Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски
Александр поднялся с места, взял бутылку коньяка, плеснул понемножку в рюмки.
— Давай, Умар, чтобы твои опасения — тьфу! тьфу! тьфу! — не оправдались. За дружбу народов. За то, чтобы нас никто никогда не поссорил!
Умар рюмку взял, задумчиво уставился на нее. Проговорил негромко:
— А мог ли ты предположить, что у России на границе с Украиной будут стоять пограничники и таможенники? не с нами, мусульманами, а между вами, родными братьями?.. Так-то вот. Весь народ Советского Союза желал бы объединиться снова, кроме разве прибалтов да «западеньцев» украинских. Проведи сейчас опять референдум — снова восемьдесят процентов населения будет за Союз… А политики не желают. Потому что не желают поступиться хотя бы капелькой власти. И боюсь я, что еще не раз стравят они нас между собой.
— Типун тебе на язык! Давай все же за дружбу!
— Давай!.. — Умар тоже поднял рюмку. И произнес негромко: — Дерхаб!
Александр не понял. Вопросительно взглянул на Умара. Тот охотно пояснил:
— Есть в Дагестане такой тост. Дерхаб. Он означает примерно следующее. Пусть у всех присутствующих будет много радости и не будет поводов для печали. Пусть у всех будет много детей и пусть все они будут здоровы. Пусть в ваших очагах всегда горит огонь, а в котлах варится вкусная еда. Пусть плодится ваш скот и на него не будет никакой напасти. Пусть уродится хороший урожай и не съест его саранча… И пусть над всеми будет чистое небо…
Этот тост можно раскрывать бесконечно. Коротко же говоря, дерхаб!
— Дерхаб! — поддержал Максимчук.
Грозный. Улица Грибоедова.
14.30
Разговаривали по-чеченски. Неторопливо шли, прогуливаясь, по направлению к центру города.
— Я нашел его, Умар.
— Где?
— Его держат у себя парни Седого.
— Кто такой Седой?
Собеседник взглянул удивленно:
— Ты забыл Седого?
— Ну так напомни, — чуть раздраженно бросил Умар. — Что ж, я всех помнить должен?
Собеседник слегка стушевался:
— Да ладно тебе, Умар. Помнишь, когда в Нагорном Карабахе события были, он у нас объявился…
— Все! Вспомнил.
— Так вот. Твой еврейчик сейчас у его ребят.
— Ясно… Мы можем на Седого воздействовать? Надавить на любимый мозоль? На чем-то прищучить?
— Без проблем, Умар. Седой на разговор пойдет. Проблема в другом. Все зависит только от того, что Седой сочтет выгоднее для себя на текущий момент: прийти нам на помощь или нарваться на разборки с его московскими партнерами.
Умар призадумался.
— Да, ты прав. А в команде Седого есть люди, которые смогут нам помочь?
— Как сказать… Наших нет. Но имеется на одного из охранников некоторый фактик, который поможет ему принять нашу сторону.
— Понятно, — Умар жестко усмехнулся. — Теперь другая сторона. Нам с тобой во все это дело вмешиваться не с руки. Кто из нынешних «крутых» ребят нам смог бы и захотел бы помочь?
Он призадумался.
— А что нынче Капитан поделывает?
Осведомитель поежился:
— Ты хочешь с Капитаном дело провернуть? Стоит ли связываться с ним?
— А почему бы нет?
— Так ведь он стреляет не задумываясь.
— Ну и что? Нам-то какое дело? Главное — чтобы он в нашем деле стрелять не начал… Сам-то он в каких отношениях с Седым?
— В нейтральных.
— Ну и чудненько. Значит, они оба предпочтут между собой не конфликтовать. У меня тоже, к слову, есть чем на Седого надавить… Да и у Капитана тоже рыльце в пушку. Короче, так и порешим!
Они какое-то время шли молча, размышляя каждый о своем. Потом опять заговорил Умар:
— У тебя на них обоих есть выход? Мне не хотелось бы перед ними обоими светиться…
— Есть.
— Тогда так. Передай Капитану, что с ним хочет увидеться человек из Москвы. Он хочет договориться о помощи в освобождении этого самого парнишки. Об условиях, на которых Капитан станет помогать москвичу, они договорятся сами, напрямую. Меня упоминать не надо, Капитан человек опытный, сам поймет, что к чему. И второе: поговори сам или найди способ напомнить тому самому человеку Седого о том, что он обязан помочь нам. Сможешь?.
— Чего проще? Мы с тобой в былые времена не такие дела проворачивали. Один только вопрос: этого молокососа из отряда Седого, которого мы засветим, нужно будет как-то обезопасить. Мы его сможем потом вывезти из Грозного или же он пойдет в жертву?
Умар передернулся:
— Конечно, вывезем. Еще не хватает, чтобы мы из-за приезжих своих убивали…
Собеседник, похоже, был удовлетворен разговором. Начал прощаться.
— А на каком крючке ты держишь этого парня? — поинтересовался Умар.
Собеседник взглянул хмуро:
— В свое время он изнасиловал дочь одного известного человека… Слушай, Умар, какая разница тебе-то? Мне ведь тоже что-то нужно иметь для себя, ведь правда?
Умар не настаивал. Кивнул согласно:
— Конечно. Но ты сможешь сделать все как следует?
— Я же сказал!
Слишком хорошо знал Умар своего собеседника, слишком давно они сотрудничали, чтобы настаивать на большей откровенности. Потому сказал лишь: — Ну, смотри. Я на тебя полагаюсь…
Грозный. Дом Умара.
16.00
— Дядя Саша!
Александр встрепенулся. Фу, черт, кажется, задремал маленько!
Память мгновенно вспучилась массой воспоминаний последних дней. Вихрем в голове пронеслись вопросы. Что сейчас, еще день или уже вечер? Сколько времени? Где Умар?.. Надо же, как сморило!
Максимчук открыл глаза. Сел. Потряс головой. Огляделся. Он находился во дворе Умара, на стареньком диванчике, стоявшем на улице под навесом. Рядом приветливо улыбалась разбудившая его девчушка, дочь Умара. Как, кстати, ее зовут-то?.. Забыл. Что-то мудреное.
— Я долго сплю?
— Часа три. Папа сказал — вас не будить пока, потому что вы устали с дороги…
Александр был раздосадован. Прилетел за тридевять земель, чтобы спасать похищенного мальчишку, вместо этого успел лишь соблазнить взбалмошную журналистку, а теперь вот отсыпается после амурных трудов…
— Дядя Саша, вас к телефону.
— Кто?
— Папа.
Максимчук быстро поднялся:
— Где аппарат?..
Умар был краток, говорил намеками:
— Вопрос в стадии положительного решения. Сегодня вечером я сведу тебя с нужным человеком, все детали обговорите с ним сами. Через час я за тобой заеду, будь готов. Все, до встречи!
Девушка стояла рядом.
— Дядя Саша, а вы к нам приехали прямо из Москвы?
— Прямо из Москвы. А что?
— Давно хотела побывать в Москве. Говорят, она красивая… Я много чего хотела бы посмотреть: Ленинград, Киев, Минск… Да и вообще я хотела бы побывать всюду. Сколько раз упрашивала папу взять меня с собой куда-нибудь. Особенно в Москву. А он так и не взял ни разу. А теперь, наверное, уже вообще никогда там не побываю.
— Почему же? Ты у нас еще вон какая молодая, у тебя все впереди. Успеешь еще весь свет объехать.
— У нас в школе говорят, что в Москве чеченцев не любят, документы у них на каждом шагу проверяют и арестовывают ни за что. Так зачем тогда к вам ехать? Ну а когда мы отделимся от России, и подавно нельзя будет съездить…
— А почему это вы решили, что обязательно должны отделяться?
— Так ведь от России сейчас все отделяются. Даже Урал, и тот свою республику создает…
Александр хмыкнул, не нашелся, что ответить девушке.
— Ну а ты-то хочешь, чтобы Чечня отделялась?
— Нет, не хочу. Раньше мы все лучше жили. Так зачем разрушать дом, в котором хорошо жилось? Это мой папа так говорит…
— Правильно говорит. А мы вот разрушаем, — вздохнул Александр.
— Расскажите мне о Москве.
— Ты стихи любишь?
— Очень люблю.
— Тогда я тебе лучше ничего не буду рассказывать, а стихотворение о Москве прочитаю. Хорошо?
Девушка согласно кивнула. И Максимчук начал:
Вечный город, третий Рим.
Неудобосотворим…
Ты ничтожен, возвеличен,
Целомудрен, неприличен,
Опорочен, обелен,
Свеж и вечно утомлен.
Город-склочник, город-хам,
Город — непорочный храм
Всепрощенья и любви
Всех-Невинных-На-Крови…
Вечный город, третий Рим,
Проклят и боготворим,
Ненавидим и любим,
Город-смех и город-плач,
Город — жертва и палач.
Стоязычен, совестлив,
Горький баловень судьбы,
Город, вставший на дыбы…
Вот такая она, наша Москва, — закончил Александр.
— Я не поняла, — призналась юная хозяйка. — Почему склочник? Почему палач?..
— Это коротко не объяснишь… Ну да ладно, девчушка. Скоро папа твой приедет. У тебя чашка чайку для гостя не найдется?
…Александр еще допивал свой чай, когда у ворот коротко просигналила машина. Максимчук поднялся и зашагал к калитке. Он чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Он жаждал действия.
