Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага
До деревни Гаспорово идти недалеко. Мы засветло выслали туда разведку. Нужно было посмотреть, что делалась в самой деревне и вокруг нее.
К восьми часам вечера отряд подошел к Гаспорово. Было очень темно, шел холодный дождь со снегам.
— В такую погоду не придет, — говорил пулеметчик Беценко.
Разведчики доложили, что ничего подозрительного не обнаружено. Отряд расположился вокруг деревни. К дому, где должна произойти встреча, выслали Жорку Молина, Ивана Хабарова и Игоря Чистякова. Не прошло и десяти минут, как Хабаров вернулся обратно.
— Пришел, — объявил он.
Венчагов дернул меня за ремень автомата:
— Пошли.
К дому направились четверо: Венчагов, Ершов, Хабаров и я. Ершов с Хабаровым остались у крыльца, а мы вошли в избу. Перед нами оказался высокий детина. При слабом мигании коптилки мы различили в его руках автомат, а сбоку на ремне кобуру парабеллума. Лжепартизан был одет в немецкую форму.
— Знакомьтесь. Мой друг Вовка, — выступил вперед Молим. Мы нерешительно подали руки.
— Садитесь, — предложил Венчагов.
— Благодарю. Я не устал, — ответил гость.
Все так и остались стоять до конца встречи.
— Хотите партизанам быть? — опросил Венчагов.
— Да, я уже решил перейти к вам.
— Вы готовы остаться сегодня?
— Могу сегодня, но, по-видимому, мне нужно что-то выполнить для вас.
— Совершенно верно. Решили дать вам боевое задание.
— Пожалуйста, я готов.
Мы закурили и некоторое время молчали. Венчагов собирался с мыслями.
— У вас друзей много в отряде? — спросил он после продолжительной паузы.
— Друзей? — переспросил гость, и, немного подумав, ответил: — Конечно, есть.
— Так вот, если хотите быть с нами, организуйте переход отряда на нашу сторону. Всех злостных предателей можете уничтожить на месте, а если сумеете — ведите сюда. Мы разберемся. На подготовку даем пятнадцать дней. Когда получим от вас сигнал, постараемся встретить у самого гарнизона. Вот пока и все, — закончил Венчагов.
Лжепартизан долго обдумывал ответ.
— Что ж, — наконец сказал он, — поручение трудное, но выполнить его можно.
Мы поговорили еще кое о каких деталях задания и хотели было расходиться, как вдруг недалеко от дома грянул выстрел. Наш новый знакомый, не простившись, выскочил первым, за ним поспешили и мы.
Как выяснилось, стрелял наш боец, которому показалось, что кто-то крадется к деревне.
На другой день после встречи с Жоркиным другом в расположение бригады прибыл еще один неожиданный гость — немец Иозеф. Доставила его к нам женщина, которая ездила по делам на станцию Себеж. Немец по-русски не говорил ни слова. С помощью Адольфа мы узнали о нем подробности. Иозеф был неплохим воякой, имел два железных креста. За храбрость, проявленную в боях на советско-германском фронте, ему был предоставлен двадцатидневный отпуск на родину. Он прогулял в Германии больше месяца, что-то натворил там и был задержан комендатурой. С него сняли ордена и направили в штрафной батальон. По дороге на фронт Иозеф многое передумал.
Когда поезд прибыл в Себеж, он вышел на привокзальную площадь, облюбовал повозку с соломой и укрылся в ней. Женщина-возница, ничего не подозревая, тронула лошадь. Едва она выехала за город, как из соломы высунул голову Иозеф. Женщина, конечно, сильно перепугалась и хотела бежать прочь, но увидев, что немец ничего плохого не собирается делать, успокоилась.
— Матка, фарен партизан!… Матка, фарен партизан, — часто говорил необычайный пассажир, показывая рукою на видневшийся вдали лес.
Женщина, наконец, поняла, что немец просит везти его к партизанам, и в свою очередь отвечала:
— Гут, пан! Гут!
Кувшиновский партизан Николай Ершов, молодой коренастый паренек, по прозвищу «сын молотобойца», первым встретил повозку с немцем.
— Я вам какого-то черта везу, — объяснила женщина. — Сам просился сюда.
В это время из соломы вылез изрядно помятый Иозеф. Соскочив с повозки, он вытянулся перед низкорослым Колей.
— Их унд ду камрад, — сказал немец, — тыкая пальцем в себя и Николая. — Гитлер капут!
Ершов с любопытством осмотрел гостя.
— А почему ты приехал один да еще без оружия? — серьезно спросил он. — Вот Адольф не с пустыми руками пришел к нам. Военнопленных привел и оружие принес.
Немец ничего не понял, однако выразил свое полное согласие.
— Гут, гут, — повторил он.
Адольф, пришедший в отряд первым, стал как бы начальником по отношению к Иозефу. Немецкую форму им сохранили, только по собственной инициативе на левых рукавах френчей они пришили красные нашивки с надписью «Свободная Германия». Эти надписи вышили им деревенские девчата, и немцы с гордостью показывали нам левый рукав. Потом Адольф с Иозефом прикололи поверх нашивок по красной звездочке.
Адольф освоился у нас быстро, зато Иозеф, не зная русского языка, долго не мог привыкнуть к новой обстановке. Однажды ему посчастливилось найти где-то шахматы. Заядлый игрок, он с тех пор никому не давал прохода, приглашая сыграть с ним партию. Бывало возьмет под мышку шахматную доску и ходит по деревне — ищет себе напарника. Желающих играть было мало — не до шахмат было в то время.
Назаров долго думал, куда определить немцев. Потом велел зачислить их в разведку. Там они неплохо показали себя.
4. Лжепартизаны
В конце декабря похолодало. С севера подул студеный ветер. Закружили снежные метели.
Наша агентурная разведка сообщила, что в Себежском тупике немцы поставили восемь вагонов со взрывчаткой. Мы написали Жоркиному приятелю письмо, в котором обязывали его подорвать эти вагоны в день перехода на нашу сторону.
— Будет выполнено, — заверил тот.
В это время бригада перебазировалась в деревню Козельцы, что расположена в пяти километрах от латвийской границы. Из Козельцов были высланы две подрывные группы. Одну из них, как обычно, повели Храмов с Верещагиным, другую — мы с Соколовым. Они пошли на запад, а мы — на восток, к станции Кузнецовка.
Помню, когда вышли с базы, у меня ныло колено правой ноги. На самой чашечке появилась краснота, сгибать ногу стало больно. Я думал, что это обычный ушиб и боль скоро утихнет.
Всю ночь провели в походе. Наутро, когда остановились в лесу, мне сделалось хуже. Нога распухла, посинела.
Прошел день. Ночью нужно подрывать поезд, а я как немощный, еле передвигаюсь. Ребята срезали мне большую палку, но и это мало помогло. Посоветовавшись, решили день обождать.
— Может быть, пройдет, — сказал Соколов.
Сидеть двое суток на заснеженной земле, без костра, — удовольствие не из приятных. Подумав, решили пробраться в один хуторок. Место оказалось уютным, но опасным — рядом проходила дорога.
Через сутки на моем колене появился огромный фурункул. Решили распарить его и произвести операцию. Двое ребят зажали в руках ногу, а третий сильно сдавил колено. Брызнул черный фонтан крови и разной дряни. Жуткая боль пронзила все тело.
— Ну вот и все, — сказал Ворыхалов.
Через несколько минут я почувствовал лучше и скоро свободно ступал на ногу.
У хозяев избы Поповцев нашел большой портрет Гитлера.
— Зачем он вам? — поинтересовались мы.
— Нарочно держим, сынки. Как приходят немцы, мы — раз его на стену… для обмана. Фрицы увидят своего главаря, улыбнутся и говорят: «Гут, гут». И уже неудобно им грабить наш двор. А как уйдут, мы его опять за сундук, — посмеиваясь, объяснил хозяин.
Мы осмотрели портрет. На лице остроносого фюрера с прилизанной челкой расплывалась довольная улыбка.
— Возьмем его с собой, — сказал Поповцев.
— Зачем это? — спросили мы.
— Потом узнаете.
Хозяин отдал нам портрет Гитлера.
В лесу Поповцев прибил портрет к палке, крупно написал на нем: «Фюрер доволен работой партизан!» — и, когда мы подошли к железной дороге, воткнул его в землю недалеко от линии.
В ту же ночь нам удалось подорвать вражеский эшелон. Мы представили себе, как удивятся немцы, когда, растаскивая разбитые вагоны, вдруг увидят своего улыбающегося фюрера…
Совершив диверсию, мы долго петляли по кустам и перелескам, чтобы увильнуть от возможной погони. Далеко от железной дороги мы не ушли. Решили в следующую ночь снова вернуться на это место и повторить диверсию.
Когда вечером пришли к железнодорожному полотну, оказалось, что немцы еще не успели расчистить и восстановить путь. Рабочие вспомогательного поезда трудились в поте лица. Здесь же, невдалеке, пыхтел стоявший паровоз.
Мы принялись терпеливо ждать.
— Работайте, работайте, милые, — тихонько посмеивался Поповцев. — К утру еще работенку подвалим вам…
Часов в двенадцать гитлеровцы пустили первый поезд. Каково же было их негодование, когда он свалился рядом с предыдущим… Наша группа быстро покинула эти места. Мы остановились недалеко от партизанской границы в одиноком домишке у пожилого и добродушного хозяина-латыша.
