Владимир Кашин - С нами были девушки
Внизу, у подножия холма, им встретился всадник. Шофер остановил машину. В свете фар Зина узнала лейтенанта Ляхова, спешившего на пост.
Свесившись с коня, Ляхов что-то спросил у Аксенова. Сержант кивнул головой в глубь машины.
Зина увидела, как Ляхов с досадой махнул рукой и потом сразу растаял во мраке ночи.
Не успели они съехать в долину, как полил ливень. Шофер включил «дворник», и по ветровому стеклу равномерно заскользила резинка, стирая капли дождя, крупные как слезы.
В машине было темно и душно. Зину подбрасывало на выбоинах дороги, но она на это не обращала внимания.
«Начинается! На-чи-на-ет-ся! — назойливо вертелась в голове девушки одна и та же мысль. — Начинается!»
2
С той минуты как в батальоне узнали, что сбит не фашистский самолет, а «боинг» союзников, Андрей Земляченко не мог найти себе места. После отбоя он ушел в офицерское общежитие, лег в постель и закрыл глаза, будто спит. Но когда товарищи уснули, Андрей тихонько оделся и побрел в ленинскую комнату. Там он сел у стола с газетными подшивками, подпер голову руками и как каменный неподвижно сидел, дожидаясь возвращения из Бухареста комбата.
Узнав от Сазанова, что сержант Аксенов поехал за Зиной, Андрей уже не мог усидеть в комнате. Тяжелыми шагами мерил он молчаливые коридоры старинного боярского особняка, выходил на крыльцо, не обращая внимания на дождь, который попадал под навес, тревожно вслушивался в ночь.
Время от времени в порывах ветра, в шума дождя слышалось ему ворчание автомобильного мотора, а иногда и совсем невероятное: Зинин голос, женский плач, какая-то мольба.
Он стоял под дождем, пока не убеждался, что все это ему мерещится, и угрюмо возвращался в дом.
Виделось Андрею и строгое лицо командира, который приказывает арестовать Зину. Какой он был дурак, когда приревновал ее к капитану! Ведь отдать такой приказ, так спешить с арестом мог только совсем равнодушный к ней, даже враждебно настроенный человек… Теперь ее будут судить, наверняка будут судить!
Однажды, еще в училище, Андрей присутствовал на заседании военного трибунала. Рассматривалось дело курсанта-часового. Усталый, согретый ласковой летней ночью, часовой задремал возле душистой скирды сена. Проснулся он от сильного жара, яркого света, но было поздно: горел фуражный склад…
Обвиняемый — молодой круглолицый парень — растерянно смотрел в землю, бросал тревожные взгляды на судей. Не зная, куда деть руки, он то мял пилотку, то опускал их, вытягиваясь «смирно».
Заседание, проходившее на территории училища, возле места пожара, продолжалось недолго: председательствующий зачитал материал обвинения, подсудимый кратко ответил на вопросы.
— О чем просите суд? — спросил председатель.
— Пошлите в бой! — произнес парень. — Дайте возможность кровью искупить вину…
На месте того юноши-курсанта Андрей видел теперь Зину. Ее большие глаза смотрели не на судей, а на него, увеличивались, ширились, приближались и расплывались в дождевом мраке.
Может, они хотели сказать, эти глаза, что и он виноват, и он должен стать рядом с ней… Нет, не рядом. Он заслонил бы ее от любой опасности, стал бы вместо нее. Но разве разрешат?!
А может, еще и не станут ее судить? Чего с человеком не бывает! Ну, ошиблась… Но ведь она хотела уберечь промыслы…
Можно ошибиться, когда решаешь школьную задачу, когда рассматриваешь силуэт на занятиях, но так ошибиться!
Там же, в самолете, были люди, которые, наверное, погибли. Пусть они не с Полтавщины, не из привольных российских краев, но они перелетели океан, чтобы бить фашистов, и вдруг погибли. Почему, из-за кого?
Да. На посту стояла она. Наверное, о чем-то размечталась. Задумалась. Потом вдруг опомнилась. У нее были считанные секунды. Не успела распознать.
И о чем она мечтала? Над чем задумалась? Почему забыла о войне?.. Может, о нем думала, об их будущем?..
Какое будущее? Нет, его сейчас не радует, если даже о нем думала…
Возле ворот засигналил автомобиль Моховцева. Андрей вскочил как ужаленный и выбежал под дождь. Остановился на полдороге. Забрызганный грязью «козел» въехал во двор.
Лейтенант со страхом смотрел на мокрый, еле видный в мигающем свете фонаря кузов машины. Слышал, как Аксенов рапортует дежурному по части техник-лейтенанту Сазанову.
А вот и Зина. Он не мог разглядеть ее, только угадывал в темноте дорогие черты.
Зина натянула на плечи шинель. Начальник караула сержант Чекалин тоже выбежал к машине и повел девушку в подвал дома.
Отдельной гауптвахты в батальоне еще не оборудовали и поэтому решили держать Зину в маленькой комнатке рядом с караульным помещением.
Андрей шел за ними на расстоянии. Подойти поближе, заговорить — не решился.
В эту ночь в штабе батальона не спал еще один человек — именно тот, по приказу которого привезли Зину.
Капитан Моховцев, полуодетый, без кителя, в расстегнутой нательной рубахе, совсем не похожий на того комбата, каким его знали в части, сидел, сгорбившись, на узенькой кровати.
Много передумал в эту ночь капитан.
Сколько раз в своих неспокойных снах он вытаскивал эту девушку из огня, заслонял от осколков! Сколько раз и наяву мерещилась она, но капитан усилием воли отгонял эти видения…
Появление молодого лейтенанта, сразу влюбившегося в Зину, ускорило события. Однажды на посту ноль девять капитан очень робко попробовал обратить на себя внимание девушки. Из этого ничего не вышло. Она не поняла его или сделала вид, что не поняла… И вот наконец этот трагический случай — но он не может ее спасти, не может преступить закон… Тогда, на посту, он сказал ей: «Если у вас будут затруднения, звоните прямо мне…» А теперь должен до конца выполнить обязанности командира.
Он тоже слышал сигнал своего автомобиля у ворот. Поднялся, медленно натянул китель, но, дойдя до двери, остановился, потоптался на месте и, возвратившись, снова опустился на кровать. Через весь его лоб глубоко пролегла морщина, сломанная над переносьем. Хозяин батальона, в руках которого была здесь наибольшая власть, он не мог сейчас выбежать под дождь, навстречу арестованному солдату…
Тем временем Зина, Сазанов и несший фонарь начальник караула спустились в подвал. Ночной мрак надвинулся на Андрея, стало еще темнее. Дождь застучал громче, но лейтенант не замечал его.
Он приблизился к дому. Внизу, под ногами, желтым глазом мигнуло перекрытое решеткой окошко.
Лейтенант наклонился, не чувствуя, как с крыши льется ему за ворот вода.
В комнате были все трое. Зина положила шинель на длинный топчан. Села возле нее и так и застыла, ни на кого не глядя, маленькая, будто каменная.
Сазанов что-то сказал ей. Слов Андрей не слышал.
Зина покачала головой. Потом она тоже что-то промолвила.
Начальник караула взял с топчана шинель, пошарил в карманах и бросил ее назад; неожиданно он взглянул на окошко, быстро подошел к нему и резким движением потянул вниз металлическую шторку.
Последний слабый огонек в темном дворе погас…
3
Дождь не прекращался всю ночь. Всю ночь не спал Андрей Земляченко. На рассвете, сидя на радиостанции возле учебного телеграфного стола, он задремал. Разбудил его резкий телефонный звонок.
— Товарищ лейтенант! Вас вызывает капитан Смоляров!
— Иду.
Через несколько минут Земляченко стоял перед капитаном.
— Садитесь! — пригласил замполит.
Андрей послушно опустился на стул.
Смоляров передвинул на столе какие-то бумаги, посмотрел на лейтенанта, потом опять переложил бумаги.
Земляченко обеспокоенно следил за тем, что-делает замполит. «Ну что он от меня хочет, почему тянет?» Взвинченный, обессиленный, он еле держал тяжелую голову.
— Чайка на гауптвахте, — спокойно сообщил капитан, подняв взгляд на собеседника. — Ну, о чрезвычайном происшествии вы знаете?
Лейтенант молча кивнул.
— Неприятная, очень неприятная история. Ожидают меморандум союзного командования, которое, разумеется, будет требовать наказания виновных.
— А это точно выяснено? — спросил, будто надеясь на какое-то чудо, Андрей.
— Что именно? Что самолет пролетел в зоне поста ноль девять? А как же! В это время дежурила Чайка — это тоже известно… Надо провести официальное следствие. Как обычно, вначале это делает дознаватель части…
Над верхней губой Андрея дернулся мускул. «Что он говорит? Неужели считает… что я могу это сделать?»
Эти мысли, наверно, отчетливо отразились на лице офицера, потому что Смоляров сказал:
— Понимаю твои чувства, но думаем именно тебе поручить…
— Мне?
— Да, тебе. Я тебе доверяю. И комбат тоже…
Андрей молчал.
Смоляров не торопил. Он будто забыл о лейтенанте и начал просматривать свои бумаги.
