми накладками, и мощный патрон калибра 7,62 мм, пробивавший кирпичную стену толщиной в 100 мм. Номер выданного ей пистолета состоял из букв «ПА» и цифры «945», его украшала крупная насечка на кожухе-затворе. Они свидетельствовали: данный экземпляр изготовлен именно на Тульском оружейном заводе и в 1940 году[6].
Людмиле немедленно захотелось где-нибудь на свежем воздухе, в сквере или в парке опробовать новую военную игрушку. Но в городе, объявленном на осадном положении, проводить такие ознакомительные стрельбы не стоило. Ей пришлось ждать до 9 ноября, когда прибывший наконец в Севастополь 54-й полк занял отведенные ему позиции в третьем секторе обороны вместе с 287-м стрелковым, 3-м полком морской пехоты, 2-м Перекопским полком и 7-й бригадой морской пехоты. Они расположились на пространстве Мекензиевых гор, между реками Бельбек и Черная, от железнодорожного полустанка, вдоль деревень Камышлы и Биюк-Отаркой до хутора Мекензия, который действительно в конце XVIII века принадлежал контр-адмиралу Российского императорского флота Томасу Мак-Кензи, по своему происхождению шотландскому горцу.
Глава восьмая. ЗАКОЛДОВАННЫЙ ЛЕС
Наверное, года два или три назад эта мягкая хвоя была зеленой. Теперь стала коричневато-желтой. Толстым, рыхлым ковром покрывали ее иголки землю под кустами можжевельника, но сразу не истлевали, не разрушались, а медленно отдавали свои соки каменистой горной почве. От такого «сладкого» перегноя, от терпкого хвойного запаха, невыносимого для разных лесных паразитов, тут прекрасно жили и развивались крымские деревья: вяз, или по-местному «карагач», клен, акация, дикая яблоня, бузина-древостой, дуб скальный — могучий исполин, чаще всего растущий одиноко и высоко поднимающий к небу узловатые руки-ветви.
Деревья уже утратили роскошный летний убор. Свирепые ноябрьские ветры сбили и унесли к морю их высохшие листья. Еще больше лес пострадал от бомбежек, артобстрелов, ружейно-пулеметного огня. Немцы яростно штурмовали наши позиции вплоть до 22 ноября 1941 года. Однако взломать севастопольскую оборону им не удалось. Лишь кое-где они незначительно продвинулись вперед. На фронте установилось затишье. Противников разделяла нейтральная полоса, совсем неширокая, от ста до ста пятидесяти метров.
Обозначенная с обеих сторон извилистыми ходами сообщения, траншеями, окопами, долговременными огневыми точками, иногда — минными полями, иногда — рядами колючей проволоки, она тянулась на многие километры. Начало ее на юго-востоке упиралось в улочки приморского рыбачьего поселения Балаклава, конец, пролегая по холмам и долинам, вел на запад, к берегам мелкой, но бурливой речки Бельбек. Впрочем, выходы на нейтральную полосу и даже переходы через нее существовали. Почти незаметно ее можно было пересечь на Мекензиевых горах, то есть по гребню Камышловского оврага и соседней с ним Темной балки, на покрытых трудно проходимыми зарослями высотах 319,6 метра, 278,4 метра и 175, 8 метра, которые лежали к западу от лесного кордона № 2 «Хутор Мекензия».
Для того следовало лишь, как свои пять пальцев, изучить здешний лес, запомнить его наизусть, словно таблицу умножения…
Предрассветный ветер налетел внезапно. Кроны деревьев, покачиваясь от его порывов, застучали голыми ветками. В рассеивающихся сумерках они казались ожившими лесными существами, а короткий перестук — их таинственным разговором. Людмила прислушалась и подняла голову. Над тропинкой склонялся причудливо изогнутый буро-серый ствол клена, называемого в Крыму «ложноплатановым». Несколько оранжевых разлапистых листьев, немного похожих на раскрытую человеческую ладонь, еще держались там вверху на длинных черешках. Вдруг один из них оторвался и, кружась в воздухе, лег на тропинку прямо у ее ног.
— Возьми, — шепотом сказал старый егерь Анастас Вартанов. — Это к большой удаче.
«Странное суеверие», — подумала Павличенко.
Красивый кленовый лист никак не подходил к осенней снайперской одежде — камуфляжной куртке грязножелтого цвета с коричневыми разводами. Огненной расцветкой он бы выдал Людмилу врагу. Потому она положила лист в карман, туда, где лежали две обоймы патронов, индивидуальный санпакет и кусочек рафинада, бережно завернутый в фольгу вместе с щепоткой сухой чайной заварки. Сахар, если его разжевать с заваркой, хорошо подкреплял силы при многочасовой засаде.
Честно говоря, какая засада ждет ее сейчас, старший сержант не знала. Просто шла следом за лесником по еле заметной охотничьей тропе и присматривалась к лесу. Как все неведомое, он ее пугал. Но одновременно притягивал к себе, завораживал. Он представлялся ей идеальным местом для маскировки и вовсе неидеальным — для меткой стрельбы. Куда полетит пуля, ведь она не заяц, чтобы петлять между стволами. Как правильно вычислить расстояние до цели при оврагах, невидимых из-за буйно разросшихся кустарников?
— От кривого клена до колодца — восемьдесят пять метров, — повернувшись к ней, тихо сказал Вартанов. — Запомни, детка…
Старый егерь словно бы прочитал ее мысли. Возможно, на рассвете в лесной чаще они передавались собеседникам, близким друг другу по духу, особенно легко. Хотя неделю назад Людмила и не подозревала о существовании Анастаса, родившегося в Крыму в прошлом веке в семье обрусевших армян, сто лет верой и правдой служивших российским государям, кои имели на полуострове поместья и обширные охотничьи угодья.
Вся жизнь Вартанова и его дружной семьи проходила на лесном кордоне № 2 «Хутор Мекензия». Старинный барский дом после пожара разрушился почти до фундамента, фруктовый сад, окружавший его, одичал. Но егеря-то всегда жили отдельно. На том же плоском взгорье, что имело высоту 310 метров над уровнем моря, для них построили целую усадьбу с небольшой конюшней и скотным двором, с баней, мастерской, дровяными сараями, теплицами, к которым примыкал огород.
Между тем на военной карте-трехверстке хутор Мекензия обозначался как один из важных узлов обороны в третьем ее секторе. Немцам удалось захватить его. Теперь они старались по удобной для их военной техники грунтовой дороге через долину Кара-Коба пробиться дальше к Севастополю. Бойцы и командиры 54-го стрелкового полка, 3-го полка морской пехоты и 7-й бригады морской пехоты получили приказ овладеть хутором и выгнать оттуда фрицев. Поначалу советское наступление развивалось успешно. Потом фашисты подтянули свежие пехотные части и с трудом, но все-таки отбросили русских на их исходные рубежи.
Бой произошел упорный.
Пороховой дым еще стлался над горами, еще по балкам и урочищам перекатывалось эхо последних орудийных залпов, когда у окопов второй роты из леса вышел седой, как лунь, человек в серой цивильной куртке и с котомкой за плечами. Он был похож на лешего небольшой сгорбленной фигурой и кудлатой бородой, почти достигающей глаз. От неожиданности солдаты снайперского взвода чуть не застрелили его. Он вскинул вверх обе руки и дико заорал: «Я — свой!» В руках он держал раскрытый советский паспорт и какое-то удостоверение в коричневых корочках и с фиолетовой печатью.
Командир взвода старший сержант Павличенко, не опуская винтовки, сурово спросила его, что он делает на их боевых позициях и каким образом сумел пройти через вражеские дозоры. Старик ответил, будто это нетрудно, ибо немцы не заходят в лес далеко, боятся, а он — здешний лесник и обошел их по тропкам, ему одному знакомым. Тут он заплакал. Слезы покатились по белой бороде и стали падать на куртку, перетянутую охотничьим патронташем, правда, незаполненным.
Вскоре, за ужином, они уже обсуждали историю егеря Анастаса Вартанова, весьма трагичную, как многие другие события этой ужасной войны. Группа фашистской разведки заскочила на лесной кордон № 2, опередив свои строевые части. Им чем-то не понравился сын Вартанова, его внук, да и вся семья лесника. Недолго думая, гитлеровцы расстреляли их возле дома. Сам Анастас, по счастью или по несчастью, с утра уехал в тот день в городское управление, дабы выписать накладные и получить овес и сено для прокорма лесных обитателей зимой.
