Анджей Сапковский - Змея
Ломоносов заглянул ему в глаза со странным выражением лица.
— Это важно?
— А что?
— Влияние войны, пожалуй, влияние войны. Длительная изоляция от нормальности, от нормальной жизни
— Что ты бормочешь?
— Пойдем, поищем провизию для твоего ужа.
Шофер Картер доставлял на заставу боеприпасы и продукты. Никто не знал ни его имени, ни фамилии. Он всегда ходил в дешевых темных очках, с пластиковыми стеклами розово-лилового цвета, польский импорт. На заставе бывал обычно раз в неделю. За соответствующую мзду мог привезти все, что душе угодно: японский спальный мешок, туалетную бумагу, теплые носки, Playboy, колоду карт с голыми бабами, сардины, шоколад, водку, героин. По разбойничьим ценам, само собой разумеется.
*Леварт и Ломоносов подошли к Картеру, когда он уже распределил товары среди клиентов и осматривал перед отъездом состояние своей разбитой «шишиги».[2] Увидев их, улыбнулся, посылая во все стороны лучи от своих золотых зубов. Цель визита угадал сразу.
— Что нужно? Чего хотят господа начальники? Говорите, привезу. Достану…
— Мне нужна крыса, — отрезал Леварт.
Улыбка Картера исчезал. Мгновенно. Как исчезает стодолларовая банкнота, положенная на стол чиновника в паспортном отделе.
— Шутите?
— Нет. Мне нужна крыса.
— Крыса, спокойно разъяснил Ломоносов. — Rattus Norwegicus. Они известны во всем мире. Если не по научному названию, то по внешнему виду. Когда просыпаешься утром в своей родной стране, это первое, что увидишь, как только протрешь глаза. Сидит на кухонном столе возле пустой бутылки и остатков колбасы, шевелит усами, трет лапками ушки, скалит зубки и таращит маленькие черные зенки. Это, собственно, и есть крыса.
Картер вытаращил зенки.
— Чево? — заорал он. — Чево-о-о? Ка-а-к? Ты мне… Ты меня… А-а-а, интеллигент ебаный! А-а-а, нашелся здесь… А пошел ты в пизду нахуй! Вместе со своей крысой! Валите! Пошли нахуй! Оба! Жопоебы!
— Спокойно, тише. — Леварт остановил Ломоносова. — Успокойтесь, товарищ водитель. Принимаете заказы, как сами говорили, на все, что господа начальники пожелают. Господин начальник желает крысу. Товар есть товар. Вот посмотри. Хорошая вещь, а? И фирменная.
При виде лётных солнечных очков со стеклами цвета темного янтаря Картер облизал губы и инстинктивно сжал кулаки.
— Оригинальные? Не подделка?
— Видишь, написано Polaroid. Читать умеешь?
— И отдашь их за крысу?
— Видно, ты, брат, еще не протрезвел. — снова вступил Ломоносов. — Доставишь десять крыс. По две в неделю. Очки получишь после поставки первых двух партий. Подходит?
— Примерить можно?
— Можно.
Картер напялил очки, долго рассматривал себя в боковое зеркало заднего вида грузовика. Под разными углами. Его улыбка, сначала осторожная и кривоватая, постепенно превратилась в широкую и добрую. Он сверкнул щербатым золотом.
— А эти крысы, — спросил он, — какого должны быть цвета?
*Картер подтвердил свои высокие деловые качества. Первую крысу он доставил уже через два дня. Но если шофер-спекулянт не вызвал нареканий, то змея удивила и даже разочаровала Леварта. Когда он пришел в расщелину, держа крысу за хвост, она не появилась. Он ждал около часа, потом положил крысу на плоской камень и ушел, убеждая себя, что все нормально, это не домащнее животное, которое ест из рук. Однако после обеда он вернулся. И вид грызуна, лежащего там, где он его оставил, вызвал у него разочарование и иррациональную злость. Потом он опомнился и решел перенести крысу в самый конец, расщелины, где она сужалась до такой степени, что только змея и могла там проползти. Как только он протянул руку к крысе, внезапно появилась змея.
Змея появилась неизвестно откуда прямо перед лицом Леварта. От неожиданности он отступил, споткнулся, неловко сел, АКС соскользнул с плеча. В панике он отполз по гравию, гад двигался за ним, высунутым, сильно раздвоенным языком чуть ли не касаясь лица. Парализованный страхом, он смотрел в глаза змеи. И буквально оцепенел. Окаменел. Единственное, что в нем, казалось, жило — это сердце, стучавшее в груди, как паровой молот.
Змея поднялась еще выше, теперь он сидел отклонившись, а она был над ним, смотрела сверху, гипнотически раскачиваясь. Потом громко и пронзительно зашипела, выгнулась буквой S и атаковала. Движением таким быстрым, что взгляд не успевал за ней, так молниеносно, что Леварт не успел испугаться. Надвигающаяся в атаке голова остановилась перед самым его лицом. В открытокй пасти Леварт увидел ядовитые зубы. Маленькие, но несомненно ядовитые.
В голове у него зажужжало и зашумело, в глазах потемнело а потом прояснилось, засверкали тысячи быстро меняющихся бесформенных, рассыпающихся, как в калейдоскопе, образов. Змея покачивалась легко и нежно, как бы успокаивая. Он следил взглядом за ее глазами, ощущая во рту сухость, как всегда ощущал в наистрашнейшие моменты боя. Когда смерть была так близка, что между ним и ней нельзя было втиснуть и копейку.
Гад быстро отодвинул голову, и чары ушли, путы ослабли, он почувствовал, что может уже пошевелиться. Но не пошевелился. Змея с грацией проползла по камням, шурша чешуей, вползла на лежащий АКС и свернулась на прикладе и магазине. Грозно зашипела, раскачиваясь. Леварт проглотил слюну.
— Нет… — выдавил он из себя. — Не выстрелил бы. В тебя. Никогда.
Змея поднялась выше, замерла, как бы прислушиваясь. Снова закачалась, очень плавно, грациозно. Сползла с автомата, добралась до плоского камня, молниеносным движением схватила крысу. Поднялась со свисающим из пасти грызуном, посмотрела на Леварта и быстро удалилась. Исчезла.
Леварт встал несколько позже.
Ночные перестрелки постепенно прекратились, появилась возможность спокойно доспать до рассвета. Было бы совсем скучно, если бы не патрульные вылазки. За двенадцать дней службы на заставе патрули ничего не обнаружили, но Леварт внимательно рассматривал в бинокль хребет и перевал. Он хорошо знал, что нужно все делать по правилам и инструкциям. Афганистан дал немало болезненных уроков, тем, кто их нарушал. Леварт чувствовал, что перевал Заргун таит в себе опасность. Перевала Заргун следовало остерегаться.
Леварт спросил у Станиславского, что по его мнению делает змея в том ущелье. Станиславский, основываясь на легендах и былинах, выстроил целую теорию о том, что змея скорее всего является стражем каких-то богатств, кладов, сокровищ, а может быть, полезных ископаемых. Леварт в эту теорию не поверил.
Утром он вновь отправился к расщелине. И опять увидел змею. Казалось, что она его приветствует. И снова он смотрел ей в глаза. Без страха и с интересом.
В его голове зажужжали, зашумели и зазвенели тысячи потревоженных пчел. В глазах замелькали мириады бесформенных калейдоскопических образов, внезапно переходящих в цветные стекляные брызги для того чтобы снова смениться на образ. Совершенно другой.
И сквозь каждый образ, сквозь каждое видение пробивался, как водяной знак, злой и всезнающий взгляд змеиных глаз. Видел его даже, когда закрывал глаза. В ушах звучали удары бубна и аккорды далекой музыки. Внезапно он оказался в Египте, в Табе, и услыхал древнюю жалобу колосса Мемнона, услыхал, как статуя звенит и поет своим покоящимся под лучами восходящего солнца естеством, слышал небесный голос органа Нотр Дама. Слышал звуки эоловых арф. Потом вдруг он увидел кавалерийскую атаку. Он чувствовал своего коня, вороного, как ночь, красивого и сильного, который уступал статью разве что царскому Буцефалу. Потом все изменилось. Он снова на коне, но уже в мундире цвета хаки. Он служит в батарее Royal Horse Artillery.
И вдруг опять пустая расщелина. Высокие сходящиеся стены и голубая линия неба между ними. И плоский камень, на котором еще недавно лежала змея.
И новые вопросы к Станиславскому. Известны ли науке случаи, может ли такое быть, чтобы змея гипнотизировала?
Начитанный Станиславский терпеливо и подробно рассказывает о выдющейся роли змей в мистической и религиозной литературе: от древнегреческих легенд и Каббалы до книги Амброза Бирса «Человек и змея».
Леварт опять пришел к змее. Он знал, чего хочет.
Разве могли гипнотические фантомы, иллюзии и видения испугать советского прапорщика. Да еще такого, с которым уже в восьмилетнем возрасте вступила в разговор ожившая иллюстрация из детской книги. Который уже в девять лет предчувствовал и предсказывал. Предвещал. Пророчествовал о будущих событиях. От забавных и тривиальных до роковых и трагических.
