Теодор Вульфович - Ночь ночей. Легенда БЕНАПах
Отсюда было видно, его солдаты укрывались кто за побитой техникой, кто за брошенными в поле сельхозмашинами (это же был обыкновенный фольварк и несколько крестьянских хозяйств). Командир остановился между укрытиями, где засела его гвардия, он еще не знал, что будет делать дальше.
— Вы бы хоть чуть пригнулись, — заметил ему Владимир Иванов.
— Один сильно пригнулся и схватил пулю прямо в башку. А не пригнулся бы — получил максимум в коленку, — ответил взводный, поднял автомат стволом вверх и нажал на спусковой крючок, вместо очереди раздался жалкий одиночный выстрел (в кассете оставался один-единственный патрон).
Он выдернул из-за голенища рожок и перезарядил автомат. И тут же из чердачного проема высунулась рука с карабином, дулом вверх, и на конце ствола был привязан белый носовой платок.
Командир приказал всем сидеть в укрытиях, а сам медленно пошел по направлению к дому — он знал, что все его ребята держат под прицелами черный проем на чердаке крайнего дома.
Остановился, перевел дух и крикнул очень громко:
— Зольдатен! Нихт шиссен!! Зи зинд Кригсгефангенен! Аллес! (Солдаты! Не стрелять!! Вы военнопленные! Все!)
Ему оттуда что-то ответили, но он не смог разобрать и на всякий случай добавил:
— Жизнь гарантирен!
Из проема неслась какая-то смесь из ломаных русских и немецких слов: дескать, они все готовы сдаться, но у них есть один тяжелораненый. Он их товарищ… Так и сказали по-русски: «Товарищ!» И они не могут его бросить… Что-то вроде этого… В процессе речений уже двое виднелись в проеме, и оба помогали жестами объяснить условия сдачи.
Взводному сразу понравилось, что они не хотели бросить своего «товарищ!» — пропаганда постоянно утверждала, что фашисты при отступлении пристреливают своих тяжелораненых, но он давно уже не верил этой брехне, и самому убедиться было приятно… В поле водворилась тишина. Все ждали ответа. Почти шутливо он спросил:
— Вен онэ «товарищ»? (Если без «товарищ»?) Один из осажденных после паузы ответил:
— Hyp алле байде (Только все вместе).
— Онэ камарадес вир бляйбен хир унд мюссен кемпфен (Без товарища мы останемся здесь и должны сражаться), — сказал второй, но все это как-то без вызова, без пафоса, а с интонацией надежды на то, что удастся договориться. — Эр ист унзере фельдфебель (Он наш фельдфебель).
— Вифиль зольдатен? (Сколько солдат?) — крикнул взводный.
В проеме показался высокий блондин без головного убора и произнес:
— Зекс зольдатен унд унтерофициерен, — и показал на пальцах «семь». — Плюс унзере фельдфебель.
Наступала главная трудность: нужно было сложить длинную и толковую фразу (или команду), а уверенности, что она получится, не было:
— Аллее геен унтен (Все идти вниз). Айн зольдат миг геверен гейт форвертс… (Один солдат с оружием идти вперед…) Андерен мит «товарищ» фельдфебель все вниз… Унд онэ шпассен! (И без шуток!)
— Яволь! Онэ шпасен… — бодро ответил высокий блондин, неожиданно приветливо помахал рукой и исчез в темноте проема.
И те и другие все еще немного опасались, но уже замерцала надежда на то, что можно будет договориться без выстрелов. Командир все-таки оглянулся и увидел, что все на своих местах и держат проем и входную дверь под прицелами.
Выходили они с фольварка довольно медленно, торжественно и с опаской озирались по сторонам. Впереди шел обвешанный оружием коренастый солдат, а за ним, с интервалом метров десять, пять остальных несли своего раненого товарища, как некую драгоценность, — два слева, два справа, один поддерживал голову… Наши солдаты и сержанты уже поднялись со своих мест и без всякой опаски двинулись им навстречу. Немцы остановились, уложили на землю своего фельдфебеля. Он был серьезно ранен в ногу и в предплечье. Вел себя сдержанно, но ему это давалось нелегко.
Командир спросил у каждого пленного имя, воинскую специальность и гражданскую профессию. Отвечали с готовностью, в том числе ответил и фельдфебель: «Инженер-строитель».
Это были люди штаба бригады: высокий блондин оказался автомехаником, были еще радист, водитель тяжелой машины, техник по ремонту каких-то устройств, а тот, что нес все оружие, оказался водителем автомобиля самого командира бригады. Он сразу заявил, что его новый автомобиль-амфибия надежно спрятан в стоге сена, совсем новенький, и он готов его пригнать сюда через пятнадцать минут — туда и обратно вместе! И там все имущество командира бригады, разумеется, полевое имущество… Предложение казалось опасным, но было заманчивым… Грузовых машин в окрестности фольварка было брошено много, и тутвозник грандиозный план: если учесть, что почти все немцы неплохие водители, взводный распорядился поставить на ход пять-шесть лучших грузовиков — пленные знали, какие из машин того стоят.
Подкатил на своем мотоцикле с коляской рядовой Костин и вскоре сказал командиру:
— Отпускайте нас с фрицем, его зовут Вилли, товарищ гвардии старший лейтенант. Он говорит: «Пятнадцать-двадцать минут — и мы будем с амфибией!» — трудно было догадаться, когда и как они успели сговориться.
Командир спросил у немцев, те ответили, что это чистая правда. Заявили, что ручаются за водителя:
— Ээрворт! (Слово чести!)
Ну, смотри, здесь остаются шесть твоих… — сказал взводный, а Костину добавил: — Ни на миг не терять его из вида. Держать ухо востро!
Есть, — ответил Костин и рванул вперед.
Вилли уже сидел в коляске его мотоцикла. И все это без каких бы то ни было предосторожностей.
Фельдфебеля наскоро накачали спиртом, чтобы снять хоть часть болей — он ни разу не охнул, не застонал и тихо поблагодарил…
Немцы сразу засучили рукава и начали… Они работали без суеты, без показухи — оставшиеся пять. К ним присоединились человек шесть из взвода: каждый делал свое дело и еще помогал другому, когда в этом была нужда. Вскоре они сами по себе разделились на три группы. Давно командир не видел такой слаженности, не в боевом, а в рабочем деле. Казалось, они все говорили на одном языке и не нуждались в переводчике. Восстанавливали одну грузовую машину за другой: снимали и ставили какие-то детали в моторе, возились с электрикой, доливали горючее из баков поврежденных машин, заправляли маслом, сбрасывали ненужный груз и оставляли тот, что мог пригодиться, вытягивали машины в колонну.
Минут через двадцать на полевой дороге действительно появилась открытая командирская амфибия, она на предельной скорости мчалась навстречу рабочей команде. За рулем сидел один Вилли. У командира похолодело внутри, он машинально перевел автомат в боевое положение: «Нет Костина? Где Костин?..» Но когда амфибия уже подкатывала к командиру, на дороге показался мотоцикл — это Костин, оказывается, так хотел подшутить над своими.
— Дурацкие твои шуточки, Костин! — заметил помощник командира взвода в сердцах.
Все остальные смеялись, а Костин был счастлив. О наказании не могло быть и речи — машина была на загляденье: «Ну, полевая! Ну, командирская, амфибия! От такой любой комбриг бы икнул и не отказался… Новенькая — как с конвейера». Все радовались: одни — завидному приобретению, другие — что смогли доставить такую радость своим победителям… Ну, прямо идиллия. На все про все оставались считанные минуты, батальон, по всей вероятности, уже двинулся вперед, и скоро вся дорога будет забита до отказа, и они своей громоздкой колонной, теперь уже из пяти грузовиков, амфибии, да еще мотоциклы, бронемашины, крытая радийная, все вместе могут застрять в этом вязком потоке… Заканчивали последние приготовления, уже покрикивали и подгоняли друг друга, делили, кто какую машину поведет до шоссе. А там придется усадить за руль только наших водителей. Уже объяснили ситуацию немецким пленным… В боевых порядках наступающих войск пленные находиться не имели права, ни под каким видом — это был бы смертельный трюк! Торопились, подгоняли:
— Генуг трепаться!
— Карл, давай цузамен с фельдфебелем…
— Шнеллер! Одна нога здесь, другая в отрыве!
— Об хули шпрехен, олухи?! Заводи, камараден!
— Аларм и форвертс, крокодилы!!
Как работали! Как они вместе вкалывали не теряя ни секунды… В последний момент совсем неожиданно прикатили, уже не спросясь — ну, чудо! Новенький, «как со склада», гусеничный бронетранспортер с вооружением и полным боекомплектом они сами между собой сговорились и приволокли… Тоже был где-то припрятан… СЮРПРИЗ!.. В батальоне всегда не хватало грузовиков, а тут еще боевая гусеничная машина… Толковые оказались немцы, толковее не придумаешь; да и фельдфебель не пустячный, если смог сколотить и держал в узде такую классную команду. Пленные не прибеднялись, не симулировали слабость, нездоровье, не холуйствовали, как обычно бывало у пленных, а наоборот, все подтянулись и с готовностью выполняли все работы и распоряжения. Это выглядело каким-то намеком на возможное окончание взаимного истребления… Это было, если хотите, первым предчувствием окончания войны.
