Анатолий Кузьмичев - Год рождения - СОРОК ПЕРВЫЙ (с иллюстрациями)
— Тогда и мы будем двигаться на Шклов!
— Разрешите выслать по маршруту разведку?
— Высылайте. И таких, что поопытней.
И вот снова ушли по утренней туманной дороге головной дозор и разведка, а полчаса спустя за ними следом двинулись измотанные боями и маршами стрелковые батальоны. Но до Шклова не дошли — связной от головного дозора принес невеселые вести: в городе противник, им захвачены все переправы. Разведчики уточняют обстановку и, если удастся, силы немцев.
Разведчиков ждали очень долго. Сидели на мшистой, мокрой от росы траве, слушали, как шумят над головой вековые сосны, как погромыхивает и справа, и слева, и впереди, и позади. Да, обстановка складывалась неважно: с 355-м и остатками 331-го — никакой связи, 85-й понес большие потери, невыносимо устал от переходов и боев. А путь к своим еще, видно, долог.
Разведка установила: в Шклове танки, моторизованные подразделения и артиллерия противника. Мосты через Днепр усиленно охраняются.
«А что если рискнуть? — спросил себя командир дивизии. — Правда, на стороне восемьдесят пятого будет в этом бою только одно явное преимущество — преимущество внезапного удара. Но ведь именно это иногда и решает почти все. Внезапность может решить все и здесь. Тогда через полтора-два часа полк окажется на той стороне Днепра, среди своих. А если идти на север, параллельно берегу, — это опять тяжелый, долгий, изматывающий марш по топким лесным дорогам, и еще не известно, что там, куда придет полк, будет ли там возможность переправиться».
— Михаил Викторович, соберите начальствующий и политический состав и всех командиров батальонов, — приказал он подполковнику Якимовичу.
Собрались быстро. Командир дивизии молча отвечал на скупые приветствия, со многими здоровался за руку, вглядывался в лица. Усталые, воспаленные глаза, мятые, выгоревшие гимнастерки, пыльные стоптанные сапоги; у некоторых под пилоткой наискось — туго затянутый окровавленный бинт, а у этого старшего лейтенанта, только что назначенного командиром батальона, — левая рука на перевязи из обыкновенной красноармейской обмотки…
— Товарищи, — сказал командир Сотой, — наша задача — выйти на восточный берег Днепра, чтобы соединиться с частями Красной Армии. Но обстановка складывается для нас неблагоприятно: на переправах в Шклове — немцы. И прежде чем принять какое-то решение, я хочу выслушать ваше мнение, мнение командиров, политработников, коммунистов. Есть два варианта решения стоящей перед нами задачи…
Совещались недолго, но высказать свое мнение успели многие — и старший батальонный комиссар Филяшкин, и подполковник Якимович, и батальонный комиссар Зыков, недавно присоединившийся к полку с остатками третьего батальона, политруки, комбаты, начальники полковых служб. Говорили коротко и предельно ясно. И мнение было единым: пробиваться к переправам здесь — время работало на противника, с каждым часом он усиливал свои войска и плотнее сжимал кольцо окружения. И если на переправу есть хоть один шанс из десяти, его надо использовать.
Прорыв не удался. Ни первая, ни вторая, ни третья атаки успеха сотовцам не принесли. Велик был их наступательный порыв, но этого оказалось мало. Полк не располагал достаточными сведениями о противнике, был малочислен, а артиллерийский и минометный огонь противника, заранее пристрелявшего все возможные направления выхода советских частей к Днепру, был слишком точен. Стало ясно: поднимать бойцов и снова посылать их, вперед, под огонь — значило посылать их на бессмысленную гибель.
Решили идти западным берегом Днепра на север в район населенного пункта Копысь. Под прикрытием тылового заслона сумели оторваться от противника. Казалось, что в кольце уже найдена брешь. Но именно в тот момент, когда надежда выйти к Днепру стала почти реальностью, головная походная застава доложила: впереди немецкие танки. Засада.
— К бою! — приказал командир дивизии.
Но по-настоящему развернуться для встречного боя полк, атакованный танками из засады, не успел — ему попросту не хватило для этого времени. Укрываясь в придорожных канавах, в ложбинках, за пнями и поваленными деревьями, сотовцы стойко встретили неожиданный удар противника, прижавшего их к земле огнем танковых орудий и пулеметов, подожгли бутылками с бензином несколько машин. А когда был отбит первый, самый яростный, натиск, во избежание ненужных, неоправданных потерь весь 85-й по приказу генерала Руссиянова стал отходить в ближний лесной массив — по не проходимым для танков тропам и просекам.
Еще сутки оперативная группа штаба дивизии и остатки полка шли на север и северо-восток в поисках возможности без потерь переправиться через Днепр и выйти к своим. На коротких привалах высылали вперед разведку — она намечала маршрут через населенные пункты, в которых не было немцев, выбирала дороги, по которым не могли двигаться танковые и моторизованные части противника.
12 июля, когда стало ясно, что немцы, по всему, отказались от преследования этого отряда (наверняка были уверены, что он все равно далеко не уйдет — без пищи и боеприпасов, с ранеными на руках), генерал Руссиянов приказал дать всем до конца дня отдых. Расположились в густом сосняке, выставили, как положено, охранение и наблюдателей, командиры подразделений провели проверку личного состава — кроме погибших, все были налицо. Людей накормили — тем, что оставалось в запасах тыловой службы, дополнительно раздали патроны и гранаты.
Во второй половине дня провели короткие партийные собрания штаба дивизии и полка, пригласив на них комсомольцев. Откровенно и подробно обсудили сложившуюся обстановку, приняли единодушное решение: коммунисты и комсомольцы обязаны показывать в эти трудные дни пример выдержки, выносливости, мужества и стойкости, верности военной присяге.
А когда начало темнеть, снова тронулись в путь — сквозь начинающийся, глухо шуршащий в ветвях дождь по лесной, вилявшей меж черных стен сосняка дороге.
На рассвете 13 июля головной дозор доложил командиру дивизии: впереди Днепр, противник поблизости не обнаружен.
Решение было принято без долгих раздумий:
— Будем переправляться. Вплавь. На подручных средствах. В первую очередь переправлять на восточный берег раненых. Помочь тем, кто не умеет плавать.
Генерал не торопясь вышел на утреннюю опушку леса. Совсем по-мирному пели здесь птицы. Сквозь туман золотисто просвечивали лучи встающего за Днепром солнца… Командир Сотой медленно спустился к реке, снял каску, наклонившись, зачерпнул пригоршню днепровской воды.
— И все-таки мы дошли!
Старший батальонный комиссар Филяшкин стоял рядом, глядел на его левую, почти всегда прижатую к телу руку — она у генерала действовала плохо: два года назад, во время освободительного похода в Западную Украину (полковник И. Н. Руссиянов командовал тогда 52-й стрелковой дивизией) была ранена осколком снаряда.
— Ничего, комиссар! — заметив его взгляд, сказал командир дивизии. — Переправимся и скоро будем среди своих.
Начали переправу, Один за другим входили в днепровскую воду красноармейцы, подняв над головой винтовки и карабины. Для раненых из толстых веток вязали что-то наподобие плотиков — чтобы можно было троим-четверым поддерживать его во время переправы с обеих сторон. Для тылов и хозяйственного обоза решили поискать брод — с этой целью подполковник Яки «мович выслал вверх и вниз по реке две группы саперов.
Волоча короткий кургузый ствол спиленного когда-то давно, уже чуть подгнившего дерева, перед командиром дивизии появился красноармеец Андрей Дедов — из артиллерийских мастерских, вытянулся по стойке «смирно».
— Для вас, товарищ генерал… У вас же рука вон…
От автора
Иван Никитич Руссиянов, гвардии генерал-лейтенант в отставке, рассказывал об этом эпизоде войны, о той незабываемой переправе через Днепр, и взгляд его теплел от воспоминаний.
— Именно в те дни, в дни тяжелых оборонительных боев и вынужденного отступления, когда дивизия выходила к своим, родилось и окрепло наше непобедимое фронтовое братство. Мы выходили иногда разрозненными группами, отдельными отрядами, но мы никогда не забывали, что мы — дивизия, сотовцы… И не хочу скрывать: именно в тот день, когда я переправлялся через Днепр на стволе дерева, принесенного красноармейцем Дедовым, я дал себе клятву никогда не расставаться со своей Сотой, пройти с ней по дорогам войны до победы или столько, сколько будет отпущено мне солдатской судьбой.
— Но вам могли приказать…
— Было. Приказывали. Но я объяснял, и меня понимали…
Да, он, Иван Никитич Руссиянов, прошел со своей дивизией, а затем и с развернутым на ее базе гвардейским механизированным корпусом всю войну. Он был с нею в боях под Ельней, на Юго-Западном и Брянском фронтах, снова выводил ее из окружения поздней осенью сорок первого, его полки воевали на южном фланге великой битвы под Москвой, держали прочную и стойкую оборону на Брянском фронте летом сорок второго… А потом — уже не полки, а механизированные бригады корпуса громили врага на Среднем Дону, в Ворошиловградской области, под Изюмом, в районе Барвенкова, осенью сорок третьего освобождали Донбасс, штурмовали Запорожье, в тяжелейших боях сражались с врагом под Кировоградом… Потом были бои за Будапешт, схватки с эсэсовскими танками в районе озера Балатон, освободительный марш по весенней венгерской земле в сорок пятом, штурм Вены, ее Арсенала и ее мостов, последние схватки с врагом в предгорьях Австрийских Альп…
