Кипхардт Хайнар - Герой дня
– Ты новый взводный? Сходи к ротному. Привез что-нибудь приличное из выпивки? - допытывался посыльный, небрежно развалившись на столе и извлекая из надетой по уставу противогазовой сумки сигару.
Цимер встал и надраил сапоги, твердо решив терпеть все эти чудовищные вещи, пока не прозондирует почву и не выяснит, на кого тут можно опереться. Дал посыльному хлебнуть из бутылки «Хеннесси», которую он «организовал» в Конотопе с главного продсклада для штабных офицеров, потом прихватил с собой банку консервированного ростбифа и вместе с посыльным вышел из блиндажа.
* * *
– Рудат, на КП роты! - крикнул маленький радист из четвертого взвода, когда Рудат с Пёттером собрались смотаться с позиций, чтобы произвести кое-какой обмен. - Тебя Красавчик Бодо требует. Надеюсь, ты побрит и не забыл надушиться?!
– Плевать я хотел на Красавчика Бодо, - огрызнулся Рудат. - Ты нас не видел.
Они пересекли песчаную дорогу, замаскированную соломенными матами. Радист бросился следом, но в эту минуту пулеметная очередь прошила и его и мат. Перед смертью он успел только дважды повторить:
– Дерьмо. Дерьмо…
– Зови санотара. Легкие в клочья. Молодой бегун должен был через две недели ехать в отпуск. - сказал Пёттер.
Рудат пошел за санитаром, а Петтер тем временем обшарил карманы убитого. В солдатской книжке - фотография голой женщины, карточка Кристины Зёдербаум, киноактрисы, которую солдаты прозвали рейхсутопленницей, и русская листовка, инструктирующая немецких перебежчиков, как им себя вести и по скольку человек лучше добираться. Подбежал Эрнст Муле, денщик обер-лейтенанта Вилле:
– Рудат, старик, к командиру! Он уже на всех кидается, как бешеный пес. Тебя требует. [54]
– Что стряслось-то?
– Извини, я не господь бог.
– Новый взводный был у ротного?
– Меня лично интересует говядина, а не взводный. Ну, жми.
* * *
Обер-лейтенант Вилле - в прошлом страховой чиновник довольно высокого ранга - был тонкой натурой. Вырос он в аптекарском магазине и всю жизнь ужасно страдал из-за своего писклявого, как у кастрата, голоса. Сколько он вынес мучений! И в школе, и в университете, и на службе, и от прекрасного пола. Хотя во всем прочем был совершенно нормальным и даже видным мужчиной. Долгое время он был безутешен и воспринимал свой недостаток как гнусную шутку природы, пока не заметил (в день своего тридцатилетия), что душа его мало-помалу становится все более утонченной. До такой степени утонченной, что он почел своим долгом взяться за перо и устремился разумом к высокой философии. Духовную утонченность Вилле связывал с досадным природным изъяном - чересчур маленькой гортанью - и писал эссе об игре в гольф, о стихиях, о тотальной мобилизации, о полете и строении души, намереваясь впоследствии издать их. Когда Рудат вошел в блиндаж, обер-лейтенант как раз делал пометки для своей книги. Рудат хотел было доложиться, но Вилле благосклонно махнул рукой. Кроме него здесь находились унтер-офицер Цимер и одетый в штатское переводчик, который что-то быстро говорил маленькому мальчонке. Этого мальчика Цимер обнаружил в расположении роты. Теперь дрожащий ребенок стоял с завязанными глазами у стены, мордашка его была мокрой от слез и пота. Он боялся, что его застрелят, судорожно сжимал в руках иконку и выкрикивал:
– Я принес ее солдатам! Солдатам принес! Пожалуйста, не стреляйте, господин офицер! Пожалуйста, не стреляйте!
– Кто тебя подослал? - орал Цимер, а переводчик лающим голосом переводил.
– Никто, господин офицер!
– Врешь! Тебя подослали партизаны!
– Нет, господин офицер, нет!
– Заткни пасть!
– Вы знаете этого мальчишку, Рудат? - осведомился обер-лейтенант Вилле.
Рудат знал мальчика. Это был тощий белобрысый отпрыск семейства Башаровых. Рудат помедлил, потом шагнул к мальчишке и снял с его глаз повязку. Мальчишка вопросительно уставился на него.
– Так точно, господин обер-лейтенант, - сказал Рудат. - Знаю. Я просил его приносить мне иконы. Я собираю иконы, господин обер-лейтенант.
– Ну, что я говорил, господа? - изрек Вилле своим невообразимым фальцетом. - Рудат, и никто другой. Не стоит преувеличивать, Цимер… Рудат, унтер-офицер Цимер - ваш новый взводный. Ступайте!
* * *
Рудат вывел мальчишку из расположения роты. Они шли рядом и молчали. Только у разрушенных колхозных амбаров Рудат заметил, что сжимает в своей ладони потную руку мальчика.
– Беги! - сказал он, сунув мальчишке пачку леденцов. - Мне пора обратно. Завтра приду.
Мальчишка не двинулся с места и объяснил, что Рудат должен прийти сегодня, Таня просила, она ждет его. Рудат молчал, но мальчишка не унимался.
Рудат огляделся по сторонам. Такое ощущение, будто кто-то за ним наблюдает, но вокруг ни души. Отослав мальчишку, он еще [55] покружил по улицам и наконец встретился с Таней в погребе дома, который снесли для строительства укреплений. Он спустился по лестнице, тщетно стараясь разглядеть что-нибудь в кромешной тьме. Пол сплошь усыпан осколками бутылок, которые скрипели при каждом шаге. Таня была одна и впервые за все время знакомства обняла его. Рудат неловко поцеловал девушку и попробовал расстегнуть ее блузку. Ощутил во рту привкус крови, ремень автомата соскользнул с плеча. Рудат убрал руку и поправил автомат.
– Мне надо уходить, - сказала Таня. - Ночью мы должны переправиться за Сейм, я и Тамара. Завтра всю молодежь из нашего района угоняют в Германию. Нам сказал один человек, он работает у немцев. Я хотела спросить тебя, где нам можно переплыть реку. Скажи, пожалуйста.
Все это она без запинки выпалила по-немецки. Похоже, зазубрила, потому что ударения расставляла совершенно бессмысленно. Лицо девушки было бледное как полотно. Она взяла его за руку и попыталась улыбнуться:
– Мы еще встретимся.
– Конечно, - согласился Рудат.
Подумал, потом сказал, что с одиннадцати до часу ночи он стоит в секрете. Описал дорогу к тому месту, где они с сестрой должны быть в двенадцать пятнадцать. Она повторила. Потом притянула его к себе, поцеловала, заплакала и опять поцеловала, а он мысленно твердил, что больше никогда не увидит эту девушку и никогда они не будут вместе, но вслух проговорил:
– После войны мы увидимся, Таня.
А она сказала:
– Да, конечно. - Хотя знала, что больше никогда не увидит этого парня и никогда они не будут вместе.
– Мне пора. У нас новый взводный. Ну, счастливо.
Он взбежал по лестнице, оглянулся, махнул на прощанье рукой - в темноте смутно белело ее лицо - и выскочил на улицу. Вокруг ни души. У Рудата точно гора с плеч свалилась: никто его не видел. Он сунул руку в карман, нащупал пакетик с сахарином и повернул обратно. Скрип стекляшек, кто-то метнулся в темноту.
– Стой! - крикнул Рудат, вбегая в погреб. - Стрелять буду! Выходи!
Перед ним стоял невысокий пожилой человек в никелевых очках. Руки он поднял над головой, потому что автомат Рудата был снят с предохранителя.
– Кто это? - спросил Рудат.
– Человек, который должен все знать, - ответила Таня.
– О чем? О нас?
– Нет. Сегодня через Сейм должны переправиться больше двадцати человек. Он отвечает за это.
– А мне плевать, - заметил Рудат.
– Почему?
– Я хотел помочь тебе, а не целой шайке. Ну, что еще?
Не опуская рук, человек спросил по-немецки, нельзя ли переправить на тот берег хотя бы четырех девушек. Рудат не ответил и полез вверх по лестнице. «Я веду себя как истеричный сопляк», - подумал он, но не вернулся.
На улице он нос к носу столкнулся с Муле, денщиком обер-лейтенанта. Тот шел в роту. У Рудата мелькнула мысль, уж не подослал ли этого типа обер-лейтенант или Цимер. Но, поравнявшись с Муле, он увидел, что тот ходил выменивать солонину. Рудат отдал ему свой сахарин. Денщик ухмыльнулся, и Рудат подумал, что, если он не хочет вызвать подозрений, надо потребовать чего-нибудь взамен. И запросил полканистры бензина или мясные консервы. Шагая рядом с Муле, он волей-неволей выслушал историю о побочных заработках, которые [56] Муле имел в бытность свою ночным сторожем универмага, выполняя поручения частной сыскной конторы. Дело в том, что задняя стена магазина смотрела прямо в окна отеля «Континенталь», и просто не верится, как беззаботно иные даже весьма прожженные типы относились к мерам предосторожности по части сексуальных удовольствий, особенно когда последние носили противозаконный характер. Даже судьи, даже лица духовного звания, даже политики. Любовь превращает лучших из людей в недоумков, так что после войны Эрнст Муле твердо решил открыть на свои сбережения собственную сыскную контору и надзирать за нравственностью. Высокая мораль обеспечивает предприимчивому человеку неисчерпаемые деловые возможности, особенно если государство зиждется на порядке.
В роте Муле передал Рудату мясные консервы, которые, в свою очередь, получил от Цимера. Цимер велел ему следить за Рудатом, но Муле предпочел иначе распорядиться своим временем: пошел и выменял на солонину комплект офицерского белья. Кстати, он проворачивал операцию с этим комплектом уже в третий раз, ибо обыкновенно вручал белье по совершении сделки, а в тот самый момент появлялся его дружок и «реквизировал» как белье, так и солонину.
