Владимир Черносвитов - В мирные дни
– Высокие награды – это благодарность Родины за прежние заслуги, а не прощение авансом будущих проступков.
– Так как же с похоронами, товарищ командующий? – спросил один из заместителей.
– А как вы хоронили на фронте трусов и дезертиров? – резко ответил за командующего начальник штаба.
– У меня таких не было, – уклонился от тяжести прямого ответа генерал.
– Н-да… чтобы такой человек, коммунист, талантливый инженер, и вдруг так трусливо дезертировал из жизни, от нас… Нет, не верится! – сурово вздохнул командующий.
– Именно, не ве-рит-ся! – напирая на последнее слово, горячо проговорил начальник политуправления.
Над одним из телефонов у стола командующего вспыхнула лампочка. Полковник Земнов подошёл:
– Слушаю. Вас, товарищ генерал!
– Кто это в такую рань? – командующий взял трубку. – Да?
– Докладывает полковник Белый.
– Так. Вас понял. Сделаю. Продолжайте, – выслушав Белого, генерал положил трубку на рычаг и встал. За ним поднялись все.
– В окружной газете немедленно поместить некролог: «Сегодня скоропостижно скончался военный инженер Александр Александрович Златогорский – верный сын Коммунистической партии, боевой офицер и крупный научный работник…» Похороны назначить на шестнадцать ноль-ноль завтра. На процессию выставить сводный почётный караул офицеров oт всех частей гарнизона, оркестр и траурный эскорт в составе полка инженерных войск. Гроб водрузить на орудийный лафет. Впереди – одиннадцать старших офицеров из числа сослуживцев и товарищей покойного с его наградами.
Командующий отпустил генералов и задержал начальника штаба.
– Пётр Иванович, немедленно вызовите жену Златогорского. Если потребуется, используйте мой самолёт.
Младший лейтенант милиции Ушков, высокий тонкий блондин с задумчивым лицом, оказался проницательным следопытом. По обнаруженным в квартире Ильинского следам он сумел установить рост, приблизительный возраст, походку, фасон и размер обуви преступника, а также то, что преступник – левша.
Это было уже богатством для следствия. «Ну, теперь хоть кое-какие, но всё же есть данные», – обрадовался Сидоренко, но его слова благодарности не дошли до слуха младшего лейтенанта – их заглушила звонкая дробь телефона. Ушков взял трубку.
– Слушаю… Сидоренко? Так точно, товарищ полковник… Нет, ещё здесь… Слушаюсь. Вас! – передал он трубку майору.
Говорил полковник Белый:
– Сидоренко? Сейчас звонили с вокзала и сообщили, что там обнаружен труп неизвестного. Других происшествий в городе не было – отовсюду тоже звонили. Транспортный отдел выставил охрану, оставил всё неприкосновенным. Ждут ответа, приедете или нет. Как вы?
Сидоренко заколебался. Потом решительно объявил:
– Еду, товарищ полковник, сейчас же! А вас попрошу направить туда врача-эксперта.
«Молодец Зотов, быстро оповестил всех», – думал Сидоренко, подпрыгивая на сиденье автомобиля.
Следователь сейчас находился в состоянии максимального напряжения. Он сознавал и чувствовал, что преступник вертится у него где-то под руками, но вот-вот ускользнёт, если следователь допустит хоть маленькую ошибку или потеряет время.
Пока что у преступника было явное тактическое преимущество: ему было известно, что его разыскивают, кого и где надо остерегаться – всех и везде. Следователь же лишь в общих чертах знал, где искать, и совершенно не знал, кого искать. Он мог пройти мимо преступника и не задержать его. У следователя, однако, был огромный моральный козырь: он не скрывался, был вдохновлён сознанием государственной важности своего дела и везде имел тысячи надёжных помощников. Преступнику сопутствовал постоянный страх, и рассчитывать на чью бы то ни было помощь среди граждан ему не приходилось.
На ступенях при входе в вокзал уже стоял врач.
– Товарищ майор! – замахал он рукой, увидев Сидоренко. – Знакомьтесь! – повернулся он к стоявшему рядом офицеру с нарукавной повязкой помощника коменданта.
Не заходя в помещение, Сидоренко, врач и помощник коменданта отправились к месту преступления. По дороге помощник коменданта рассказал: пробираясь между изгородью сада и забором мастерских к путям, рабочий увидел что-то странное и, присмотревшись, убедился, что это было неподвижным человеческим телом.
День стоял холодный, неприветливый. Пышный, густой и красивый летом сад выглядел тоскливо, в нём было холодно, неуютно и безлюдно.
Сад охраняли солдаты комендатуры.
Сидоренко, задумчивый, изредка останавливался и осматривался по сторонам. Местами лысая земля газонов и края дорожек были покрыты скупыми пятнами вчерашнего снега.
Труп мужчины лежал лицом вниз и был раздет донага. Поза его, неестественная, расслабленная, говорила за то, что покойный был раздет уже после смерти и, повидимому, тут же, на этом месте: вокруг тела оставлено много следов. Сидоренко сфотографировал общий вид тела и места преступления. После этого, зайдя с той стороны, где не было следов, начал вместе с врачом детальный осмотр покойного. Перевернув тело, врач поморщился: лицо пострадавшего было неузнаваемо.
Подошёл Зотов. На немой вопрос Сидоренко он кивнул головой и присоединился к осмотру.
Сидоренко сделал нужные записи и спросил врача:
– Товарищ подполковник, а вы не могли бы произвести вскрытие поблизости?
– Понимаю вас… Конечно, могу.
Солдаты отнесли погибшего в дорожную больницу.
Сидоренко осмотрел ложе трупа, следы, шедшие от садовой дорожки и возвратившиеся туда же. Майор сделал это довольно быстро и задержался только у одного глубокого отпечатка следа: залил его гипсом. Потом вместе с Зотовым обшарил всё вокруг и, ничего не обнаружив, сел на скамейку и задумался. Вдруг Сидоренко вынул из кармана блокнот, быстро написал несколько слов и, вырвав лист, окликнул солдата комендатуры.
– Бегом к коменданту! Пусть немедленно передаст по всем направлениям дороги эту телеграмму.
Сделав это распоряжение, следователь повернулся к своему коллеге.
– Что с моряками, товарищ Зотов?
– Рыбаков вовсе нет, а моряков немного. Балтиец один: капитан первого ранга в отставке, работает лектором обкома. Остальные – черноморцы и тихоокеанцы.
– Так. Ну, а что скажете об этом?
– Покойный, вероятно, убит… Иначе кто же стал бы так уродовать его внешность.
– Хорошо. Дальше.
– Преступление совершено здесь, сегодня ночью, от часу до трёх; около часу прекратился снегопад, а в три уже всё замёрзло, – раньше часа следы бы занесло, а позже трёх они не были бы так вдавлены. Убийца и грабитель был женщиной, высокого роста, сильной. Это видно из того, что следы – женские, размер обуви – 38, шаг довольно крупный…
– Подождите. Ну, насчёт ограбления – допустим. А почему вы считаете, что она – сильная?
– А вот я и хотел сказать: слабой женщине убить молодого мужчину нелегко.
– А почему вы думаете, что она – убийца? Ведь из этого вы делаете вывод и о её силе, то есть намечаете внешность.
– Да других-то следов нет, товарищ майор.
– Ну ладно. А как, по-вашему, это преступление связано со вчерашними или нет?
– Думаю, что нет: там один преступник, тут другой; там одна цель, тут совсем другая.
– Какая же?
– Ну, тут типичное убийство с целью ограбления – вон и лицо даже изуродовала, мерзавка.
– Типичное? Ну, ладно, скажите: кто был убитый?
– Военный, наверное, офицер: для рядового возраст неподходящий – этому лет 37–39, а сверхсрочников у нас уж не так много. А что военный – так шрам на боку от сквозного пулевого ранения…
– Фронтовик, фронтовик, а не военный, товарищ Зотов! Шрам отставить: фронтовиков у нас – восемь из каждых десяти мужчин.
– Да-а, это я упустил. Тогда не знаю, кто.
– А часто ли встречаются, трварищ Зотов, у нас в СССР грабители-убийцы вообще и в частности женщины? – прищурил один глаз Сидоренко.
Молодой следователь, как бы очнувшись, уставился на майора.
– Так вот: кто был убитый, я тоже не знаю, а это очень важно знать. Но убит он был не там, а около самого выхода – вот на этой самой скамейке, где мы сейчас сидим с вами и гадаем. А туда труп был перенесён – вы должны были заметить, что следы, идущие от дорожки, глубже, чем те, которые идут обратно: убийца туда шёл с ношей. Время вы определили точно… Ну, что? – вскочил Сидоренко навстречу врачу. Тот выразительно показал себе на затылок.
– Ох, и рискованное дело, – поёжился следователь, – потеряем время – всё потеряем. Но рисковать надо! Товарищ Зотов! Поезжайте в исследовательский институт. Только отличайте, пожалуйста, фронтовиков от офицеров! – не то шутя, не то серьёзно добавил майор.
В пятом часу дня многие пассажиры и служащие вокзала с удивлением смотрели на аккуратного, даже элегантного майора. Он сидел на маленьком чемоданчике позади общественной уборной, что стояла на отлёте от вокзала, и внимательно наблюдал за действиями ассенизатора, очищавшего выгребную яму. Элегантный майор был так поглощён созерцанием этой нехитрой работы, что не замечал ни удивлённых взглядов, ни даже шутливых возгласов прохожих. Однако те, наверное, удивились бы ещё больше, если б увидели, с какой радостью майор бросился к черпаку, когда на его крае повисла какая-то тряпка. Спустя двадцать минут Сидоренко разглядывал мокрую, но уже чистую пару белья, и глаза его светились самой неподдельной радостью.
