Константин Рогов - Годы
В тот же день к нам приехал начальник политотдела 3-го гвардейского корпуса и, согласно приказа комкора, мы двинулись в новый район сосредоточения.
Сначала я думал, что передислокация на юг вызывалась необходимостью отвести от линии фронта, который несомненно стабилизируется на Дону, потрёпанные соединения. Но потом стало очевидно, что это не так. Войска отводились на новый рубеж на реке Сал. С Дона на речушку Сал?
Началась неразбериха. На марше нас встречали представители фронта, не разберёшь какого, каких-то групп войск и армий. Все давали указания, что-то записывали в свои блокноты. Но кормить, снабжать горючим и боеприпасами было некому.
Вставка 1
Характеристика боевых действий в описываемый период
«История Великой Отечественной войны Советского Союза», том 2, стр. 421–456.
Ставка приказала войскам, действующим на правом берегу Дона, в среднем его течение, продолжать отход…
…Обстановка для советских войск, действовавших на правом берегу Среднего Дона, всё более осложнялась. Командующему Южным фронтом не удалось собрать из отходящих частей и соединений сколько-нибудь значительные силы, способные хотя бы на некоторое время задержать наступление врага между Доном и Северным Донцом.
…Немецкое командование вновь пыталось отрезать пути отхода на восток всей группировке Советских войск, находящегося в районе Среднего Дона…
…Соединения 24 армии, выдвигавшейся из резерва Южного фронта в район Миллерово, не смогли остановить наступление в этом направлении 40-го и 3-го корпусов немецких танковых войск и под их ударами стали отходить на юг и юго-восток. Войска Южного фронта, глубоко охваченные противником с северо-востока и востока, вновь оказались в тяжёлом положении. В связи с этим Ставка решила отвести войска Южного фронта из Донбасса, чтобы они могли во взаимодействии с частью сил Северо-Кавказского фронта организовать оборону на левом берегу Дона от Верхне-Курмоярской до Богаевской (50 километров восточнее Ростова) и далее по оборонительному рубежу, подготовленному на северных подступах к Ростову.
В районе Ростова гитлеровское командование предприняло ещё одну попытку окружить отступающие соединения Красной армии. Но войска Южного фронта сумели выйти из-под охватывающего удара первой немецкой танковой армии и 24 июля отошли за Дон…
…Несмотря на то, что в первый месяц летнего наступления немецкому командованию не удалось добиться крупных территориальных успехов: окружить и уничтожить войска Юго-Западного и Южного фронтов. Это объясняется тем, что советское командование умело сочетало оборону на выгодных естественных рубежах со своевременным выводом войск из-под ударов противника. Генерал Типпельскрих, оценивая летние события на южном крыле Советско-Германского фронта, пишет: «Действия немецких войск, казалось, ещё раз увенчались блестящим успехом. Но при ближайшем рассмотрении этот блеск меркнул. Русские армии были, может быть, деморализованы, но не разгромлены. Количество пленных и трофеев существенно не изменилось»…
…Как уже отмечалось, противник… 24 июля овладел Ростовом и, форсировал Дон, захватив на его левом берегу четыре небольших плацдарма между Цымлянской и Ростовом…
…Отошедшие за Дон соединения Южного фронта были очень малочисленны (во многих дивизиях в строю оставалось по нескольку сотен человек) и утомлены отступательными боями. Артиллерия при переправе через Дон отстала.
…2 июля гитлеровцы, переправив на захваченные плацдармы несколько танковых и моторизованных дивизий, перешли в наступление…
5.10
Дела дивизионные. Возвращение комдива Н. И. Дементьева
Да, в битве на Дону гитлеровцы не сумели замкнуть кольцо окружения так, как это, скажем, было под Киевом в 1941 году, где в окружении остались вместе с войсками почти все штабы всех степеней, вплоть до фронтового. Здесь, на Дону, штабы и тылы выскочили на автомашинах за кольцо окружения. Штабы выскочили, а вот боевой состав — нет! Так что утешаться тут нечем.
Командир дивизии Н. И. Дементьев отсутствовал седьмые сутки, когда командование корпуса собрало командиров и комиссаров дивизий для доклада о состоянии частей. На совещание поехали и мы с Рудницким. Первым докладывал командир 2-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии полковник Неверов, вторым — я. Цифры были неутешительными, в 228-й дивизии почти на 8 тысяч человек начальник 4-ого отделения нашего штаба интендант 3-го ранга Каюрин уже подготовил извещения родным, как о пропавших без вести. И хотя это дело штабов частей (полков), но они тоже «пропали без вести» вместе с «хранителями» печатей, начальниками штабов. Мне пришлось по нескольку часов в сутки подписывать «похоронки», а Герасимову — ставить печати. И всё же в 228-й оставалось вдвое больше людей, чем во 2-й гвардейской.
Людей у нас было больше, и ругали нас больше. 2-я гвардейская вела бои, особенно сильные у Белой Калитвы, а 228-я — нет.
— Главная наша задача, — после ряда замечаний резюмировал командир корпуса: — собрать людей. Не верю я, что они остались за линией фронта. Наверняка большинство бойцов переправились через Дон, но не нашли ещё свои части.
После генерала Замерцева выступил комиссар корпуса полковой комиссар Павлов. В отличие от комкора, говорившего строго, но без угроз, полковой комиссар Павлов не скупился на угрозы:
— Если не соберёте людей, пеняйте на себя, пойдёте под суд трибунала!
— А у нас и председатель трибунала военюрист 3-го ранга Кудрявцев где-то потерялся. — шепнул мне Рудницкий.
В общем, поддали нам жару, вдобавок к жаре, на которую так щедро солнце над Сальской степью. Я всегда слишком всерьёз и близко к сердцу воспринимал разные «такие» слова.
Пока шло совещание, наши подразделения совершили отход, и штаб дивизии расположился вблизи штаба корпуса. Так что уже через несколько минут мы были дома.
— Смотрите, товарищ майор, у нас чужая машина! — сказал мне Карин.
Это возвратились комдив и военком.
Я уже почти примирился с мыслью, что комдив и военком не вернуться в дивизию. На войне часто теряются люди, и о потерявшихся долго думать не приходиться. То, что произошло вчера, это уже история. Ведь за короткое время происходило столько событий, что все они просто не задерживались в памяти, их вытесняли другие заботы.
— Вовремя, — сказал я Рудницкому: — Теперь всё сказанное нам, автоматически переходит на баланс командира и комиссара.
Встреча с прибывшими была тёплой, комдива и комиссара любили и их возвращению все по-человечески были рады.
— Где это вы странствовали, товарищ полковник? — не терпелось мне узнать: — Чья это рация, на которой вы приехали, и где «эмка»?
— А вы думали, что мы не вернёмся? — с весёлой ехидцей, после выпитого вина, спросил Николай Иванович: — Надеялись, да? Но, нашёлся добрый человек, мой старый товарищ, генерал Захаров, командир 230-й стрелковой дивизии. Он нас приютил, и не пожалел автомашины-радиостанции. А «эмку» тянут на буксире с миномётным батальоном.
— Знаю я Захарова, человек он не так, чтобы…
— Прошу не обсуждать генерала, товарищ майор! — вдруг резко рассердился полковник Дементьев. Я, конечно, замолчал.
У Николая Ивановича возникала, вероятно, мысль, что за время его отсутствия, командовать дивизией могли назначить другого. Но я не обольщался, что новым командиром дивизии буду я. Слишком мал был у меня «чин». Другое дело, что роль комдива мне понравилась. Начальник штаба ежечасно, ежеминутно находиться в поле зрения командира и является, в основном, исполнителем его воли. Он всегда должен быть начеку, должен быть готов в любое время доложить командиру о боевой обстановке, доложить свои соображения по вопросам боевой деятельности соединения и организации тыла. Начальник штаба должен давать исчерпывающие ответы на вопросы начальников подчиненных штабов, а, часто, и командиров частей, начальников служб и отделений штаба. Начштаба всегда в напряжении, он делает свои дела всегда с оглядкой на командира, должен быть дипломатичным с заместителями его. Оставшись без комдива, я только один раз за восемь дней, встретился с командиром корпуса, то есть имел один личный контакт, а в остальное время выполнял письменные приказы комкора и его штаба, в соответствии со своим пониманием их существа и своих знаний и умений. Советуясь, когда надо, с временно исполняющим обязанности комиссара дивизии Рудницким. Принимал решения и приводил их в жизнь не чувствуя на себе «неусыпно наблюдающего ока». И я должен сказать, что несмотря на тяжёлую боевую обстановку, на отсутствие заместителя по артиллерии, начальника артиллерии дивизии полковника Дзеульского и заместителя по тылу, нервы мои отдыхали.
