Василий Смирнов - Саша Чекалин
Когда Александр Ильич кончил рассказывать, стихийно возникла песня. Ее пели все, даже те, кто не знал слов:
Наверх вы, товарищи! Все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает…
Саша не сводил глаз с Александра Ильича. Он пел, охваченный необычайным волнением и восторгом, гордостью за отважных русских моряков. С таким же волнением — он видел — пели и Наташа, и Вася, и Егор, и все ребята.
Провожать гостя вышли на улицу. Каждому непременно хотелось пожать руку Александру Ильичу.
Влажный теплый апрельский ветер порывами врывался в улицы. На дороге вместе со снегом разбухала непролазная грязь. Но ребята ничего этого не замечали.
— Я с ним еще давно познакомился, — оживленно рассказывал Саша ребятам, — в поезде, когда ехал из санатория.
— А мне так и не сказал, — упрекнула его Наташа. Рядом с Наташей шел Егор Астахов. Позади шагали Вовка с Васей. Все смеялись, шутили. Было так весело в этот солнечный, по-весеннему радостный день.
Проводив Александра Ильича, ребята пошли на обрыв. Внизу, взломав побуревший лед, сердито и яростно шумела Ока. Широко разливаясь, она буйно рвалась вперед. Ребята долго стояли, смотрели.
— Как хорошо! — повторяла Наташа. Ветер шевелил ее черные кудри. Саша молчал. Река своим шумом напоминала кипящее море, в котором, как наяву, перед глазами Саши сражался с врагами «Варяг».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Осенью 1939 года гитлеровская Германия напала на Польшу. Сразу запахло грозой. Лица людей посуровели. Все понимали: заняв Польшу, фашисты подойдут к нашей границе. В двухэтажном особняке на Советской, где помещался военкомат, теперь до глубокой ночи горел огонь. Очевидно, там тоже беспокоились и готовились.
— Мама, что же это — война? — тревожно спрашивал Саша.
— Похоже, что война… — задумчиво отвечали отец и мать. — Как бы до нас фашисты не дошли…
— Ну-у… — возражал Саша. — Наш Советский Союз любому сдачи даст.
Теперь в коридоре школы, где висела «Комсомольская правда», постоянно во время перемен толпились ребята. Шли горячие споры о том, как дальше развернутся события. Когда же советские войска освободили Западную Украину и Западную Белоруссию, у ребят появилась тяга ко всему военному. Саша теперь ходил в сапогах, в гимнастерке, со значком «Ворошиловский стрелок» на груди.
В этом году многие ребята из Сашиного класса начали готовиться к вступлению в комсомол. А Сашу все более охватывали тревога и уныние. В Уставе ВЛКСМ, который он уже знал почти наизусть, было ясно сказано, что в комсомол принимают с пятнадцати лет. А ему, Саше, еще только четырнадцать с небольшим. Как тут быть? Неужели еще год — целый длинный год ждать осуществления своей мечты?
Секретарь комсомольской организации школы, молоденькая белокурая учительница Чернецова раздала ребятам анкеты. Саша тоже взял анкету, нерешительно постоял в учительской, потом пошел с ребятами в класс.
— Ты что такой растерянный? — спросил Володя.
— Так…
Дома Саша попросил мать:
— Ты мне поможешь написать автобиографию?
— Это еще для чего? — удивилась Надежда Самойловна. — В комсомол тебе еще рано, не примут…
— Почему рано? — горячо запротестовал Саша. — Во время гражданской войны с тринадцати лет принимали.
— Кого же это принимали?.. — не соглашалась мать.
— Как кого?.. А Павку Корчагина… Ты же читала Островского… А «Школу» Гайдара читала?.. Там главный герой Борис Гориков еще мальчишкой начал воевать.
Матери нравилась горячность Саши.
«Нетерпеливый…» — думала она.
А Саша расстроился.
«Пожалуй, не примут…» — соображал он.
В этот вечер допоздна он сидел в своей комнате. Горел огонь. Младший брат уже спал. А Саша, начав заполнять анкету, запнулся на годе рождения.
«Может быть, на год постарше поставить?.. — мельтешила соблазнительная мысль. — Нечестно!.. Скажут: какой комсомолец?… С первого же дня обманом живет… А может, и не заметят?..»
К фальши Саша всегда относился нетерпимо. Так и отложил до утра анкету.
На следующий день Саша принес в учительскую заполненную анкету и автобиографию.
— Ну вот, все в порядке, — сказала Чернецова, но Саша медлил, не уходил. Он хотел что-то сказать, но в это время Чернецову позвали к директору.
Саша медленно пошел по коридору, согнувшись. В анкете умышленно была допущена серьезная неточность, и это теперь угнетало Сашу.
«Пускай… — подумал он. — Всех будут принимать, а меня?.. Разве я виноват?..»
Весь день он ходил сам не свой.
…На комсомольское собрание пришли учителя, директор школы. Чернецова сидела за столом президиума. Саша слышал, как разбирали заявления его друзей: Наташи Ковалевой, Володи Малышева, Егора Астахова.
— Чекалин… — словно издалека услышал он. Поднявшись с места, Саша вышел вперед, чувствуя, как в горле сразу пересохло и кровь прилила к лицу.
Чернецова прочитала его заявление. Потом Саша торопливо рассказал свою биографию и замолчал, не зная, что же говорить дальше.
— Вот и все, — наконец глухо произнес он и улыбнулся, почувствовав, что стало легче дышать.
Возвратившись на свое место, Саша снова как будто издалека услышал голос Чернецовой:
— Кто за то, чтобы принять, прошу поднять руку…
В комнате было жарко. Лампы под эмалевыми абажурами то загорались сильнее — во весь накал, то начинали светить красноватым светом. Напротив, с портрета в дубовой раме, смотрел на Сашу Владимир Ильич Ленин. Чуть прищурив глаза, он улыбался. Очевидно, только он знал тайну Саши… и не возражал.
С собрания новые комсомольцы вышли необычайно присмиревшие, серьезные.
— Теперь в райком вызовут. Готовиться надо… Саша и Егор пошли провожать Наташу. За ними увязался и Вася Гвоздев. Он смело взял Наташу под руку и пошел по улице. А Саша и Егор шли сзади и смеялись, глядя на них. Всем было как-то особенно весело. И никому из них не хотелось оставаться одному. Каждому хотелось сделать что-то необыкновенное, чтобы дать выход переполнявшей их радости.
4 января 1940 года Сашу вместе с другими школьниками, принятыми на собрании в комсомол, вызвали в райком.
К секретарю райкома Сашу пригласили почему-то первым. Тревожно оглянувшись на ребят, он шагнул за дверь кабинета. За столом, помимо первого секретаря райкома, очень молодого, светловолосого, в военной гимнастерке, сидело еще четверо.
Саше бросилось в глаза раскрасневшееся, возбужденное лицо Чернецовой, которая дружелюбно кивнула ему и, улыбнувшись, что-то сказала своим соседям.
Секретарь быстро пробежал глазами анкету, выписку из протокола, пытливо взглянул на Сашу.
— Из Песковатского? — спросил он. — Там раньше учился?
Саша ответил, опустив по-военному руки по швам…
Схема района на стене. Портрет Ленина… В углу на вешалке подбитая ватой солдатская шинель. Значит, секретарь райкома служил в армии. Он чем-то напоминал прежнего, Андреева.
Все это Саша отчетливо представил себе позднее. А в эту минуту он видел только лицо секретаря с резко очерченными скулами, строгие серые глаза, смотревшие на него. Отвечал он на все вопросы четко, уверенно, заслужив похвалу сидевших за столом:
— Устав хорошо знает… Секретарь все еще не отпускал его.
— А зачем ты вступаешь в комсомол? — неожиданно спросил он, взглянув на окружающих.
Саша немного помедлил.
— Чтобы помогать нашей Коммунистической партии укреплять Советскую власть, — проговорил он и с загоревшимися глазами, чувствуя, как голос у него зазвенел, добавил: — Как комсомолец, если понадобится, и жизни своей не пожалею за Родину….
Из кабинета Саша вышел уже спокойно, чуть улыбаясь. Ребята окружили его.
— Что спрашивали? Ответил на все вопросы? — допытывались они наперебой.
Саша едва успевал отвечать. Мысленно он все еще был там, в кабинете… Следующим вызвали Егора. Заметно волновалась Наташа. Задумчив и молчалив был Вася Гвоздев. И, как обыкновенно, спокоен и уравновешен Володя Малышев.
Через неделю Сашу с ребятами снова вызвали в райком и вручили новенькие, пахнущие типографской краской комсомольские билеты.
— Какой легкий номер — впереди две единицы в конце две пятерки, — говорили ребята о Сашином билете.
Только теперь Саша обратил внимание на свой номер — 11253055. Но дома мать, рассматривая Сашин комсомольский билет, обратила внимание на другое. Стоял там год рождения — 1924-й, хотя Саше и было хорошо известно, что родился он в 1925-м.
— Это что?.. — медленно спросила мать. — Год себе приписал?
Она сразу догадалась. Саша стоял перед ней весь красный, опустив глаза, и оправдывался:
