Адельша Кутуев - Приключения Рустема
Все было готово.
Потому ли, что чувствовал за собой смутную вину или его тревожило то неизвестное, что должно войти в жизнь — но в последние дни Рустем стал послушным, ласковым.
Утром он проснулся рано, вышел неслышно, поглядел на небо — дождя не собиралось. Умывшись, сел за учебники.
— Что так рано поднялся? — спросила мать.
— Выспался я, мама. Разбудить папу? Семь часов уже.
— Буди, сынок, буди. Я на стол соберу.
Рустем разбудил отца, поставил чай на плитку, включил радио — с фронта передавали хорошие вести. Обняв отца, потерся щекой о колючую щетину. Спросил:
— Ты побреешься, папа?
— Конечно, конечно.
— Пойду помогу маме.
— Что-то у тебя лицо горячее, — сказала мать, целуя Рустема в лоб. — Уж не заболел ли ты?
— Нет, нет, что ты... — испугался Рустем.
В школу отправились вместе с отцом. Бабушке, вышедшей проводить внука, Рустем подставил щеку.
— Бабушка, пожелай мне успеха!
На углу расстались — отец пошел на работу, а Рустем, немного переждав, побежал к трамваю.
В лесу
Вы бы побывали в наших лесах, побродили бы по просекам, посвистывая, как птица. Российские леса таят в себе заколдованность чащ, лосиные следы на вырубке.
Пройдешь по тишине и, точно испугавшись ее, крикнешь в полный голос:
— Э-эээ-эй!
Пролетит голос, погаснет вдалеке эхом, — а может, и не погаснет, а отделившись от губ, не твоим станет голосом, и лес затаит его и вернет кому-нибудь другому, как и ты, прокричавшему в чаще. Сколько голосов собрано в лесу! Ведь каждый кого-то звал, или заблудившись, или нечаянно решив потревожить покой столетних деревьев. Грибной воздух стоит в березняке, насквозь просвеченном голубизной. Молодые листья, не тронутые пылью, подставляют свои ладошки ветру. И ветер хлопает по этим ладошкам, и шорох бежит по лесу.
Сначала Рустем даже забыл, зачем пришел в лес. Стоял, слушал и вдруг, не выдержав, присвистнул легонько и, сложив рупором ладони у губ, крикнул:
— Ого-го-ооо-ооо!
Только вчера на уроке литературы учитель рассказывал о брянских лесах, о партизанах, — они вели в лесах войну, трудную, скрытную. И, наверное, птицы там поют иначе, спугнутые неожиданными взрывами. Если б не было войны, в брянском лесу ребятишки собирали бы ягоды, гонялись за бабочками с сачками... Да, война, война!
Рустем повесил свой портфель на сучок и стал искать папоротник. Папоротник любит тень и листья выбрасывает близко к земле. В небольшой низине было зелено и прохладно. Папоротник закрыл ботинки Рустема. Который из них зацветет? Папоротника в лесу было много, и Рустем не знал, где остановиться. Наконец выбрал что-то вроде поляны — папоротник здесь рос густо и даже, казалось, был зеленее, чем в других местах. Рустем прилег отдохнуть, погрызть сухари, но от земли потянуло холодом и по рукам разбежались зябкие пупырышки.
— Надо место приготовить, — сказал он себе, — устроюсь-ка на дереве.
Пока собирал хворост, на случай, если придется развести костер, пока пристраивался на толстых ветвях дерева, упали незаметно сумерки.
— Вот и хорошо. Ни волк меня не тронет, ни змея не ужалит, и папоротник весь на виду.
Неподалеку бил ключ. Спустившись с дерева, Рустем напился студеной воды, поел сухарей. А сумерки уже полонили лес. На дереве было теплее.
Рустем лежал на боку, обняв крепкую ветвь. Ветер понемногу усиливался. Птицы засыпали. Как тонко поскрипывает ствол... И листья шепчутся. Они знают о чем-то своем, лесном, что человеку недоступно. У каждого дерева единственный скрип. Тише, лес! Не шуми, не заговаривай. Остановись, ветер. Рустем уснул; он притомился немного. Нелегкая штука — ночевать мальчишке в лесу. Мечта у него, — вот и перешагнул через страхи. Постель чистую да мягкую оставил дома, за тайной в лес пришел.
Рустем проснулся. Показалось — спал очень долго, а всего-то час прошел с небольшим. Спрыгнул с дерева. Высоко стояли звезды. Одиноко ночью в лесу. Звезды с тобою, но им-то что, холодным и далеким — не согреют, не помогут, если беда случится ненароком.
Шорох пробежал по траве — ветер или ящерица, не поймешь. Засопел кто-то в кустах, два глаза угольком вспыхнули и погасли.
Рустем шептал:
— Не боюсь. Мне что? Совсем не боюсь. А чего бояться? Ночь как ночь. Лес как лес. Дураки пусть боятся... — А сам в два прыжка вскарабкался на дерево, обхватив горячими руками ствол.
Час сменялся часом, но папоротник не зацветал.
Рассвело.
Рустем спустился вниз и стал ждать солнышка, прислонившись спиной к дереву. Скоро он уже видел сон — сквозь ресницы в глаза входило солнце.
Когда проснулся, решил было идти домой, но взглянул на папоротник и задумался. Один из стеблей был похож на смешного маленького человечка в большой зеленой шляпе. Человечек будто говорил Рустему:
— Трус ты, испугался. Иди домой себе. Для трусишек мы не цветем. А если останешься еще на одну ночь, не пожалеешь...
Рустем отвернулся от папоротника. Прикрыв глаза, он увидел мать.
— Почему ты не возвращаешься? Ведь мы даже не знаем, где ты. Второй день ждем, — сказала она.
Рустем раздумывал. Ну, придет он домой, его, конечно, спросят, где ночевал. Что он ответит? Обмануть, сказать, что играл у товарища в шахматы? Смотреть в глаза матери и бессовестно врать? Нет! Он этого не сделает. Он сразу покраснеет, и все поймут, что он лгунишка. Допустим, он скажет правду дома, а в школе?
— Будь, что будет, — сказал он себе. — Остаюсь еще на одну ночь.
Чуть прихрамывая, Рустем пошел к роднику и окунулся всем лицом в тихий маленький островок холода, открыл глаза в воде и увидел водоросли, раскинувшиеся внизу русалочьими волосами.
Потом развел костер у самого ключа, вскипятил в кружке чаю и уселся завтракать.
— Плохо дело, — рассуждал он вслух, осматривая свои запасы. Если сразу съесть все сухари, можно, конечно, наесться. А что потом делать? Надо растянуть на три раза.
Поделив сухари, Рустем заварил чай, сорвав несколько листочков земляники, и принялся чаевничать. Но ему показалось, что слишком не поровну он разделил свои припасы, и из оставшихся двух частей он взял еще по полсухаря, и завтрак получился славный. Мальчик повеселел.
День тянулся медленно и скучно. Слоняясь среди деревьев, вспугивая птиц, Рустем думал о том, как его ждут дома, и ничто не могло поправить его настроения,
— Скорей бы ночь настала, что ли, — пробормотал он и хлестнул веткой по стволу.
Если в эту ночь не зацветет папоротник, он больше не придет в ночной лес. Хватит с него. Пусть другие спят на деревьях.
Чтоб скорее бежало время и ночь поторопилась сменить день, он опять лег спать. Никак не засыпалось. Отец в таких случаях говорил:
— А ты посчитай до ста. Можешь слонов считать, можешь крокодилов...
И он стал считать — медленно, не шевеля губами: раз, два, три...
Волшебные цветы
Проснулся. Спускался вечер.
— Вот и вторая ночь приходит...
Рустем потянулся, затекла нога. Сколько же он спал? Дышалось легко, усталости не было. Холодно стало, и сны все прошли, — ведь снилась-то Африка, и слоны, и крокодилы, и было жарко во сне. И все время хотелось пить.
Снова проступала сквозь деревья ночь, закрашивая черным просветы неба. Бабушка говорила, папоротник зацветет в полночь. Но когда она наступит? Надо было захватить с собой будильник. Он и звенит красиво, — хоть знаешь, который час...
Потянуло холодом. Далеко прокричала птица и смолкла. Она, наверное, о чем-то предупреждала. И откуда взялись тучи? — Беззвездная ночь страшнее в лесу. А вот и гром. Вымокну весь. Угораздило же именно ночью. Ах, да, бабушка рассказывала, что папоротник цветет обязательно в грозу, озаренный молнией.
Рустем пощупал в кармане спички, пальцы дрожали.
Резкая молния ударила над лесом, бросившись в темноту. Закачал лес вершинами, и такая поднялась карусель шорохов, внезапного света и мгновенно сменяющей его тьмы, что Рустема взяла оторопь. Но он, не отрываясь, глядел на папоротник.
Он боялся, и любопытно было ему стоять вот так, прижавшись к дереву, посередке начинающейся грозы. И никуда он не собирался бежать — он был частью грозы и леса. Он все смотрел, смотрел, как листья будто загорались и тут же превращались в черный пепел...
И вдруг он ахнул, — таинственный запах закружил голову.
Цвел папоротник.
Цвел!
Волшебные белые цветы поднялись в ночь, и лес просветлел и примолк, словно застигнутый врасплох этим светом.
Рустем срывал цветы и целой горстью подносил к губам. О, удивительное ощущение прикосновения к тайне! Цветы таяли во рту. А Рустему казалось все мало, мало, мало... И он, опустившись на колени среди папоротника, наклонив лицо, уже не руками, а прямо губами брал цветы, как воздух.
![Адель Кутуй - Неотосланные письма [Повесть и рассказы]](/uploads/posts/books/114880/114880.jpg)
