Николай Наумов - На рубежах Среднерусья
Наметившийся в Красной Армии переход к единоначалию потребовал политически подкованных командиров, и Конева направляют учиться в Военную академию имени М.В.Фрунзе. Она давала основательные знания, но с одним недостатком — поощрялась революционная решительность. Даже если слушатель нецелесообразно выбирал направление главного удара или района сосредоточения усилий в обороне, недорабатывал боевое обеспечение, — проявление решительных намерений покрывало допущенные ошибки в организации боя, и слушатель получал благополучную оценку.
Нерешительностью Конев не страдал. Всегда стремился к полному разгрому противника, но в планировании деталей наступления или обороны допускал промахи. За них журили, но не слишком снижали оценки. И этот недостаток вошел в сознание: решительные действия перевесят мелкие ошибки. Когда операция начиналась и шла по такой формуле — это оправдывалось, но как только требовалось ее скрупулезная подготовка и осмысленное управление войсками — операция давала сбой. За два года войны у Конева их случилось четыре. Оказавшись в опале, он осмыслил свои неудачи и собрался управлять новым фронтом так, чтобы уже в первом сражении добиться ощутимого результата и затем развить наступление к Днепру. Назначение на важный фронт — последний шанс. Провалит операцию — окажется на Сибирском или Забайкальском округах, забытый всеми — и недругами и друзьями.
Василевский вроде бы с головой ушел в изучение фронтовых документов. Они были отработаны вполне логично и даже со штабным изяществом, не то что перед Ржевско-Сычевской операцией, когда замысел на овладение Ржевом Конев выразил аляповатыми дугами с короткими стрелами. Новый план операции был отработан добротно, и начальник Генерального штаба склонился к мнению, что в образе мышления и его отношении к планированию операций произошел существенный сдвиг, но рудименты прошлого кое в чем еще остались. Разговор решил продолжить вопросом:
— Вы, Иван Степанович, полагаете, что ваш фронт целесообразно в полном составе использовать для сокрушения обороны врага после его отхода в исходные района для наступления?
— Если наступление вражеских сил на обоих направлениях провалится, в образованных вмятинах окажутся крупные силы. Неуспех наступления заставит немецкое командование трезво оценить наши силы, собранные в Курском выступе, и отвести свои на хорошо подготовленные в инженерном отношении рубежи. Любая задержка с отводом войск из районов вклинения может обернуться для Гота и Манштейна тяжелыми последствиями — потерей Белгорода, Харькова, Донбасса, а в последующем и приднепровского промышленного района…
Выслушав соображения Конева, Василевский начал подыскивать ответ. Конечно, логика в оценке возможного развития событий в докладе Конева была. Оценивая обстановку и ее развитие после срыва немецкого наступления, он вышел далеко за границы Курской битвы. Это естественно для командующего Резервным фронтом. Но острота проблемы в том, как войска двух фронтов, Центрального и Воронежского, справятся с оборонительной частью битвы. Танковые группировки врага, сосредотачиваемые у основания выступа, более чем серьезны. Бригады и батальоны тяжелых танков и самоходок создают главную опасность фронтам. Отсюда и первая задача Степного фронта: в случае разрыва обороны Ватутина — предотвратить выход войск врага на оперативный простор. Степной фронт может быть использован для обороны, частью сил или в полном составе. Второй вариант — действие фронта в контрнаступлении.
— Конечно, Иван Степанович, предстоящие события новой летней кампании могут развиваться по сценарию, которого придерживаетесь вы. Приняты все меры, чтобы войсками первого стратегического фронта не допустить прорыва противником нашей обороны, что позволит Степной фронт использовать для контрнаступления. Но война, сражение, операция порой развиваются так непредвиденно, что коренным образом меняют ход сражения и цели летней кампании. Прошлым летом все наше верховное военное руководство считало, что удар врага в юго-восточном направлении абсолютно бесперспективен. Вклинятся его группировки в нашу оборону — мы нанесем мощные контрудары танками и сорвем его намерения… Более того, перейдя в контрнаступление, быстро дойдем до Днепра и к концу года освободим всю оккупированную территорию. Но Парсегов в ночь перед наступлением провожжался с девкой, а Голиков расценил: раз документы о начальной операции группы армий «Юг» оказались у нас, — генерал-фельдмаршал отказался от наступления и принялся разрабатывать план Орловской наступательной операции. Последовал мощный удар, наша оборона рухнула, и месяц спустя войска южного крыла стратегического фронта оказались отброшенными к Нижней Волге и в предгорья Кавказа.
В этом году принимаем все меры, чтобы опасный казус с нами не произошел, и ваши армии в обороне мы не применим. Но вдруг танковые армады врага с мощными танками и самоходками в боевых порядках взломают нашу оборону и перейдут к преследованию с непредсказуемыми последствиями? Поэтому, Иван Степанович, в план операции внесите необходимые дополнения, вытекающие из нашего разговора.
Василевский высказал свои замечания и предложения с предельной корректностью, и все же на скулах комфронтом вздулись желваки. Александр Михайлович знал самолюбивый характер Конева, но такой реакции не ожидал. Наступило неловкое для обоих молчание, как предвестник открытого несогласия. Конев сидел с плотно сжатыми кулаками, укрощая себя. Наконец, вздохнув, произнес:
— Ваши указания, Александр Михайлович, постараюсь выполнить как можно полнее, но…
— Пожелания, советы и указания давать вправе только Верховный.
— Ваши советы через час или день могут обернуться приказом.
— Несомненно, Генштаб готовит Верховному многие материалы и рекомендации, проекты приказов и директив, но конечные решения остаются за ним.
— Несомненно, — счел за лучшее согласиться Конев.
— Тогда перейдем к другому вопросу. Среди нашего генералитета бытует мнение, что, сорвав наступление врага, надо как можно быстрее переходить в наступление и, воспользовавшись подавленностью его войск, отбросить их в исходное положение и в короткие сроки прорвать его оборону и перейти к преследованию.
— Такая рекомендация записана в «Наставлении по оперативному искусству».
— Записана. Но наставление, вернее, проект его был подготовлен в канун войны, и тогда он выглядел истиной, не требующей доказательств. Но мы вступаем в третий год войны, многие истины пересмотрели, наступила пора приглядеться к еще одной, казалось бы, очевидной. Конечно, нами созданы многие предпосылки, чтобы задержать врага в пределах Курского выступа и нанести ему серьезные потери. Но теми силами, которые у него останутся от ударных группировок, он в состоянии организованно отойти на исходные позиции и закрепиться на них. Ведь нечто подобное произошло три месяца назад, когда ваш фронт преследовал отходящего противника из Ржевского выступа. Вы настроились прорвать оборону на подступах к Смоленску и подойти к Белоруссии. Не вышло. Враг успел занять подготовленные позиции и отразил ваши атаки.
— Там противник сам начал отход, мы же его преследовали слабыми силами, — попытался оправдаться Конев.
— Но атаки нового рубежа обороны вы все же предприняли. Успех оказался ограниченным, ибо противник успел занять на нем прочную оборону и удержал новые рубежи. Этот эпизод я вспомнил не в укор вам, Иван Степанович. Вы действовали согласно указаниям Ставки. Чтобы нечто подобное не произошло теперь, при переходе в контрнаступление надо отслеживать развитие обстановки, не довольствуясь информацией Воронежского фронта.
— Само собой, Александр Михайлович. И разведка войск фронта будет вплотную идти за войсками Ватутина, и сам я не имею привычки наблюдать бой издалека.
— Как найдете целесообразным. Но… Иван Степанович, рисковать собой во время ввода войск фронта в сражение не советую.
— Опасность меня обходит стороной, или я от нее увертываюсь. Но, не видя поля боя, не почувствовав боевого пульса сторон, я с трудом принимаю необходимые меры.
— Что ж… Иван Степанович. Главное — разумное решение, а жизнь — как получится. — Вздохнул: — Мы с вами обговорили, каким способом лучше атаковать подготовленную оборону врага, занятую противником после отхода из мешка. Но не увлекайтесь, подобно Стесселю, их числом. Этот генерал множеством вариантов обороны лишь запутал своих подчиненных и Порт-Артур не удержал. Истинный ход сражения предугадать невозможно, тем более в подробностях.
В хорошем настроении Василевский прибыл в штаб Ватутина. С сорокового года они работали в Генштабе бок о бок, меняясь положениями, и потому между ними установились доверительные отношения. Получив фронт, Ватутин вошел в полководческий вкус и мечтал продолжить цепь успешно проведенных операций. Еще две-три, и Верховный поставит вопрос на ГКО о присвоении и ему маршальского звания. Большие звезды Александра Михайловича не вызывали у него зависти. Он хорошо знал адову службу начальника Генерального штаба, да еще при таком Верховном, который мог работать сутками. Какое надо иметь терпение и ум, чтобы приводить к единому решению самые разные предложения политиков и военачальников, характеры которых уже обрели костистую крепость, и затем заставлять высоких генералов выполнять их сполна, без грозных повторений и предупреждений. А казалось бы, дипломатических данных и навыков не имел: мешковат, не говорлив, неулыбчив. И еще одно: для укрощения строптивых Василевский крайне редко прибегал к помощи Верховного.
