Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
Мы — партизаны! Трудно передать чувства, овладевшие нами в те первые дни и ночи пребывания в отряде. Еще вчера были в Москве, бродили по улице Горького, по Красной площади, слушали мелодичный перезвон кремлевских курантов, и хотя радио и газеты приносили тревожные вести с фронтов, мы чувствовали себя относительно спокойно. А теперь… Кругом лес и топкие болота, а в селах, городах, на дорогах хозяйничают гитлеровцы. Они творят свои грязные дела. Топчут нашу землю.
Полесская земля… Чем провинилась она перед этими непрошеными гостями? Я лежу на пахучей траве под развесистой сосной и вспоминаю песню, которую пел в детстве, когда босой пас коров на болотах:
Очерет був мені за колиску,
В болотах я родився і зріс.
Я люблю свою хату поліську,
Я люблю свій зажурений ліс.
Да, он был все время печальный от бедности и невзгод, которые не покидали его народ во времена господства польской шляхты. Он повеселел лишь золотой осенью тридцать девятого года, когда сюда пришла Красная Армия-освободительница. И вот снова он стал угрюмым и печальным от человеческого горя, от плача вдов и сирот, от стона стариков. Но вместе с тем он стал грозой для врагов, этот молчаливый, величавый и непокоренный лес.
Хоч у злиднях живемо і бруді,
Та привілля яке по весні,
Коли виставиш вітрові груди
І летиш, і летиш на човні.
А вода і хлюпоче і плаче,
Захлинається в лютій злобі.
Ну скажіть, в кого серце гаряче,
Як Полісся й весну не любить?!
«Я люблю тебя, родное мое Полесье, — думал я в ту тихую августовскую ночь, — я люблю тебя, моя родная земля, я люблю тебя, моя Советская Родина. Меня, ничем не примечательного волынского парня, партия послала во вражеский тыл на беспощадную, грозную борьбу с фашистскими захватчиками. Спасибо, тебе, партия, за это доверие. Я оправдаю его. И какие бы трудности ни возникали на моем пути, какие бы опасности ни подстерегали, я не сделаю ни шага назад, буду бороться плечом к плечу со всеми за свою Отчизну».
В партизанском отряде полковника Дмитрия Николаевича Медведева ко времени нашего прибытия насчитывалось уже около ста человек, которые так же, как и мы, были сброшены в Ровенские леса на парашютах.
Гитлеровцы надеялись, что на западноукраинских землях, которые перед этим были под властью шляхты, они будут чувствовать себя куда спокойнее, чем на востоке Украины. Но враги просчитались. С одинаковой ненавистью гитлеровских головорезов уничтожали партизаны из Ровенских лесов и из одесских катакомб. И не бандеровские выродки были «хозяевами положения на Западной Украине», как об этом горланили статьи петлюровца Уласа Самчука, а советские патриоты, ковавшие победу над врагом в рядах народных мстителей. Было ли это в соединениях Алексея Федоровича Федорова и Сидора Артемьевича Ковпака, в Народной гвардии имени Ивана Франко, действовавшей во Львове, или в партизанском отряде Дмитрия Николаевича Медведева.
В составе нашего отряда были люди почти тридцати национальностей: русские, украинцы, поляки, чехи, армяне, узбеки, испанцы, евреи, белорусы, татары — все они вели борьбу против общего врага, во имя общей цели. Объединяла их крепкая, нерушимая дружба, и жили они единой большой семьей, как родные братья и сестры.
Отряд Дмитрия Николаевича Медведева имел специальное задание. Его основной задачей была разведка. Не случайно местом расположения отряда был выбран Ровно. Этот небольшой красивый город гитлеровцы объявили «столицей» оккупированной Украины. Львовская область, как и вся Галиция, была отделена от Украины и считалась провинцией «великого рейха». Там был отдельный губернатор, под руководством которого осуществлялся «новый порядок».
В Ровно облюбовал место для своей резиденции гаулейтер Восточной Пруссии Эрих Кох, назначенный Гитлером рейхскомиссаром Украины. У этого сатрапа было много помощников. Генерал Даргель ведал политикой, доктор Геель занимался финансами, генерал Кнутт — хозяйственными делами, генерал Кицингер был главнокомандующим войсками тыла. В Ровно находились полицейфюрер Украины генерал полиции обергруппенфюрер СС Прицман, верховный судья Украины, как именовали его немцы, сенатспрезидент юстиции доктор Функ, командующий войсками особого назначения генерал Ильген и много других «фюреров» и «оберфюреров».
Все это не могло не заинтересовать советскую разведку, и вполне понятно, что работы для специального отряда полковника Медведева хватало. Особенность его деятельности требовала от каждого партизана высокой организованности, безупречной дисциплины, строгого порядка. Активно действовать отряд начал с первых же дней организации, и, сколько карательных экспедиций гитлеровцы ни отправляли на его уничтожение, сколько бомб ни бросали на Ровенские леса, сколько провокаторов ни засылали в отряд, он продолжал жить, укрепляться, расти, бороться.
И в том, что наш отряд оказался таким боеспособным и организованным, была большая заслуга наших командиров. В первую очередь — Дмитрия Николаевича Медведева. Этот человек всю свою сознательную жизнь посвятил партии и народу. Еще в годы гражданской войны он почти юношей боролся с иностранными интервентами и их подручными на Украине, с бандами Махно и анархистами. Несколько раз был тяжело ранен. Образцом для себя он избрал Феликса Дзержинского и всегда ставил его в пример другим. В первые дни Великой Отечественной войны партия поручила Дмитрию Николаевичу формирование и руководство партизанским отрядом в Брянских лесах, а позже, весной 1942 года, его вызывают в Москву для организации специального разведывательного отряда.
Первая встреча с командиром отряда произошла на следующий день после прибытия. Нас, новичков, по одному вызывали в штаб. Собственно, штаба в полном понимании этого слова не было. На небольшой лесной поляне стояла телега, поверх которой был натянут брезент. Это и была «ставка» нашего командира.
Высокого роста, с продолговатым смуглым лицом, умными пристальными глазами, стройный, всегда подтянутый, он показался нам вначале сухим и официальным. Но стоило ему произнести несколько фраз, и за внешней суховатостью проступало тонкое знание человеческой психологии, умение быстро находить необходимый ключ к сердцу собеседника и вызывать расположение к себе. Запомнилась его первая фраза:
— Ну, как там Пенза? Не тоскует ли девушка по карим твоим глазам?
Признаться, я не ожидал такого обращения от человека, который вначале показался мне хмурым, строгим. Медведев улыбнулся. По-товарищески, словно мы давно уже были знакомы, взял за плечо и повел к поваленной сосне, протянувшейся почти через всю поляну.
— Присаживайся, — сказал. — Потолкуем о житье-бытье. Рассказывай, как устроился, как ребята? Отдохнул?
И от этой непринужденности, я бы сказал, даже простоты в обращении с подчиненными мне стало как-то особенно хорошо. Захотелось открыть человеку душу.
Я рассказал о своих первых впечатлениях. Дмитрий Николаевич слушал внимательно, не перебивая. А когда я закончил, спросил:
— Скажи, Николай, что тебя, уроженца западных областей, железнодорожника, привело в наш отряд, почему ты решил стать партизаном?
Откровенно говоря, вопрос этот застал меня врасплох. Что ответить командиру? Ведь я никогда не анализировал причин своего выбора и сделал его не раздумывая. Просто я ненавидел фашистов и твердо знал, что мое место — здесь. Но как об этом сказать Медведеву, чтобы было коротко и убедительно?
Заметив, что я замешкался, Дмитрий Николаевич пришел мне на выручку:
— А ты расскажи, как со своим паровозом добрался до Пензы. Кое-что я уже слышал об этом. Интересно…
— Это долгая история…
— Ничего, ничего, рассказывай, — и Медведев сосредоточился, приготовившись слушать.
— С детства я мечтал водить поезда, — начал я. — Когда пас коров вдоль железнодорожного полотна, завидки брали — только лишь покажется паровоз, а за ним — вагоны, вагоны, вагоны. Управлять паровозом — был предел моих мечтаний. Вот почему с установлением советской власти я пошел работать в депо, а перед самой войной закончил курсы машинистов. Двадцать первого июня сорок первого года у нас был выпускной вечер, а на рассвете меня разбудил взрыв бомбы.
Прибежал в депо, а там уже полно людей. Один за другим выходили в рейсы паровозы. На каждом — две бригады. Со своими семьями устраивались они в теплушке, которую специально прицепили к паровозу.
Нашу бригаду, которую возглавил машинист Гребнев, уроженец Одессы, закрепили за ремонтным поездом, и мы тотчас же взялись за дело. Приходилось водить этот поезд в разных направлениях, где нужно было расчищать колею от сожженных вагонов, ремонтировать выведенные из строя мосты или же другие железнодорожные сооружения. Работали и днем и ночью, об отдыхе понятия не имели.