Владимир Михановский - Прыжок над бездной
– Прыгай, – скорее прочел по его губам, чем услышал Андрей.
Он выбрался из кабины на плоскость крыла, внимательно посмотрел вниз. Где же люди, которые должны наблюдать за его прыжком? Испугались непогоды и попрятались в ангар? Странно. На аэродроме виднелась только одинокая человеческая фигурка, которой явно не было дела до кружащегося над ней самолета. Балабанов понял, что пилот ошибся и прилетел на незнакомый аэродром, совсем не тот, который нужен. Объясняться с Семенычем было бесполезно – из-за моторного гула они бы все равно не услышали друг друга.
Андрей решил забраться обратно в кабину, но в это мгновение сильный порыв ветра качнул самолет и парашютист больно ударился головой о бортик. Не удержавшись, он полетел вниз.
Пилот, занятый выравниванием самолета, ничего этого не видел.
Балабанов ударился о край кабины так сильно, что на несколько мгновений потерял сознание. Только в последний момент, придя в себя, он почти инстинктивным движением, отработанным на тренировках, дернул кольцо парашюта. Больше в его памяти ничего не отпечаталось.
Глава первая. Рыбалка
У Александра Чайкина и вообще-то в последнее время, в силу многих причин, со сном стало неважно, а в эту ночь он и вовсе спал скверно. Правда, поначалу задремал, но потом, проснувшись словно от толчка, никак не мог уснуть снова. Быть может, мешала духота, которая скопилась в комнате.
Несколько раз он вставал, стараясь не разбудить Сережку, который сладко посапывал, набегавшись за день, пил теплую воду из ведра, подходил к окну и долго смотрел на тихую, совсем деревенскую улицу, скудно освещенную луной. Окно было высокое, «веницейское», как называла его Алла Кондратьевна, их соседка по коммунальной квартире, особа вздорная и легкомысленная, но с характером, в сущности, добрым.
В последние дни Александру Христофоровичу начало казаться, что в связи с несчастьем, которое обрушилось на него, у Аллы появились определенные виды. Впрочем, возможно, Чайкин и ошибался, обычное женское сочувствие принимая за нечто большее.
Не так-то уж дотошно изучил он характеры всех своих соседей, да оно и немудрено, если в коммунальной квартире, занимающей бывший барский особняк, проживает добрых два десятка семей.
Собственно, раньше ему удавалось пребывать в стороне от всех коридорных и кухонных проблем, однако после того как погибла жена… Стоп, он ведь запретил себе думать об этом. Иначе, чего доброго, и свихнуться недолго.
Встав попить в очередной раз, Чайкин, осторожно переступая босыми ногами, подошел к стрельчатому окну и решился приоткрыть его – немного, самую малость, чтобы не простыл Сергей, склонный к простудам.
Снаружи явно похолодало. Луна исчезла, затянутая траурным крепом облаков, и слышался ровный, монотонный шорох дождя. На несколько минут, словно не веря, он высунул ладонь под тяжелые капли. Затем сокрушенно покачал головой, прикрыл поплотнее створки и прислонился лбом к прохладному стеклу.
В памяти снова ожило происшествие, свидетелем и невольным участником которого он оказался несколько месяцев назад. Именно после того он и стал заниматься столь мучительным и непривычным для себя делом как сочинительство, копание в исторических документах городского архива и прочее…
Это произошло на летном поле их части. Чайкин заехал на аэродром до службы. Дел, собственно, не было: просто хотелось побыть одному – после трагической гибели жены он никак не мог прийти в себя.
Было холодно. На открытом месте вовсю разгулялся сильный весенний ветер, и Чайкин быстро продрог. Где-то громыхала гроза, однако сюда она так и не пришла, ограничившись безобидным, вскоре прекратившимся дождиком.
Внезапно послышался отдаленный гул самолета. Чайкин мог определить по звуку любой авиационный мотор, мог отличить с завязанными глазами «Фарман» от «Ньюпора», но этот тип мотора был ему неизвестен. Чувствовалось только, что мотор мощный и работает без перебоев. Но вот самолет показался в разрыве облаков, и Чайкин увидел, как с его крыла сорвался человек. Парашютист? Но почему он так долго не раскрывает парашют?
В самый последний момент над падающей фигуркой вспыхнуло спасительное парашютное облачко, и она резко, не успев полностью погасить скорость падения, опустилась на траву. Чайкин подбежал к парашютисту. Тот лежал неподвижно, глаза его были закрыты. Видно, удар оказался слишком сильным.
По счастью, у Чайкина была с собой фляжка с водой – не зря же бойцы прозвали его водохлебом. Чайкин осторожно похлопал парашютиста по щекам, но тот в сознание не пришел, лишь натужно постанывал. Но когда Чайкин разжал ему плотно сцепленные зубы и влил в рот немного воды, парень сделал судорожный глоток и открыл глаза. Рядом с ним, подобно огромной послушной собаке, распластался на летном поле парашют. Опытным взглядом Чайкин определил, что это «Жюкмес». Гроза, прошедшая стороной, обронила на плотный шелк только несколько запоздалых капель.
– Где я? – еле слышно спросил парашютист, глядя на Чайкина лихорадочно блестевшими глазами.
– Летное поле, – лаконично ответил Александр Христофорович.
Парень застонал.
– Почему так поздно кольцо дернул? – нахмурившись, спросил Чайкин.
– Так получилось.
– Ты что, первый раз в жизни прыгаешь?
Парашютист ничего не ответил. «Возможно, получил сотрясение мозга. Крепко же ему досталось», – подумал Чайкин.
– Какое это место? – с усилием проговорил парашютист, нарушив короткую паузу.
– Крутоярск. А тебе куда нужно было? – ответил Чайкин, которому все меньше нравились вопросы незнакомца.
– Крутоярск?.. – удивился парашютист. – Здорово же нас занесло. – Он сделал неловкое движение и вскрикнул: – Послушай, товарищ, это ведь совсем недалеко от Троице-Сергиевой лавры, верно?
– А ты откуда?
– Воды, воды… – вместо ответа прохрипел незнакомец. На этот раз он выпил всю фляжку до дна. На лбу его выступил обильный пот.
– Так откуда прилетел самолет, с которого ты прыгал? – настойчиво повторил Чайкин свой вопрос.
– Наши парашютисты… должны прыгать при любой погоде… – прохрипел незнакомец.
– Верно, – согласился Чайкин. – А кто это – «наши парашютисты»? Кто вел самолет, с которого ты прыгнул?
Лицо незнакомца пошло красными пятнами. На какой-то миг Чайкину показалось, что сознание возвратилось к нему.
– Семеныч… Семеныч вел…
– Николай Семенович? – переспросил Чайкин. – Шилохвостов?
– Ну да.
– Так ты знаешь его? Что же сразу-то не сказал, дурья башка? А я уже подумал…
Весь разговор с неудачно приземлившимся парашютистом занял несколько коротких минут. Чайкин решительно поднялся.
– Ты куда? – схватил его за руку незнакомец.
– К врачу тебя надо.
Стараясь на всякий случай не терять незнакомца из виду, Чайкин выскочил на проселочную дорогу, проходившую рядом с аэродромом. Ему повезло: вскоре он остановил ехавшего на двуколке мужичка, который, хотя и без особой радости, свернул по его просьбе на летное поле. Вдвоем они осторожно перенесли незнакомца и парашют на телегу. Чайкин сел рядом и положил его голову себе на колени, чтобы уберечь ее хоть немного от немилосердной тряски.
Едва телега тронулась, парашютист пришел в себя.
– Слышь, друг, худо мне, – с трудом произнес он. – Наверно, все косточки переломаны. Надо же, судьба. Так о здешних местах и не написал. Никак не думал, что здесь умереть придется.
– Выживешь, – сказал Чайкин. – У нас врач хороший.
– Ты слушай меня, – продолжал парашютист. – У меня в части всякие бумаги остались. Больше ничего нет. А бумаги возьми. А? Или передай кому. Интересно же. Какую книгу можно написать.
И он заговорил, лихорадочно быстро, о давно минувших временах, о событиях, происходивших неподалеку, в Троице-Сергиевой лавре.
Двуколка свернула на центральную улицу Крутоярска и затарахтела по булыжной мостовой – единственной проезжей части городка, которая была вымощена.
– Так возьмешь бумаги? – снова повторил парашютист. – Ребятам скажешь, тебя Андрей Балабанов просил. Семенычу поклон не забудь…
Незнакомцу стало хуже.
Врач только поцокал, оглядев парашютиста, который оказался в крайне тяжелом состоянии.
– Живей, живей! – поторапливал хирург медсестер. – Каждая секунда дорога.
– Навестишь меня? – спросил Чайкина Андрей, когда его везли на каталке по коридору в операционную.
– Непременно.
Чайкин приостановил врача за рукав халата у двери операционной:
– Он выживет?
– Может быть. Организм сильный и молодой, – ответил доктор, но в голосе его не было уверенности.
Чайкин несколько раз навещал Андрея Балабанова, но тот каждый раз был без сознания. А однажды, придя в палату, он застал пустую койку, и сердце его захолонуло.