Сергей Щербаков - НЕОТМАЗАННЫЕ-Они умирали первыми
— Летеха! У тебя, наверное, не все дома? Ты хорошо подумал? — с ехидной улыбкой спросил контрактник с коробкой.
— Ну, лейтенант, гляди! Сам напросился! — криво ухмыльнулся мордастый прапорщик.
— Фонарик тебе теперь ночью точно не понадобится! Освещать округу фингалом будешь! Верно, Игорек? — живо откликнулся третий.
— Вместо прожектора! — вставил развеселившийся Игорек.
— Только в пах, чур, не бить!
— Паша, лейту, точно п…дец!
— Подожди, пусть «разгрузку» сымет, а то еще как бы не запарился, бедолага!
— Не успеет! Отоварим по первое число! — отозвался Паша.
Прапорщик передал оружие товарищу и принял боевую стойку, насмешливо взглянув на Трофимова.
— Ну! Мохаммед Али, гонг?
Ноги бойцов скользили и чавкали в раскисшем месиве дороги. Выбирая для атаки удобную позицию, прапорщик кружился вокруг выжидающего «собровца».
Контрактник, сделав левой ложный выпад, неожиданно нанес молниеносный удар слева, но Конфуций ловко уклонился.
— Неплохо, неплохо, — цедил, криво усмехаясь, прапорщик, наступая.
— Ну, все! Каюк, тебе! — вновь сделав ложный выпад, он двинул Конфуция ногой, но тот отбил удар кулаком и тут же въехал нападавшему в челюсть. Слышно было, как клацнули зубы.
— Ах, вот, мы какие? — вспылил Паша, набычившись.
Размашисто рубя крепкими кулаками воздух, ринулся вперед. Конфуций, парировав серию ударов блоками, изловчился, поймал противника за рукав, крутанул его вокруг себя и быстро присел на колено. Контрактника словно кто-то невидимый оторвал от земли; он, мотнув в воздухе уляпанными «берцами», с которых во все стороны полетели ошметки грязи, влетел головой в забор. Конфуций тут же оседлал его и привычно как на задержании заломил за спину руку. Уткнувшись поцарапанной физиономией в треснувшие доски, прапорщик забубнил:
— Ну, все, лейтенант! Всё! Всё! Твоя взяла! Хер с тобой! Все! Отпусти же!
Конфуций отпихнул от себя поверженного противника, поднялся, вытер перемазанное колено о серый штакетник забора.
— Ну и здоров, же ты! Но все равно, ты не прав, летеха! Нашел, кого защищать! Черножопых! Пошли, ребята!
Злые недовольные контрактники, оставив на земле коробку и сумку, с матерком вскарабкались на уляпанный «бэтээр».
— Ну, ты даешь, лейтенант! — крикнул сверху сержант. — Ловко устроился! «Носорогов», значит, бля, крышуешь!
— Заткнись, «махра»! Памперсы подтяни! — отозвался за Конфуция Свят Чернышов.
— Ладненько! Свидемся еще!
Румяный Игорек, постучав прикладом по броне, крикнул:
— Пингвин! Трогай! Поехали!
Рыгнув удушливым дымом с сажей, БТР покатил вдоль улицы.
— Танцор, дай фляжку! — сказал Конфуций, устало облокатившись локтями на хлипкий забор и уставившись в пространство отрешенным мрачным взглядом. Чернышов достал из-за пазухи Сафроновскую фляжку, которую ему передал для Трофимова капитан Дудаков. Отвинтив крышку, «собровец», выдохнув, сделал несколько жадных глотков. Фыркнул, передернулся, сплюнул.
— Говнюки! Какие все-таки говнюки! — вырвалось у него.
Глава седьмая
В плен к дудаевцам прапорщик Алексей Трофимов попал осенью 95-го. Ему навсегда запомнился тот роковой в его судьбе день.
Было довольно жарко. В самом разгаре стояло бабье лето. Громко стрекотали кузнечики, прощаясь с теплом. Взрыв раздался неожиданно. Санька Феоктистов, который шел впереди, подорвался на мине, когда они вышли на тропинку за заброшенным коровником с облупившимися стенами и провалившейся гнилой крышей.
Трофимов поднял голову, стряхнул с себя землю. Санек неподвижно лежал на спине метрах в двенадцати от него. Ветерком относило клуб дыма и пыли от места взрыва. От соседнего дома к ним, оглядываясь по сторонам, бежали встревоженные сержант Куприянов и старший лейтенант Заломов. Алексей поднялся и нерешительно шагнул к Саньке. В голове звенело, уши заложило. Он смотрел внимательно под ноги. Вдруг что-то блеснуло на солнце в развалинах бывшей кузни, что маячили в ста пятидесяти метрах от коровника, и очередь оттуда прошлась сбоку от прапорщика по кустам лебеды и полыни. Он упал, вжался лицом в землю и юркой ящерицей отполз назад к коровнику. Из амбразуры развалин рьяно долбили из пулемета, выкашивая, словно косой, все вокруг.
Конфуций, укрывшись за углом, от волнения еле перевел дух и начал короткими жалящими очередями обстреливать развалины. Он чувствовал, что физиономия у него буквально горит, будто надавали хлестких пощечин, ноздри расширились и трепетали от учащенного дыхания. Вдруг, лежащий впереди, окровавленный Санек зашевелился, зацарапал растопыренными пальцами землю и громко закричал.
— Бля! Положит парня, как пить дать! — крикнул подбежавший Куприянов, устраиваясь рядом и поддерживая огнем товарища. — Игорь, долбани мухой!
Старший лейтенант раздвинул и вскинул к плечу гранатомет.
— Погоди! Не высовывайся! Мы сейчас отвлечем гада! — сержант пристегнул спаренный магазин другой стороной.
Куприянов с Трофимовым дружно ударили очередями по руинам.
— Работай! — проорал сержант.
За спиной ухнуло. В развалинах взметнулось пламя. Пулеметчик умолк.
— Прикройте меня! — крикнул Куприянов и, пригнувшись, побежал к Саньке.
Под трескотню выстрелов добежав до него, ухватил за разгрузку и поволок к сараю. У стены он опустил тяжелораненого на землю. Глаза у Санька были словно остекленевшие неживые, смотревшие куда-то сквозь них. Он продолжал дико кричать.
— Говори с ним! — Заломов больно ткнул растерявшегося Трофимова кулаком в бок.
— Что говорить-то?
— Да о чем угодно! Только говори! Не молчи!
— Тормоши его! Не давай в отключку уйти! — зло бросил старший лейтенант, извлекая шприц и вкалывая противошоковый укол. Тем временем Куприянов хладнокровно перетягивал судорожно дергающийся окровавленный обрубок ноги шнурком от ботинка. Затем вытащил из ножен штык-нож и обрубил сухожилия, на которых болталось кровавое месиво оставшееся от былой конечности.
— Еще пакет! Посекло, бля!
— Не приведи господь!
— Расстегни ремень!
— Бля!!
— Игорь! П…дец, парню!
— Кишки зацепило?
— Не довезем! Смотри…
— На пакет кепку приложи! И бинтом обмотаем!
— Саня! Саня! Слышишь меня!
— Ни хера не реагирует!
— Санек! Слышишь меня! — Трофимов, держа голову напарника на коленях, настойчиво похлопывал того по щекам.
— Мужики! Приподымите его! — сказал Заломов сержанту. — Руку с бинтом просуну!
Заломов и Трофимов приподняли раненого.
— Ага, все нормально! Опускайте!
— Саня! Саня! Это я Алексей! Братан! Узнае…
Слова застряли у Трофимова в горле. За спинами, склонившихся над раненым, Куприянова и Заломова словно из-под земли выросли пятеро вооруженных боевиков. Крайний из них, плотный рыжеватый «чех», в тельняшке под камуфляжем с зеленой повязкой на голове, дал короткую очередь в спину ничего неподозревавшему Заломову. Того отбросило вперед на дико орущего Санька. Следующей очередью было покончено с Феоктистовым. Алексея и Куприянова тут же обезоружили.
В лагере под Гехи-Чу Трофимов и Куприянов пробыли почти четыре месяца. Это были четыре месяца ада, четыре месяца страха и унижений, четыре месяца издевательств и избиений, четыре месяца изуверских истязаний и убийств. Контрактники были первыми кандидатами на тот свет. Больных и раненых убивали на глазах у остальных пленных. Устраивали «представление», типа «чеченской рулетки», оставляя в револьвере одну камору пустой. В результате: из семи один оставался живой.
Куприянов, у которого отняли «берцы» сильно страдал от холода в доставшейся с чужой ноги, разбитой вдрызг, рваной обуви. От обморожения пальцы на ногах у него почернели и распухли: появились признаки гангрены. Адская боль, буквально, рвала его на части, безжалостно скручивала его в пружину. Он страшно страдал, еле ковыляя как древний дед на больных гноящихся ногах.
Особенно изощренно из боевиков зверствовали: Ваха по кличке Черный Абрек, заплечных дел мастер, и один молодой рыжий хохол из снайперов. Последний, не церемонясь, резал уши и пальцы.
Это был обычный день ничем невыделяющийся из остальных. Одна группа боевиков с афганцем-инструктором, разложив на разостланном брезенте радиодетонары, готовила из фугасов взрывные устройства, другая же как неприкаянная слонялась по лагерю со скучающими лицами. Из пещеры появился, зевая, опухший невыспавшийся Ваха, сегодня он был явно не в настроении. Почесывая растрепанную черную бороду, он направился в заросли справлять нужду.
Вернувшись и проходя мимо пленников, он ни с того ни сего повалил ослабшего замордованного Куприянова на землю и наступил на него армейским ботинком. Крикнул что-то сидящим у костра боевикам, те загоготали, заулюкали. Черный Абрек схватил сержанта за волосы, задрал голову и обнажив кинжал, висевший на поясе, стал медленно словно пилой резать пленному горло. Колька закричал, отчаянно задергался, пытаясь вырваться. На землю брызнула струя темной крови. Сержант захрипел, засучил ногами. Трофимов, не выдержав, кинулся на палача, но тот уловил краем глаза его движение и молниеносным выпадом ударил рукояткой кинжала Трофимова в лоб. Из рассеченного лба кровь залила лицо. Когда Трофимов сделал попытку подняться на ноги, последовал еще один удар тяжелым армейским ботинком в скулу. Неприятно хрустнуло. Рот наполнился сладковатой жижей и зубовным крошевом. Трофимов, застонав от боли и бессилья, рухнул на колени на забрызганный кровью снег перед пещерой…
