Александр Зонин - Морское братство
«Неужели не видит, что насос неправильно работает, в неполную силу тянет?»
— Бушуев, надо быть внимательнее на вахте. Прибавьте пару, подкачайте воздух, регулируйте давление, — приказал Балыкин.
Он выжидал и терпеливо следил за действиями подчиненного. Паузы в стуке поршней на минуту исчезли, но затем возник какой-то хлюпающий звук.
— Ну, — спросил Балыкин, — теперь лучше работает?
— Теперь лучше, — равнодушно повторил Бушуев.
Балыкин с сердцем отодвинул его в сторону и нагнулся над насосом; он пытался отрегулировать подкачку воздуха, но ничего не получалось. Хлюпающий звук возрастал.
Бушуев ухмыльнулся, услышав, что Балыкин по телефону вызывает командный пункт части, просит разрешения остановить насос и перейти на резервные средства.
Он получил практический урок, как вывести агрегат из строя, и эта мысль даже оживила его. При вскрытии насоса он хлопотал больше, чем обычно, задавал вопросы и сам попросился ставить новые кольца. Это смягчило Балыкина:
— В другой раз слушайте звук. Как голос нарушится, вроде как спирает, прерывается, значит — надо лечить. А сейчас поршни у нас заговорят нормально.
Бушуев осторожно вставил:
— Хорошо, что в начале вахты случилось, а то бы поход задержали.
— Из-за таких пустяков? — удивился Балыкин. — Водогрейные и паровые трубки на ходу глушим, так это… — Он пренебрежительно махнул рукой. — Однако стыдно. Надо, чтобы вахта была без происшествий. У меня давно происшествий не было на вахте, и надо работать так, чтобы предупредить их.
Запустили насос, и в котельном восстановилась размеренная, скупая на движения и слова работа ходовой вахты.
Миноносцы и охраняемые суда, очевидно, уже вышли в открытое море. Слегка покачивало, и ощущалась равномерная дрожь корабля, быстро пробивающего себе путь в тяжелых массах воды. Горение теперь шло в шести форсунках, и во всех пламя было светло-оранжевого цвета, означавшего, что воздуха поступает не мало и не много, как раз столько, сколько нужно, чтобы над широкой трубой миноносца не появлялась шапка дыма. Стрелка манометра показывала, что пар держится на марке, в соответствии с заданным давлением. Но Балыкин не чувствовал себя спокойно. Полбеды — принять вахту с неполадками в механизме, но две беды — сдать вахту, когда нарушен нормальный ритм работы. Он то нагибался к форсунке, то прислушивался к звукам циркуляционной помпы, то проверял в ней охлаждение масла. Его томило предчувствие, что неблагополучно начавшаяся вахта еще принесет ему неприятности. И верно, только решил он присесть, как встревоженный матрос позвал к водомерному стеклу.
В котле был мазут. На прозрачной поверхности водомерного стекла поблескивала тонкая маслянистая пленка. Балыкин отвернул пробку, и струящаяся по трубке вода заиграла цветами радуги. Балыкин выругал себя за хвастливость: похорохорился — и накликал настоящее несчастье. Котел выведен из строя на много часов! Его надо основательно промыть. Его надо остановить. А если кораблю понадобятся в операции все котлы? Он пошел теперь к телефону гораздо медленнее, обдумывая напрашивавшееся решение и опровергая доводы, которые могли быть не в пользу его плана. Он еще постоял у аппарата, раздумывая, но, начав докладывать, уже был тем неутомимым, уверенным, изобретательным Балыкиным, которым гордился весь экипаж «Упорного».
Нельзя было не принять предложения Балыкина, позволявшего через два — три часа вернуть котел в строй, и Бекренев, узнав о том, что берется сделать Балыкин, разрешил пока ввести третий котел.
В шахту спустили доски, а также наскоро сделанные марлевые сачки. Балыкин уже успел снять крышку котла, и из отверстия поднимался тяжелый влажный жар. Изогнувшись, уйдя с головой вниз, он изловчился окунуть привязанную к палке сетку в тусклую зеркальную пелену и зачерпнул коричневую жирную жидкость.
— Поторопитесь, товарищи, поторопитесь! — крикнул он.
Вытаскивая доски и устраивая их над поверхностью воды, матросы шутили:
— Будем бабочек ловить!
— Сливки, теплые сливки снимать, — возразил машинист, позванивая ведром, в которое надо было выжимать мазут.
Оттого, что прекратились гудение воздуха и движение механизмов, голоса звучали необычно гулко.
Бушуев не принимал участия в общем оживлении и опасливо посматривал на котел.
«А если с доски — да в воду? Сваришься сразу, как рак. Ишь, смеются! А небось каждый думает, что другой полезет. Я ни за что…»
Но Балыкин просто сказал, что работать будет тяжело. Надо устроить смену попарно. Первым полезет он, а с ним — кто желает?
Он осмотрелся, и Бушуев, бывший ближе всех, почувствовал на себе поощряющий взгляд старшины.
— Пожалуй, я, — сказал Бушуев против воли, надеясь, что Балыкин не расслышит, что его перебьют другие голоса, что его отставят.
— Так, значит, надевай ватник, мажь лицо вазелином, — сказал старшина.
И Бушуев понял, что вовлечен в опасное дело и надо пройти испытание. Он утешился мыслью поднять себя в глазах командования, заставить забыть об оплошности у нефтяного насоса; получит благодарность, и строгий командир отделения будет его рекомендовать как преданного бойца.
Однако ноги Бушуева дрожали и колени подгибались, когда он вплотную подошел к котлу. Он сразу покрылся крупным обильным потом и отпрянул, как только нагнулся к горловине.
— Смелее, смелее! — крикнул уже устроившийся на досках Балыкин. — Смелее, Бушуев, нельзя время терять!
Судорожным усилием Бушуев перекинул тело, зажмурил глаза и с облегчением почувствовал, что его приняли крепкие руки командира.
— Становись, осматривайся, не поджимай ног.
Начали работать. Бушуев старался не отставать от Балыкина. Они черпали сачками воду и держали их на весу, чтобы стекла вода и осела тяжелая маслянистая жидкость. Потом подносили сачки к ведрам и выжимали марлю руками. Десятки раз повторялись эти движения, а в ведрах коричневый слой был еще на дне, и на поверхности котла не уменьшалась тусклая пелена мазута.
Глаза пощипывало от едких испарений, в носу невыносимо щекотало. Бушуев проклинал все на свете и особенно своих далеких хозяев — могли избрать для него не такую тяжелую службу.
А Балыкин находил обстановку удобной для воспитательного воздействия. Нынче же объявит Ковалеву, что Бушуев — парень, из которого будет толк. И настойчиво внушал:
— Это тебе, товарищ, боевое крещение. Еще в топку слазишь, в коллектор — трубку глушить (оно, конечно, труднее) — и исправный матрос. А это, товарищ Бушуев, приятно — получить полное уважение от экипажа, от командования.
«Как же, нуждаюсь я в вашем уважении. Я бы тебя пихнул с доски — бултых, и нет героя», — злобствовал про себя Бушуев.
Балыкин сказал, что они вылезут, набрав полные ведра мазута. Но как ни старался Бушуев, Балыкин уже передал свое ведро наверх, а у Бушуева и на три четверти не заполнилось. Балыкин стал помогать ему.
«Работа дураков любит», — подумал Бушуев и сказал:
— Ладно, товарищ старшина, сменяйтесь, я сам закончу.
Протестовал он, однако, не сильно, чтобы Балыкин не вздумал и впрямь оставить его одного. Через несколько минут, когда оба вылезли, Бушуева распирало от презрения к старшине: работает, когда может только командовать!
Почти шесть ведер мазута выбрали из котла, сохранив драгоценную в походе котельную пресную воду. Она уже не отсвечивала цветами радуги, и в трубке за водомерным стеклом глаз с трудом различал линию на ее прозрачной поверхности. Вахта, задержанная происшествием на три часа, гурьбой отправилась мыться, переодеваться и отдыхать.
Бушуев спал плохо. Беспокоил храп соседа, но больше мешали спать тревожные мысли. Он вспоминал недавнее прошлое, перебирал в памяти фамилии фашистских офицеров, представлял себе их лица, их обещания, все убийства, которые совершал вместе с фашистами.
Он вспомнил отца, матерого зубра древних дворянских кровей. Вспоминал, как удачливо складывалась жизнь в первые два года войны, как близок был он к осуществлению своей старой мечты о праздности и богатстве, утерянном родителем, — все обещали ему немцы, если будет усердно служить… И это исполнится! Неужели сила Гитлера уже истощилась и погибла?!
Перед ужином он хмуро подошел к переборке, на которой в аккуратной рамке был вывешен свежий номер боевого листка.
В двух заметках он прочел, что краснофлотец Бушуев добровольно вызвался на работу в раскаленном котле и что он же, Бушуев, отлично работал на срочном ремонте нефтяного насоса. «На флоте молодой краснофлотец хочет быть передовым бойцом, каким был на партизанском фронте против подлых врагов нашей Родины».
— Как же, держи карман шире… — прошептал Бушуев, отходя от боевого листка.
Двенадцатая глава
