Андрей Козлов - Вся правда об Украинской повстанческой армии
Вятрович пишет: «В конце 1947 года опасность ареста нависла непосредственно над Андреем Ющенко (перевод мой. — А. К.). Очевидно, догадавшись или получив от кого-то информацию, он в ноябре 1947 года оставляет Западную Украину».[357]
Отметим явное передергивание фактов. Компромат на Ющенко стал доступен чекистам в августе 1948 г., спустя несколько месяцев после ареста «Сирко» и «Буковинца». То есть в конце 1947 г. Андрей Ющенко не мог опасаться «разоблачения». Его псевдоруководители еще гуляли на воле, а он и дальше мог «выполнять их задания» по сдаче денег и чистых школьных тетрадей.
«В августе 1948 года, — продолжает Вятрович, — чекисты объявляют розыск бывшего школьного директора и очень быстро находят его по месту рождения в селе Хоруживка Недригайловского района Сумской области».[358] Но по какой-то причине его не арестовывают.
Вятрович утверждает: «Если бы дальнейшие события происходили на несколько лет раньше, Андрей Ющенко был бы немедленно арестован и, учитывая имеющиеся доказательства его причастности к подполью, едва ли мог бы рассчитывать на милость «гуманного» советского правосудия».[359]
Последний аргумент — сомнителен. Все разговоры о том, что 1948 г., в плане бескомпромиссности борьбы органов государственной безопасности, чем-то отличался от 1946-го — домысел автора. Да, приоритет отдавался не войсковым, а оперативно-чекистским методам работы. Но опасность распространения националистической заразы на восток Украины заставляла безжалостно пресекать там малейшие националистические проявления.
Вспомним, как в мае 1948 г. органами МГБ УССР были арестованы 12 студентов киевских вузов, которые обвинялись в создании Киевского городского провода ОУН. И еще раз повторим, не все из 12 человек вообще что-либо предпринимали. Но все они были заключены под стражу.
А что же с Ющенко? Если бы за ним «водилось» что-то серьезное, он, безусловно, сел бы, и надолго. Но на него в ноябре 1948 г. Недригайловским райотделом МГБ Сумской области было лишь заведено дело № 4552, а его фигуранту присвоен псевдоним «Хитрый».
«Продолжительное время — свыше года — чекисты лишь наблюдали за объектом «Хитрым», — пишет Владимир Вятрович. — При этом они накопили дополнительные доказательства его антисоветских националистических настроений. Из донесений агентуры: «Ющенко систематически слушал радиопередачи «Би-би-си» и «Голос Америки», агентам «Соколу» и «Морозу«…высказывает антисоветские мысли и восхваляет жизнь и обычаи за границей, в частности в Америке»[360].
С Америкой все легко объяснимо. Ющенко служил в армии США. После освобождения союзниками из концлагеря он несколько месяцев ловил эсэсовцев и гестаповцев. А все, кто столкнулся с американскими кожаными регланами, тушенкой и консервированными сосисками, их хвалили. По тем временам этого вполне хватало для зачисления в стан «врагов народа», но, видимо, было уже мало для ареста.
В марте 1950 г. чекисты переходят к активным действиям. К Андрею Ющенко подсылают бывшего подпольщика — агента «Лихого».
«Хитрый» принял «Лихого»… подтвердил свое пребывание в Станиславской области, но о причастности к ОУН промолчал. Заявил, что в условиях Недригайловского района работу организовать тяжело. Нет людей, на которых можно положиться».[361]
18 марта 1950 г. состоялась вторая встреча агентов МГБ «Лихого» и «Дорожного» с Андреем Ющенко. «Дорожчий» спросил, есть ли в округе люди, преданные делу ОУН: «Есть в селе Хоруживка один человек, он перед вами… Каким я был, таким и остался, поэтому не случайно пришел на встречу в лес».[362] Затем Ющенко предложил встретиться через два месяца в Харькове.
Третья встреча состоялась. Но в городе Андрей Андреевич уже заявил полностью противоположное сказанному в лесу: «В данное время мне не о чем с вами говорить».[363]
Владимир Вятрович правильно пишет: «Каждый вынужден был избирать собственную стратегию выживания».[364] Обратим внимание, что разговоры в лесу и в городе кардинально разнятся. В лесу Ющенко — бандпособник, а в городе — честный советский человек. Не удивительна ли подобная метаморфоза?
Ответ мы находим в множестве схожих ситуаций. Одна из них описана в мемуарах Евгена Горошко «С Бандерой — через Норильск, Мордовию и Владимирский централ».[365] В них содержится рассказ о ночном посещении бандеровцами местного священника.
«Когда наших священников в 1946 году арестовали, — вспоминает Евген Горошко, — то прислали в соседнее село молодого священника Московского патриархата… Окружили мы дом, заходим и приветствуем: «Слава Иисусу Христу!» Он смотрит на нас — вооруженных людей — и говорит: «Ребята! Не стреляйте!» Затем достает паспорт, партийный билет (подчеркнуто мной. — А. К.) и говорит: «Все расскажу, не убивайте, у меня жена, ребенок. Я из Киевского КГБ. Нас таких 40 человек, все украинцы. Набрали нас на Западной Украине и сначала направили учиться в Ленинград в духовную академию на 2 года, а затем мы закончили 5 курсов школы КГБ»… Забрали пистолет, партийный билет и говорим: «Завтра езжайте в КГБ в Сколе и расскажите, как было дело. Скажете, мы дали 48 часов, чтобы вы покинули Западную Украину. Обманете — расстреляем».[366]
История эта, как и большинство мемуаров националистов, изобилует пропагандистскими штампами и откровенной ложью. Обратим внимание, например, на то, что священник учился 7 лет в Духовной академии и в школе КГБ.
На дворе год 1946-й. Выходит, готовить его начали в 1939 г., и всю войну он просидел за партой.
Вдумайтесь! Тайный агент госбезопасности в рясе и с партбилетом! Насколько больное надо иметь воображение, чтобы придумывать подобную чушь?
Если убрать россказни про пистолет, партбилет, пятилетнюю (!) школу не существовавшего тогда КГБ… Все остальное похоже на правду. По ночам такие, как Горошко, ходили по домам и угрозами принуждали учителей, агрономов, медиков с востока Украины либо сотрудничать с подпольем (форма могла быть любой: от сдачи денег, теплой одежды, до практической помощи националистам), либо убираться восвояси.
На ночные визиты непрошеных гостей все реагировали по-разному. Кто-то признавался во всех совершенных и не совершенных грехах, кто-то пытался бороться и погибал, кто-то уезжал на восток… Выбор был небогат, но он все же был.
Ющенко избрал свой особый путь. Он долгие годы отчаянно пытался лавировать между молотом МГБ и оуновской наковальней. Но пришел момент, когда он решился расставить все точки над «і». В Харькове на третьей встрече он говорит «Дорожному»: «Прошу меня не искать и не беспокоить»1. Повторюсь, Андрей Ющенко хотел жить. Да, иногда он «играл» на грани фола. Однако бандеровцем он не был никогда!
Казалось бы, подозрения МГБ были беспочвенны, вопрос исчерпан! Но тут в судьбу Ющенко вмешался чиновничий фактор.
Неудовлетворительное состояние борьбы с националистическим подпольем на Сумщине привлекло внимание министра государственной безопасности УССР Н.К. Ковальчука. Его задело то, что за 1950 г. в Сумской области не задержано ни одного члена ОУН.
«Взбучка» министра подействовала. Крайним был назначен «Хитрый».
Попытки активизировать операцию продолжались вплоть до 1956 г., но они ничего не дали. В том же году ведение дела против «Хитрого» КГБ прекратило. «Очевидно, по причине его многолетней безрезультатности», — пишет Владимир Вятрович[367].
Спорить не будем. Безрезультатность базировалась на победоносном неучастии Андрея Ющенко в делах националистического подполья. К делу было сложно «пришить» пустые заявления, обещания, а также нереализованные намерения когда-нибудь и чем-нибудь помочь. Это его и спасло. Именно таким образом «Хитрый» перехитрил СБ ОУН, МГБ, КГБ и дожил до глубокой старости.
А коль так, то приведенный Владимиром Вятровичем документ следует читать с учетом исторических реалий исследуемого периода, с учетом фактов, событий, имевших место в западных областях УССР, совпадающих по времени.
К современным способам фальсификации истории можно также отнести открытую подмену понятий, несущих основную смысловую нагрузку. В ноябре 2009 г. директор архива Службы безопасности Украины Владимир Вятрович заявил, что Украинская повстанческая армия вообще не воевала с Красной Армией, поскольку главным противником УПА был НКВД. По его словам, в архиве есть документы об отношениях между УПА и Красной Армией, которые «подтверждают, что руководство Украинской повстанческой армии давало четкие указания своим подразделениям не воевать с Красной Армией, которая наступала». По его мнению, командование УПА рассматривало Красную Армию как «возможный резерв в борьбе против и сталинизма, и нацизма».[368]
