Николай Струтинский - Дорогой бессмертия
— Теперь мы располагаем бланками для удостоверений, — шепотом говорил ей Виктор. — Часть отправим в партизанский отряд, другую — оставим для наших нужд.
Мария и Виктор прошли мимо винного магазина. Там по-прежнему шумели завсегдатаи, по мостовой важно шагал блюститель «нового порядка». Напрасно Василенко и Измаилов старались обнаружить на шоссе след вчерашнего происшествия. Будто ничего не случилось.
Вдруг Мария оживилась.
— Виктор, скажи, ты не задумывался, как сложится наша судьба после победы над фашистами? А?.. Я вернусь к детям, в детский сад. Буду рассказывать им о пережитых тяжелых днях войны. А ты, наверное, опять займешься машинами? Да?
— Конечно, мое призвание — техника!
Расстались на углу улицы Леси Украинки.
— Будь осторожна, Мария, — пожал ей руку Виктор. — Старайся пораньше выйти из зоны вокзала. Может, пойдем вместе?
— Нет, нет, одной лучше, меньше подозрений. Иди, не волнуйся. — Теплым, ласковым взглядом Мария провела Виктора и направилась в сторону привокзальной площади. Имея удостоверение уборщицы офицерской гостиницы, она спокойно проходила мимо патрулей. В двух кварталах от привокзальной площади Мария попыталась приклеить листовку. Впереди показались два силуэта. «Полицейские» — рассудила Василенко и продолжила путь. В пятидесяти-шестидесяти шагах в одном из встречных Мария узнала долговязого Ганса. В жилах застыла кровь. Как быть? Мысли заработали молниеносно. До ближайшего переулка оставалось десять-пятнадцать шагов. Значит, расстояние между ними сократится… И все-таки Мария побежала. Ганс узнал уборщицу.
— О, на ловца и зверь бежит! — Предвкушая желанную встречу с гонористой девчонкой, офицер поспешил навстречу Марии. Но что такое. Она юркнула в переулок. Нет, птичка, не уйдешь! Ганс, а за ним грузный лейтенант заторопились к переулку. Маленькая фигура Марии быстро удалялась.
— Хальт! Стоять! — зло прокричал Ганс и выругался. Окрик еще сильнее подхлестнул Василенко. Она ускорила бег, даже не оглянулась.
— Хальт! Дура! Стреляйт!
Ганс поспешно вынул из кобуры пистолет и выстрелил вверх. Строгое предупреждение не остановило разгоряченную девушку. Через минуту она выбежала на другую улицу. Сзади прозвучали один за другим еще два выстрела. Мария не предполагала, что долговязый подымет панику; пожалела о своем поступке. Впереди послышались свистки, донесся гулкий топот кованых сапог. «За мной гонятся, я в западне… Нужно уйти от преследователей во чтобы то ни стало, — ведь со мной листовки. Где-нибудь выбросить? Потом наивно объяснить, мол, испугалась, время позднее, а их двое…»
Немецкие офицеры, огорченные исходом неожиданной встречи, решили в другой раз наказать озорную девчонку. Теперь же оставили ее в покое и пошли своей дорогой.
На выстрелы, как вороны, слетелись полицейские. Один из них со всего размаха нанес ей сильный удар в плечо. Мария взмахнула рукой. Никто в темноте не заметил, как далеко она швырнула листовки, связанные ниточкой с пузырьком клея. На ногах не удержалась, тяжело рухнула на землю. При падении ушиблась, от боли стиснула зубы. Резкий свет фонарика ударил в девичье лицо. Василенко обыскали, однако ничего подозрительного не нашли.
— Кто такая? — зло прорычал высокий, с тонкими черными усиками. — Уборщица? Почему в тебя стреляли? Не знаешь? А зачем бежала, тоже не знаешь? Ничего, расскажешь!
В полицейском участке, куда привели Марию, учинили допрос. Но, кроме наивных ответов, от нее ничего не добились.
Всю ночь Мария перебирала в памяти обстоятельства происшествия. «И зачем я бежала? Возможно, долговязый ничего плохого не сделал бы. А что с листовками? Подобрал ли их кто-нибудь? Кто? Знает ли о постигшей меня беде Виктор?»
Полиция навела справки. Было установлено, что Мария Василенко действительно работает уборщицей в офицерской гостинице, ведет себя достойно, никто на нее не жалуется. Стреляли? Да. Офицер уже рассказал, как он вечером вспугнул крошку.
Утром Марии отдали сумочку, справку с места работы, но предупредили, что, если еще попадется — ей несдобровать. Подписав протокол допроса, девушка, бледная, с ноющей болью в плече, вышла на улицу. Она приблизилась к месту, где вчера упала, сраженная ударом полицейского. Замедлив шаг, внимательно изучала каждый метр. Ничего нет. Даже пузырька не видно. Странно… С поникшей головой, уставшая от пережитого, Мария направилась к гостинице. Ее впустил дежурный солдат.
Знакомые постояльцы утром «снялись с якоря» и отбыли в неизвестном направлении. К вечеру прибудет новая группа. Марин сказали: каждый уголок должен блестеть. Отъезд ненавистного долговязого офицера в какой-то мере заглушил боль в плече. Мария вымыла полы, обтерла пыль, вытрусила половики. Вернулась домой в приподнятом настроении.
Минувшую ночь она не сомкнула глаз. Собралась отдохнуть, а затем пойти к Измаиловым. Усталость одолела ее, и Мария проспала до утра. Силы восстановились, боль в плече утихла совсем. «Ничего не поделаешь, проспала, обо всем уже расскажу Виктору сегодня».
Мария уже выходила из комнаты, как к дому подъехала крытая машина. Зашел гестаповец.
— Василенко? — ткнул пальцем ей в грудь.
— Да, я.
— Цюрик! Назад!
— Перетряхивайте все, — приказал гестаповец появившимся жандармам.
Но обыск ничего не дал. Марию втолкнули в машину и увезли.
— Что вам от меня нужно? — приняв обиженный вид, взмолилась Мария. — Я обязана вовремя явиться на работу в офицерскую гостиницу…
— Молчать, свинья! — грубо оборвал девушку старший.
Василенко закрыли в темной камере. Тут стоял затхлый воздух, вызывавший тошноту. Мария сначала не увидела, кто находился в камере, но чуткое ухо уловило слабый стон женщины. Она просила воды. Стоявшая возле женщины кружка была пуста.
— Воды нет, сейчас попрошу.
Мария робко постучала в дверь. Никто не отозвался. Ударила кулаком посильнее. Потом двумя руками забарабанила по тяжелой, обшитой железным листом двери. Никто не реагировал. Нервы сдали. Пережитое накануне, разболевшееся плечо, смрад в этой дыре, бессилие помочь страдающему человеку — все вместе лавиной обрушилось на выносливую Марию. Она разрыдалась… Машинально несколько раз повторила: «Воды! Воды!»
Приступ отчаяния длился недолго. «Чего я нюни распустила? — упрекнула себя Василенко. — Слабую собаку и ястреб заклюет. Нет, я должна жить».
Повторившийся стон оторвал Марию от мыслей.
Глаза свыклись с темнотой. Она теперь видела, что женщина, лежавшая в углу камеры на соломе, была в разорванной кофточке.
— Как вас зовут?
— Ирина… Избивают, а я никаких бланков никому не давала.
Мария вздрогнула: «Бланки? Мельдкарты? Боже, причем здесь Ирина? Ведь…»
— Когда вас забрали?
— Два дня назад… Прямо из типографии. Ох, лучше бы добили, нет больше моих сил. — Ирина заплакала. — На допросе перебили руку… Ироды! За что такая напасть? Я ни в чем не виновата… ни в чем!..
Ирина была старше Марии только на три года, ей было двадцать пять, а выглядела старухой. Седая прядь волос разделила пополам вьющиеся каштановые волосы. На лбу и между бровями легли складки. Из-за выбитых зубов она шепелявила.
— Успокоитесь, Ирина, — со слезами на глазах произнесла Мария. Она взбила ей под головой солому, подвязала больную руку, укрыла вздрагивавшее тело своей кофточкой. «Неужели мне предстоят такие страдания? Страшно… Если бы Виктор знал о нагрянувшей беде. Наверное, ищет, волнуется». Марию пугали предстоящие допросы. А есть ли выход? Будь что будет, но даже ценой своей жизни она сохранит верность товарищам! Только бы выдержать все…
В камере воцарилась тишина. Измученная Мария подобрала под себя ноги, положила голову на колени, ею овладел сон.
Воображение выпорхнуло из камеры и понеслось далеко-далеко… Какая чудесная весна! Сколько цветов! Красные, синие, белые, желтые… Мария собирает их в белом платье. Какой большой букет! От странного запаха кружится голова… Виктор! Виктор! Он появился возле нее. Громкий смех разнесся над полями. Говорит сурово:
— Цветы отравлены! Брось букет! Сейчас же!
Руки окаменели. Мария хочет отбросить цветы, но пальцы не повинуются. Пытается их разжать, напрягает силы. Безрезультатно. Виктор вырывает букет, бросает в сторону. Зачем так резко? Болит плечо… В руках — чайные розы. Какая прелесть! Спасибо, Виктор! Взялись за руки. Счастливые, смеются, бегут между хлебами…
Раздался гром. Небо заволокло тучами. Тяжелые, темные… Надо укрыться. Где? Еще ударил гром. Го-го-го!.. — понеслось вокруг.
— Мария!
— Я здесь!
— Мария!
— Я зде-есь!..
Гром заглушил удалявшийся голос Виктора…
Сколько времени продолжался сон, узница не знала. Проснулась от резкого толчка и громового окрика: «Василенко, выходи!»
