Порфирий Гаврутто - На берегу Днепра
— У-у, — разочарованно протянул Будрин. — А мы думали, вы нам, товарищ гвардии старший лейтенант, сообщите что-нибудь такое…
— Город ему хотелось еще какой-нибудь взять, — пояснил Кухтин. — Ничего новенького по радио не передавали?
Парторг — это был узкоплечий, с живыми темными глазами и выпуклым морщинистым лбом офицер — улыбнулся.
— Аппетит, товарищи, у вас неплохой. Сегодня наши три больших города на Украине взяли. Так нет же — вам все мало.
— Да ведь хочется, чтобы быстрей ему по шапке надавать, — пояснил Будрин.
— Я понимаю! — ответил парторг. — Но ведь это не так уж просто. Здорово еще сопротивляется. Ни одного метра земли без боя не отдает.
— Заставим! Все отдаст, — уверенно сказал Сидоров.
— Правильно! Еще неделька-другая — и погоним мы его с Правобережной Украины, а потом и за его логово возьмемся. Так ведь, товарищи?
— Да в этом никто не сомневается, — ответил Будрин. — Думается мне, что скоро очень жарко будет. Так жарко, что он и места себе не найдет на земле. Податься-то ему ведь некуда.
— Да-а, — протянул Кухтин. — Если все по-хорошему будет и союзники наконец раскачаются, то его можно будет зажать в кольцо со всех сторон, тут и конец ему придет.
— И пожалеет он тогда, что на нас руку поднял, — добавил Будрин. — Право слово, пожалеет.
— Уже жалеет, — сообщил парторг. — Сами пленные об этом говорят. Только, как это говорится в пословице: близок локоток, да не укусишь! Так и у них получилось. Опомнились, да поздно.
— Осечка, можно сказать, вышла, — вставил Кухтин и громко засмеялся.
В воздухе послышалось ровное гудение моторов. Все подняли вверх головы и стали всматриваться в ясное, по-осеннему холодное небо. Сначала слышался только все нарастающий гул моторов, но самих самолетов не было видно. Но вот они, наконец, появились, и Кухтин что есть силы закричал на весь лес:
— Наши, ребята! Честное слово, наши. Смотри, вон даже звездочки видны.
— Ладно, не ори! И без тебя видим, что наши.
— Наверное, чего-нибудь приметили и сейчас раздолбают, — объявил Будрин.
— А ты думал как же! Не ради же прогулки полетели, — опять проговорил Кухтин.
— Отрадно! Очень отрадно! — присоединил свой голос Котов. — Днем такой массой летают. Это уже о многом говорит. Это уже факт нашего преимущества в воздухе, товарищи. Понимаете ли вы важность всего этого?
— Ну а как же, товарищ гвардии старший лейтенант, — отозвался Сидоров. — Что ж мы, маленькие, что ли?
Парторг почему-то вздохнул.
— Вот увидел наши самолеты — и такое теперь на сердце, — он провел рукой по своей груди, — что будто дома побывал. Вроде как бы мать свою родную увидел. Правда!
— А мне даже закурить захотелось, — объявил Кухтин и достал сигареты.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Гришутка — тот самый пастушок, который нашел сброшенные при высадке десанта пулеметы, — быстро поправлялся, и Черноусов решил отослать его домой. Правда, он уже привык к мальчику, ему было жаль расставаться с ним, но сделать это было необходимо. Впереди предстояли жестокие бои, и Черноусову не хотелось снова подвергать опасности жизнь мальчика.
Пастушка вызвали к комбату. Черноусов усадил его рядом с собой на грубо сколоченную скамейку, ласково оглядел его с ног до головы и сказал:
— Ну, а теперь пора тебе домой.
Мальчик растерянно поднял глаза на майора. В батальоне все уже считали его своим воспитанником, солдаты сшили ему красноармейский костюм — и вдруг нужно уходить. На глазах мальчишки навернулись слезы, и он, смахнув их, решительно проговорил:
— А я не пойду.
— То есть как это не пойдешь? Раз я говорю, значит так нужно. И вообще… с нами опасно. Могут убить.
— Ну и пусть, я смерти не боюсь.
— Не говори глупостей, — майор привлек к себе мальчика, погладил его по белесой голове. — Учиться тебе надо, Гриша.
— А где учиться-то? Сожгли нашу школу. Нет, домой я не хочу. И опять же фрицы там, полиция. Еще узнают, что у вас был, — матери несдобровать тогда.
— А ведь мальчонка прав! — вступил в разговор, приподнявшись с нар, где он лежал до сих пор, командир роты Куско. — Появись он сейчас в селе, ему сразу допрос учинят. Это точно, товарищ майор. Пусть еще пока поживет у нас, а там видно будет.
И пастушонок остался в батальоне. Его зачислили на все виды довольствия, научили стрелять из пистолета, ходить по азимуту, познакомили с устройством автомата и ручной гранаты.
Мальчик оказался способным и любознательным. Он все хотел знать, его все интересовало.
— Молодец, Гришутка! — как-то похвалил его Сидоров. — Хорошо знаешь материальную часть винтовки. И стреляешь тоже прилично.
— Это что… — нараспев протянул Гриша. — Не больно хитрая наука. Из нее всяк стрелять сможет. Вот если бы еще и из пулемета научиться, было бы здорово.
— Ишь ты чего захотел! — засмеялся Сидоров.
— А что! Думаете, не смогу?
— А зачем тебе это?
— Ну мало ли зачем! На войне пригодится.
Мальчик подсел к Сидорову, заискивающе посмотрел ему в глаза.
— Научите, дядя Леша. Вам же нетрудно это. Вы все умеете.
— Разве и вправду попробовать?
— Научите, дядя Леша, — оживился Гриша. — Я вас очень прошу — научите.
Алексей молча взял пастушка за руку, привел его к Будрину и сказал:
— Мальчонка интересуется пулеметом. Может, не поленишься — возьмешь его к себе в ученики.
— Да ты что! — удивился пулеметчик. — Смеешься?
— Зачем смеяться? Вполне серьезно. Пусть поучится. Это ему не повредит.
Будрин хотя и поломался, но обучать мальчонку стрелять из пулемета стал.
Как-то Будрин должен был участвовать в налете на автоколонну гитлеровцев. Командир роты приказал ему вместе с Уваровым прикрыть огнем своего пулемета группу партизан, в задачу которых входило нападение на автоколонну.
Ранним утром Будрин и Уваров собрались в путь-дорогу; партизанская группа вышла еще раньше. Около землянки появился заспанный Гриша.
— Ты чего так рано? — спросил его Будрин.
— А я с вами, — ответил мальчик.
— С нами нельзя, — строго заметил Будрин.
Гришутка с недовольным лицом отвернулся и пошел в землянку.
Через некоторое время, оглянувшись, Будрин увидел, что мальчик идет за ними.
— Я что сказал! — прикрикнул на него Будрин. — Сейчас же возвращайся в лагерь.
Мальчик, потупив взор, молчал.
— Ну?
— А если с вами что случится — кто поможет?
— Это тебя не касаемо. Ступай в расположение части. И впредь чтоб никаких вольностей. Понятно?
Со стороны шоссе послышался выстрел, за ним второй, третий. Будрин и Уваров насторожились.
— Похоже, наши на фашистов наткнулись, — сказал пастушок.
— А может быть, наоборот? — в раздумье произнес Уваров. — Ну ладно, ступай домой!
Будрин и Уваров заторопились к шоссе. Раздался оглушительный взрыв, и высоко в небо взмыл столб огня и черного дыма. Видимо, автоколонна появилась раньше, чем предполагалось по донесению разведки.
Бой у обочины шоссе продолжался недолго. Часть вражеских солдат была убита, другие же, побросав оружие, скрылись. Партизаны преследовать их не стали. Они перешли через шоссе и направились к железнодорожному полотну.
Гриша присел на полусгнивший пенек и задумался. «А зря Будрин так, — рассуждал мальчонка. — Я бы еще как пригодился». Но делать было нечего. Мальчик уже считал себя солдатом, а солдат должен повиноваться. Гриша посидел еще немного, полюбовался ярко горящими бензовозами и уже хотел было идти в лагерь, но тут неожиданно услышал шорох и, оглянувшись, разглядел притаившегося за деревом гитлеровца.
Гришутку охватил страх. Но уже в следующее мгновение он спохватился, сполз с пенька и укрылся за толстым стволом могучей сосны. Мальчик прижался к дереву и затаил дыхание. Он настолько растерялся, что даже забыл про висящий у него на ремне новенький бельгийский кольт — подарок одного из партизан.
Захрустел валежник. «Сюда идет», — решил мальчонка, и хотя ему было очень страшно, он все-таки решился выглянуть из-за дерева. И когда он сделал это, на душе у него стало спокойней. Гитлеровец его не видел. Он сам пугливо озирался по сторонам. Гриша успел заметить, что это был офицер в чине майора. Разглядел он и то, что гитлеровец сильно припадает на левую ногу и что лицо у него покрыто капельками пота. «Ранен, наверно!» — мелькнуло в голове мальчика. Рукой он случайно коснулся кобуры пистолета и, вдруг вспомнив, что у него есть оружие, обрадовался этому открытию. Пастушок осторожно вынул из кобуры пистолет, тихонько взвел курок и стал ждать, что будет дальше.
Все так же припадая на левую ногу, офицер сделал еще несколько шагов и тяжело опустился на землю по соседству со стоявшим за деревом пастушком. Гриша слышал теперь его тяжелое, прерывистое дыхание. Очень хотелось выглянуть из-за дерева и посмотреть, что он там делает, но это было опасно. А майор, между тем, ничего не подозревая, положив на мох рядом с собой пистолет, стал снимать сапог. Он сидел к пастушку спиной, в каких-то трех шагах, не больше. И когда мальчик, наконец, выглянул из-за дерева и увидел лежащий на земле никелированный пистолет офицера, он загорелся желанием обезоружить его.
