Лео Кесслер - Прорыв из Сталинграда
— Так точно, господин штурмбаннфюрер! Послушайте сами. — Возбужденный радист передал фон Доденбургу наушники.
Куно сдвинул фуражку на затылок и приложил к уху наушники. В них сквозь звуки музыки, которую русские транслировали в качестве помехи для немцев, прорывались слова: «Линия фронта деформирована… реку Карповка… батальон СС "Вотан" попытается восстановить… позиции… повторяю, батальон СС "Вотан" попытается восстановить…» Внезапно голос, сообщавший это, исчез. Фон Доденбург посмотрел на радиста:
— Попытайся вновь поймать эту волну, Дитц!
— Слушаюсь, господин штурмбаннфюрер! — Дитц принялся лихорадочно крутить ручки настройки. В эфире вновь послышались обрывки русской речи. Кто-то кричал по-немецки: «Ради бога, дайте мне огня!» (речь шла о том, что кому-то срочно требовалась артиллерийская поддержка). Женский голос пел популярную песню «После каждого декабря всегда наступает май». Однако радиста Стервятника уже не было слышно. В конце концов измученный Дитц сдался:
— Боюсь, господин штурмбаннфюрер, я потерял его.
Фон Доденбург кивком головы поблагодарил его за старания и приказал:
— Но ты все-таки слушай эфир. И старайся снова поймать позывные «Вотана».
Он высунулся из люка бронетранспортера и пристально посмотрел на раскинувшуюся перед ними заснеженную степь. Горизонт впереди подсвечивали красные огоньки. Это работала артиллерия русских, которые пытались форсировать реку Карповка. Слева и справа в воздух поднимались плотные столбы густого черного дыма. Фон Доденбург сразу догадался, что означали эти столбы дыма: разведотряды русских уже перебрались через реку и теперь обозначали свое местоположение с тем, чтобы их собственные самолеты не разбомбили их с воздуха. А Матц, у которого было самое острое зрение во всем «Вотане», заметил скакавшую по полю группу конников — скорее всего, казаков.
Насколько мог заключить из всего этого фон Доденбург, батальон направлял удар во фланг атакующих русских армий, которые стремились ворваться в Сталинградский котел. Но почему, интересно, Стервятник вдруг решил атаковать русских, если его первоначальный замысел сводился к тому, чтобы попытаться любой ценой вырваться из котла, избежав при этом любых возможных столкновений? И почему он заявлял о своих намерениях атаковать русских и попытаться выправить смятую ими линию фронта в открытом эфире, без всякой кодировки? Ведь русские могли слушать радиоволны точно так же, как и немцы; они наверняка услышали его слова и начали готовиться к тому, чтобы дать ему отпор. Почему штандартенфюрер Гейер пошел на это?
Фон Доденбург посмотрел туда, где среди его панцергренадеров сидела полковник Кирова, точно рассчитывая увидеть какое-то объяснение происходящему на ее прекрасном лице. Но оно ничего не выражало.
Фон Доденбург пожал плечами и подумал, что обязательно узнает, к чему именно стремился Стервятник, когда ему удастся соединиться с основными силами «Вотана». «Если тебе удастся соединиться с ними!» — коварно и зловеще пробурчал еле слышный голосок у него в голове. Но фон Доденбург постарался не обращать на него внимания…
Тем временем колонна эсэсовских бронетранспортеров продолжала двигаться вперед. Звуки артиллерийской канонады стали громче. Однако вся линия фронта с немецкой стороны казалась совершенно безлюдной — как ни старался фон Доденбург, он не мог разглядеть здесь ни одного солдата. «Неужели русские стреляют по пустым площадям? — подумал офицер. — Но если обстрел идет так долго, они не могут не знать, что посылают свои снаряды просто в пустоту. Почему же тогда они это делают?» Вся эта ситуация выглядела очень странной. Единственное, что ему было ясно, — то, что русские переправляются через Карповку.
* * *Примерно через час бойцы фон Доденбурга наткнулись на «фронтовую подстилку». Так в немецкой армии за глаза называли женщин-военнослужащих, которые проходили службу во вспомогательных частях вермахта. Она, спотыкаясь, вышла из ельника. Ее рубашка была разорвана, сквозь прорехи торчали обнаженные груди. Лицо несчастной было искажено паническим страхом. Она бежала, спотыкаясь, и отчаянно выла, выла и выла — точно за ней гнался по пятам сам дьявол.
Водитель передового бронетранспортера немедленно нажал на тормоза, чтобы не сбить ее. Шульце выпрыгнул из машины и побежал к женщине. Увидев его, она бросилась в его объятия.
— Что случилось? — закричал обершарфюрер. — Где горит, девочка?
Но та только бессвязно мычала в ответ и махала рукой куда-то назад. В конце концов Шульце потерял терпение и, как он это называл, «легонько» ударил женщину по лицу. Это подействовало — она чуть-чуть пришла в себя.
— Тела… тела… мертвые… везде… казаки[27]! — простонала она. И вновь неудержимо зарыдала.
Шульце махнул рукой в сторону ельника. Бронетранспортеры «Вотана» развернулись и направились туда. Лица эсэсовцев были сосредоточены; они не выпускал из рук оружия, готовые ко всему.
Проехав вперед между деревьев, бронетранспортеры внезапно остановились. В снегу валялась еще одна немка из вспомогательных частей. С нее были сорваны трусики, а ноги были задраны вверх в непристойной позе. Голова убитой представляла собой мешанину из крови и мозга, в которой ослепительно белели кусочки раздробленных костей. Это был результат зверского удара прикладом винтовки.
— О Боже, — выдохнул фон Доденбург. Он перевел взгляд с мертвой женщины на то, что осталось от небольшой транспортной колонны, на которую, очевидно, напали казаки. Везде в снегу валялись мертвые лошади и перевернутые телеги. Однако не эти лошади заставили фон Доденбурга оторопеть. Он ужаснулся оттого, что увидел валявшиеся везде трупы женщин. Самое страшное заключалось в том, что перед смертью все они были изнасилованы. На внутренней стороне бедер у многих из этих женщин запеклась кровь, что указывало на то, что они являлись девственницами — за несколько минут до того, как их грубо поимели, а затем убили.
Фон Доденбург повернулся и посмотрел на Елену Кирову. Он заметил боль и ужас в глазах полковника. Ее губы были плотно сжаты, словно она заставляла себя молчать, не давая воли словам, которые были готовы сорваться с ее языка.
Пожав плечами, штурмбаннфюрер повернулся к Шульце и к рыдающей женщине из вспомогательных частей:
— Так что же здесь произошло? Пожалуйста, расскажи нам!
Женщина сделала шаг вперед. Теперь, когда «фронтовая подстилка» больше не прижималась к широкой груди здоровенного гамбуржца, она, наконец, осознала, что ее рубашка была совсем разорвана, а груди торчали наружу, и попыталась кое-как запахнуть расползшуюся ткань. Полковник Кирова без слов подошла к женщине, и, сняв свое пальто, накинула ей на плечи. Затем она вернулась обратно.
— Благодарю вас, — с трудом выдохнула немка. — Я служила в роте связи. Наши командиры пытались вывезти нас отсюда до того, как русские успеют окончательно сомкнуть кольцо окружения вокруг Сталинградского котла, — но так и не успели сделать это… В целом все было неплохо — мы находились в двадцати километрах от линии фронта, и нам не угрожала никакая непосредственная опасность. Но затем фронт рухнул. Говорят, это произошло из-за того, что наши собственные солдаты — немецкие солдаты — бросили свои позиции еще до того, как русские перешли в этом месте в наступление.
— Это сделал Ханно фон Эйнем, — произнес фон Доденбург, едва сдерживая свою ярость. Да, этот человек действительно заслужил то, чтобы быть расстрелянным. Все, что наблюдал сейчас Куно — вся эта ужасная картина, все эти окровавленные трупы, — являлось следствием его предательства.
— Мы получили приказ выходить из этого района и двигаться к центру котла, — продолжала женщина. Теперь ее голос звучал ровно и был практически лишен выражения, точно у нее больше не осталось сил на то, чтобы проявлять какие-либо эмоции. Очевидно, она пребывала в состоянии шока. Фон Доденбург не раз слышал, как танкисты, которые выбирались из своих машин сразу после ожесточенного боя, разговаривали точно таким же образом. Видимо, только так они могли преодолеть тот ужасный стресс, который только что испытали. — Никакого другого транспорта, кроме этих телег, у нас не имелось. — Она указала на перевернутые и разбросанные в снегу крестьянские телеги. — Но наш командир — она лежит здесь мертвая вместе со всеми остальными — сказала, что нам надо лишь добраться до ближайшей немецкой части, и тогда мы будем спасены. Тогда с нами все будет в порядке. Свои не дадут нас в обиду. — Женщина вдруг судорожно вздохнула, точно борясь с неудержимо подступающими к горлу слезами. Но ей удалось удержаться от рыданий. Вместо этого связистка с неожиданным ожесточением произнесла:
— Но немецкие военные просто бросили нас. Бросили на произвол судьбы — и казаков. Меня лично изнасиловали десять казаков, прежде чем я…
