Владимир Карпов - Обратной дороги нет
Мне хотелось, «чтобы это произошло побыстрее.
Наконец стало совсем темно. Я собрал разведчиков, спросил, все ли готовы, подал команду и первым выскочил из окопа.
Когда отошли от своих траншей, со мной поравнялся Макагонов.
— Негоже командиру ходить за дозорного, — сказал он и обернулся: — Ну-ка ты, жирафник, давай в дозор с Пантелеевым!
Саша и Пантелеев беспрекословно пошли вперед. С этого момента и дальше, до самого возвращения, я чувствовал, хоть я и старший, все слушают, что скажет Макагонов. Он был опытный разведчик, с ним люди много раз бывали в деле. В него верили.
Вообще понятие «командовать» в разведке своеобразно. Как командовать, когда вблизи противника нельзя произнести ни слова, нельзя сделать ни одного заметного движения. Здесь вместо команды — едва уловимый жест, кивок, а то и просто — «делай как я». Командир ползет — все за ним, остановился — и все замерли.
Обычно поиск разрабатывается и продумывается до мельчайших подробностей заранее. Иногда все действия репетируются на местности, похожей на ту, где предстоит «работа». Случайности, конечно, меняют ход событий, но все же продуманная канва объединяет общие усилия без лишних команд.
Люди, которые не раз ходили на задание вместе, понимают друг друга без слов. У них, как говорится, один мигнет — другой смекнет.
Я был новичком и, естественно, не мог сразу верховодить. Поэтому я Макагонову не противился. Да и щелканье пуль над головой несколько умеряло мою прыть.
Сначала мы шли быстро. Останавливались, только когда ракета взмывала в небо. Покачиваясь, ракета плавно спускалась к земле, заливая все вокруг зеленоватым светом. Мы, не двигаясь, лежали на снегу.
От середины нейтральной зоны продвигались ползком. Когда впереди показался кустарник, я узнал его: он примыкал к проволоке противника. Наблюдая за объектом из своих окопов, я намеревался использовать этот кустарник для маскировки. По нему можно было подползти к проволочному заграждению.
Я показал Макагонову рукой в направлении кустарника. Но Макагонов отрицательно помотал головой. Меня это задело, я еще раз махнул в сторону кустов. Тогда Макагонов приблизился ко мне и без голоса, одним дыханием, прошептал на ухо:
— Хрустеть будет.
Затем он кистью руки вильнул перед моими глазами, как делают, когда изображают рыбу, и я сразу понял! нужно, обтекая кустарник, ползти опушкой его, он нас скроет от наблюдателей и приведет к проволоке.
Я кивнул и пополз за Макагоновым.
Проволоку резали два разведчика. Один, лежа на спине, перекусывал ее ножницами, другой отводил концы. Резали только нижние нити, до верхних тянуться опасно, да они нам и не помешают.
Сердце у меня гулко стучало, по спине пробегал холодок. Враг был рядом. Опасно было даже громко дышать, услышат. Когда проход был готов и подошла моя очередь ползти под проволоку, кровь во всем теле приливала и отливала горячими волнами.
В немецкую траншею мы спустились вшестером. Двое остались охранять и расширять проход на тот случай, если нам придется спешно отходить.
Траншеи роются извилистые. В том изгибе, куда мы спустились, никого не было. Мы заглянули за ближние повороты — справа и слева. Пусто. По намеченному плану двинулись вверх, к пулемету. По стенке траншеи тянулся прикрепленный скобами кабель. Я показал на него Макагонову. Тот кивнул: «Режь». Я достал нож и стал резать провод. Он оказался крепким и не поддавался. И вдруг, когда я возился с проводом, из-за поворота вышли два гитлеровца. Это было настолько неожиданно, что мы оцепенели.
Фашисты подошли спокойно, и передний о чем-то стал спрашивать. Очевидно, нас приняли за своих связистов. Они были в белых маскировочных костюмах, мы — тоже.
И вот тут короткая очередь треснула у меня над ухом. В первое мгновение я даже не понял, кто стреляет. Затем увидел, как ближний ко мне гитлеровец повалился на спину, а второй бросился бежать.
Стрелял, как выяснилось потом, Пантелеев, у парня просто не выдержали нервы.
Я перепрыгнул через убитого и кинулся за убегавшим. Настиг его. Схватил за плечи. Попытался свалить. Но сильный удар отбросил меня назад. Гитлеровец побежал дальше. С налету я прыгнул ему на плечи, но он ловко вывернулся. Я упал. В этот момент, видно только опомнясь, фашист закричал.
Все наши стремления сводились к тому, чтобы действовать тихо. И вдруг этот отчаянный крик о помощи. Он был настолько страшен для нас, что я, забыв обо всем, выхватил нож и в два прыжка настиг гитлеровца.
Ко мне подбежали разведчики. Гитлеровец лежал на дне траншеи. «Языка» не было. Мы напряженно вслушивались, не бежит ли кто на зов.
И тут-то по стенке траншеи застучали пули, все мы прижались к противоположной стороне. Стреляли рядом, но звуки выстрелов были глухие.
Я выглянул за поворот и все понял. Там виднелись лесенка и дверь блиндажа. Враги стреляли из автомата через закрытую дверь. Они услышали крик и возню в траншее и пытались огнем расчистить себе выход.
Макагонов бросил под дверь гранату. Грохнул взрыв, дверь сорвало. Перед нами открылся тускло освещенный блиндаж. Я метнул в него гранату. Свет в блиндаже погас, раздались крики и стоны. Макагонов бросил еще одну гранату. Крики в блиндаже смолкли. Из черного проема двери выходил дымок.
Нужно лезть в блиндаж и тащить оттуда «языка». Но там могут стоять наготове уцелевшие автоматчики, и как только покажешься в дверном проеме, они прошьют очередями. Что делать?
Решение возникает мгновенно. Я бросаю в блиндаж еще одну гранату, но не выдергиваю из нее кольцо. Вслед за гранатой вбегаю в блиндаж и отскакиваю в сторону от двери.
Расчет прост: если кто-нибудь уцелел, он при падении гранаты обязательно бросится на землю и инстинктивно прикроет голову. О том, что граната не разорвется, знаю только я.
Одной секунды хватило, чтобы вскочить в блиндаж незамеченным. В блиндаже темно. Я стоял, прижимаясь спиной к стене и держа автомат наготове. Пахло гарью взрыва. Было слышно тяжелое дыхание гитлеровцев. Осторожно сделал первый шаг и сразу наткнулся на лежащего. Он не подавал признаков жизни. Я двинулся вперед на четвереньках, ощупывая дорогу руками. Блиндаж оказался небольшой, наверное, на отделение. Натолкнулся в темноте еще на четверых, все они были ранены или оглушены взрывом. В «языки» явно не годились. Впереди я все время слышал дыхание. Фашист дышал тяжело и шумно, будто после бега, он не подозревал, что рядом русский разведчик. Убедившись, что, кроме этого немца, в блиндаже нет никого, способного к сопротивлению, я включил карманный фонарик и направил свет в испуганные глаза гитлеровца, чтобы ослепить его. Затем обвел лучом блиндаж. Все лежали неподвижно.
Я шагнул к гитлеровцу. Он стал пятиться от меня в угол. Следов крови на нем не было. Значит, не ранен. Это то, что нам нужно. Я взял его за ворот и встряхнул, чтоб тверже стоял на ногах. Ноги у него от страха подгибались, как резиновые.
В блиндаж заглянул Макагонов.
— Ну, как? — спросил он.
— Есть, — ответил я и подтолкнул «языка» к двери. Фашист был потрясен и подавлен, он не сопротивлялся, покорно принял кляп и дал связать руки. Он не сводил с меня расширенных от ужаса глаз. Вид у меня действительно был устрашающий. Белый костюм окрасился кровью, ведь я ползал в блиндаже между ранеными и убитыми.
Разведчики собрали документы. Дело было сделано, тронулись в обратный путь.
Благополучно достигли прохода в проволочном заграждении. Нас никто не преследовал. Отделение, которое оборонялось на этой высотке, было полностью уничтожено, а соседи, вероятно, не обратили внимания на нашу возню. Да и произошло это в десять — пятнадцать минут, рассказывать долго, а там все совершилось с молниеносной быстротой.
Пленного привели в штаб; я сдал вместе с ним захваченные документы и направился к себе в блиндаж. Там все были возбуждены и веселы. Пролеткин, как обычно, втянул в спор Макагонова, и каждый из них, в соответствии со своими взглядами на жизнь, защищал собственную точку зрения.
Впрочем, на этот раз Макагонов спорил с Сашей без азарта и все поглядывал в мою сторону. Когда я вышел покурить, Макагонов последовал за мной. Он стоял рядом, мялся, покашливал, видно, хотел что-то сказать, но не решался.
— Что с тобой, Макагонов?
— Да я так, про задание хочу сказать.
— Говори. В чем дело?
— Уж вы извиняйте, товарищ лейтенант, лез я с советами…
— Спасибо, — сказал я, — помогай мне и впредь, ты опытный разведчик, а я, хоть и лейтенант, в разведке — новичок.
Мы провели много поисков. Макагонов почти всегда был рядом со мной, и первое время я частенько поглядывал в его сторону, прежде чем подать сигнал.
На всю жизнь запомнил я своего фронтового учителя — рядового Макагонова.
3
