Георгий Красковский - На дорогах войны
За домом галдели немцы, и бойцы снова открыли огонь. Только одна Лена, казалось, была совершенно безучастной ко всему происходящему. Она сидела в углу, ни на кого не глядя. В горячке боя о ней все забыли.
С наступлением утра немцы начали ожесточенный обстрел. Они решили во что бы то ни стало уничтожить засевших в доме партизан. По дороге загрохотал танк, за ним наступали немецкие солдаты. Метрах в ста от дома танк остановился и стал наводить на дом ствол орудия. Прибылов и партизаны тревожно переглянулись. Всем было ясно, что против танка им не устоять. Больше всех растерялся Петька. Его надо было успокоить, и Прибылов крикнул:
— Шихалев добежал! Сейчас наши придут! Конец фашистам!
Петька подполз к нему. Лицо у него было белое, как полотно, но в глазах, побеждая испуг, блуждала яркая искорка надежды.
— Как ты узнал, что он добежал? — спросил Петька сержанта.
— Он комсомолец! — ответил ему Прибылов.
— Так ведь я тоже комсомолец, — совсем иначе сказал Петька. Прибылов видел, что он начинает успокаиваться.
Оглушительный удар потряс домик. Рядом с Прибыловым кто-то застонал. Ранен был второй партизан. Петька и Прибылов наскоро перевязали его и снова припали к щелям. И вдруг Прибылов с ужасом обнаружил: кончились патроны.
— Стреляй по танку! — крикнул он Петьке и хотел было схватиться за гранаты, но их нигде не было. «Лена! — молнией мелькнула в голове Прибылова мысль. — Это она взяла гранаты. Но зачем?» Однако раздумывать было некогда: танк разворачивался для повторного выстрела. А Лена в это время, ловко лавируя, шаг за шагом приближалась к стальному чудовищу. В руке она держала связку гранат. Прибылов в отчаянии кусал губы. Что делать? Девушку надо прикрыть, если вдруг немцы обнаружат ее, но у него нет ни единого патрона. Пусты автоматы партизан. Но вот сильный взрыв покачнул стены. Когда дым рассеялся, Прибылов не увидел Лены. Ярким факелом горел немецкий танк. Языки огня яростно плясали на его броне, небо заволакивали черные клубы дыма.
В дом скользнул Петька и замер на пороге с серым платком в руках. Это был платок Лены — память об отважной девушке, отомстившей врагу за отца, за себя, за свою Родину.
* * *Большой боевой путь прошли сыны Урала — воины снежного батальона. Подмосковье, Белоруссия — во многих деревнях и селах оставили уральские лыжники свой добрый след.
Никогда не забудут о них жители деревни Шепели. Фашисты согнали всех, кто был в этой деревне, на площадь, взяли заложников. Людей готовили к отправке в Германию. Но уральцы сделали все, чтобы спасти людей. Своим стремительным вторжением они заставили карателей обратиться в бегство. Сотни людей были спасены от неминуемой гибели.
А жаркий бой, разгоревшийся недалеко от хутора Борки? Батальоном эсэсовцев, захвативших в плен немало советских солдат и офицеров, командовал полковник фон Заукель. Он-то и придумал устроить над военнопленными жестокую расправу — выгнать их навстречу наступающим советским войскам — пусть перестреляют своих. Однако фон Заукель просчитался. Отряд уральских лыжников внезапно напал на карателей, уничтожил их, освободив военнопленных.
Смелый налет на станцию Смоловка Витебской области, десятки взорванных складов с боеприпасами, пущенные под откос немецкие эшелоны, освобожденные от фашистской неволи сотни мирных жителей — вот следы, оставленные на фронтовых дорогах прославленным батальоном уральских лыжников.
И. Богуславский
ЧЕРЕЗ ВОЙНУ
Передо мной книга Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова «Начало пути». Это воспоминания о великой битве на Волге, о воинском подвиге, вписанном в историю Великой Отечественной войны сынами и дочерьми народа.
На одной из страниц книги мое внимание привлекла знакомая фамилия: Тамара Ивановна Шмакова. О ней вспоминал маршал:
«В дивизии Батюка служила военврач Тамара Ивановна Шмакова. Я знал ее лично. Немало жизней спасла Тамара Шмакова… Многие, оставшиеся в живых, должны благодарить ее за спасение. А бывало, что убереженные от смерти бойцы даже не могли узнать имя этой девушки».
Потом я встречал ее имя в других книгах, рассказывающих о незабываемой волжской эпопее. О Шмаковой писали как о бесстрашном человеке, в самые трудные минуты остававшейся воином, примером и поддержкой другим.
…Тамара Ивановна Шмакова. Неужели это та самая маленькая, неприметная с виду женщина, которую я так часто встречал на затененных улицах нашего заводского поселка? Та самая Тамара Ивановна, которую, уверен, все матери Уралсельмаша знают как милого, отзывчивого детского врача?
Признаться, я не без трепета открывал перед нею книгу маршала В. И. Чуйкова, командовавшего легендарной шестьдесят второй гвардейской армией.
— Это о вас пишет маршал Чуйков?
Она улыбнулась.
— Обо мне.
Потом она встала из-за стола, достала альбом с фотографиями военных лет. На некоторых из них уже исчез глянец. Некоторые немного пожелтели. На одном из снимков я увидел высокую фигуру маршала Чуйкова в окружении своих боевых соратников. Это была свежая фотография. Чувствовалось, что она сделана не так давно. Я вопросительно посмотрел на Тамару Ивановну. Она поняла, что меня интересовало.
— Прошлым летом гостила я у своих однополчан в Москве. Как-то раздался телефонный звонок. Говорил маршал Чуйков. Ему сказали, что и я сейчас здесь, среди гвардейцев шестьдесят второй. Он попросил, чтобы я подошла к трубке.
— Василий Иванович, — сказала я, — помните меня?
— Конечно, помню… Где вы живете сейчас? — спросил он.
— В Кургане, педиатр я.
— Хорошо. А Курган я знаю. Бывал там в молодости, когда Колчака громили…
— Спасибо, что не забыли.
— Ну что вы, это вам спасибо…
— Возвращалась я из Москвы, — продолжала свой рассказ Тамара Ивановна, — под впечатлением этой встречи, этого разговора. Двадцать лет прошло, как кончилась война. А все вот так передо мной, — Тамара Ивановна провела рукой перед глазами. — Как будто вчера было. Ведь я войну всю пешком прошла от Волги до Берлина.
…До сих пор, когда я пытался как-то обобщенно представить себе образ советского воина-освободителя, я почему-то видел, как сквозь дым пожарищ и груды развалин проходит рослый, широкоплечий солдат в каске, с автоматом, с обветренным лицом, в запыленных сапогах, в развевающейся за спиной плащ-палатке.
А тут передо мной сидела маленькая, хрупкая женщина со спокойными, мягкими глазами, с гладким зачесом волос, с первыми бороздками, которые проложили на ее лице время и все пережитое в те суровые годы.
* * *…В двадцать два человек любит мечтать. И разве можно его упрекать, если мечты у него бывают чуть-чуть розоватыми, как облака, освещенные восходящим солнцем? Тамара Шмакова мечтала. Еще два-три месяца — и позади институт. Два-три месяца — и застучат колеса. Будут реки, леса и рельсы. Будет маленькое приозерное село Саломатное, село ее детства. И будет в Саломатном очень важный, очень знающий врач Тамара Ивановна Шмакова. Именно так: Тамара Ивановна. При этом она почему-то всегда смеялась. Ей было смешно, что ее, такую маленькую, будут звать Тамарой Ивановной. И не будет в Саломатном ни одного больного ребенка. Потому что всех до одного она вылечит и будет очень стараться, чтобы уходили болезни.
Это будет скоро. Еще два-три месяца, и в один, очень яркий и очень солнечный, с белыми облаками день (наверное, это будет воскресенье) соберутся они всем курсом на выпускной вечер, попрощаются, поклянутся в верности студенческой дружбе и…
…Был, как она и представляла, очень солнечный и очень яркий с белыми облаками воскресный день. Но не было выпускного вечера. Началась война.
Она свалилась на плечи людей неожиданно, как грозовая туча, медленно подбиравшаяся из-за леса, а потом враз опрокинувшаяся всем своим грохотом на тихую равнину, внимавшую утренним лучам, пению птиц и журчанию ручья.
В институте ввели полевую хирургию. Все остальное отодвинулось на второй план. Лекционные часы прибавили вдвое. С утра до вечера.
Профессор Попов, старый омич, сказал студентам:
— Вы трудно начинаете свой путь. Но знайте, русская хирургия всегда верно служила отечеству. Она не отсиживалась в тыловых госпиталях. Фронт будет для вас школой жизни. Запомните, школой жизни. Я уверен, вы будете честными людьми.
* * *…В августе 1942 года в составе 284-й дивизии военврач Тамара Шмакова подъезжала к пылавшему Сталинграду. Лицо ее обветрилось, запылилось. Навстречу в повозках, на машинах двигались колонны раненых.
Она выпрыгнула из кузова, подбежала к вознице, усатому почерневшему солдату с перевязанной рукой, помогла ему закрутить цигарку. Теперь это у нее получалось. Научилась в госпитале на Урале, в Чебаркуле, где несколько месяцев проходила стажировку. В госпиталь все время прибывали раненые. Она понимала, что война не щадит человеческих жизней. Но то, что она увидела здесь, по дороге на Камышин, не укладывалось в сознании. Оно отказывалось принимать все это.
