Йенс Йенсен - Они пришли с юга
— Гм… вот как, — проговорил Якоб.
Немного погодя Карен сказала:
— А теперь пошли спать, тебе надо вздремнуть часок-другой перед работой.
Якоб тотчас же заснул глубоким тяжелым сном, похожим скорее на обморок, но Карен еще долго лежала в темноте с открытыми глазами. Мартин слышал, как она ворочалась с боку на бок и вздыхала.
Время шло. Уже пора было крестить сыночка Гудрун, и, конечно, всем хотелось, чтобы мальчика крестил тот же священник, что венчал его родителей.
Карен с Мартином отправились к нему договариваться. Им открыл сам священник.
— Это вы? — приветливо спросил он. — Заходите, заходите. Вы по поводу крестин? Ну что ж, очень хорошо, а как будут звать мальчугана? Кнут? Доброе имя! А когда родился мальчик?.. Так, вот как… Когда же поженились родители маленького Кнута? Кажется, я и сам припоминаю это… А сколько весил мальчик при рождении?.. Девять фунтов? Это не так уж мало. Он, верно, был бы настоящим крепышом, если бы Гудрун догуляла свои девять месяцев, но ничего не поделаешь… Да, конечно, дети — это благословение божие, едва ли не единственное счастье, которое нам осталось. А то ведь как живется теперь молодежи… Плохо ей живется… Ведь Лаус в немецком плену — не так ли, дорогая Карен Карлсен? Сами понимаете, как я вам сочувствую! Черт бы побрал всех немцев! Может быть, мне не следовало бы это говорить, но уж я все равно скажу — черт бы их всех взял. А вы уж приносите мне своего внучонка, и я благословлю его и стану молиться за его отца. Будем надеяться, что это поможет. В иные часы я теряю мужество и думаю: не оставил ли нас совсем господь бог своею милостью? Как же иначе объяснить, что убийцы и бандиты хозяйничают у нас, как им вздумается? Сколько же тебе лет, паренек? Тебя, кажется, Мартином зовут, если я не запамятовал? Вот как, тебе уже тринадцать лет, скоро даже будет четырнадцать, вот как. Значит, конфирмация не за горами. Надеюсь, ты у меня будешь готовиться?.. Ну хорошо, мы с тобой отлично поладим. А теперь я провожу вас. Вот сюда, пожалуйста. До свиданья, Карен, дорогая. Будьте мужественны. Нам не на что больше рассчитывать.
После крестин Карен угостила гостей только кофе — неподходящие были времена для настоящего празднества. Все улыбались маленькому Кнуту, трепали его по упругим щечкам, а он глядел на гостей большими синими глазами. Якоб долго держал его на руках и даже заставил карапуза несколько раз громко взвизгнуть от смеха. Гости дружно набросились на пирог, что испекла Карен, и в один миг уничтожили. Вагн раздобыл где-то бутылочку вина — хотел создать радостное настроение, но из этого все равно ничего не вышло.
Вигго пришел к сестре один, Анна осталась дома — у нее болела голова; впрочем, у нее всегда разыгрывалась головная боль, когда ее приглашала Карен.
Фойгт тоже был в числе гостей. Якоб пытался завязать общий разговор, но дядя Вигго молчал, точно набрав в рот воды, он хорошо знал, что за человек Фойгт. Теперь, когда ему довелось сидеть за столом с одним из тех самых коммунистов, которых он так сильно недолюбливал, его одолело смущение и он не знал, как себя держать. Выпив кофе, он вежливо попрощался; перед тем как уйти, он еще немного потолковал с Карен о том самом письме в министерство иностранных дел.
Теща Лауса тоже поспешила домой, а Гудрун ушла в комнату и там возилась с маленьким Кнутом — она была очень заботливая мать.
Карен сидела за столом, уставившись куда-то в пространство невидящим взглядом. Седина в ее волосах стала гуще, щеки запали, а глаза горели темным светом. Казалось, радость навсегда покинула ее душу. Каждое утро она спешила в мастерскую, но работала точно во сне. Она даже не замечала, что условия труда становились все более жесткими, — об этом сказала Гудрун, которой пришлось возобновить работу в том же швейном цехе. Беда, случившаяся с Лаусом, сильнее отразилась на Карен, чем на Гудрун, хотя поначалу казалось, что это не так.
* * *Вдруг послышался стук в дверь — все вздрогнули. Фойгт тотчас вскочил и встал у двери, а Якоб открыл ее. За порогом, с трудом удерживая в руках множество свертков, стоял Красный Карл.
— Можно бедному бродяге войти? — весело спросил он. — Добрый день, фру Карлсен, давно мы с вами не виделись.
Поклонившись хозяевам, Карл сложил все свертки на стол.
— Если вы возьмете на себя труд развернуть эти свертки, вы найдете в них разную снедь, а я между тем поставлю под кран мощную батарею бутылок, — продолжал Карл и нарочно звякнул бутылками, спрятанными в мешке, который он тоже притащил с собой.
В свертках оказались превосходные консервы и закуски.
Бросив потертый пиджак на спинку стула, Красный Карл извинился:
— Простите, я не успел облачиться в смокинг!
По одежде его было видно, что он не раз ночевал в ней под открытым небом и в дождь и в слякоть.
Вагн начал обносить гостей сигаретами, на столе появились пивные кружки…
— Дайте же мне взглянуть на маленького тролля! — сказал Карл, направляясь в спальню. — Да он и вправду прелесть, такой же милый, как и его мать!
— Ну что вы, — засмущалась Гудрун.
Попозже Карен вышла с Гудрун на кухню, а Вагн отправился на черный рынок за сигаретами, потому что гости докурили все без остатка.
Мартин сел за стол чертить. Черчение ему давалось легко.
И тогда он услышал, как Фойгт тихо спросил Карла:
— Покончил ты с ним?
— Да, — ответил Красный Карл, ткнув окурок в пепельницу. Покосившись на Мартина и понизив голос, он продолжал: — Знаешь, он все время был настороже, но я ловко его подстерег, он и пикнуть не успел. Я гонялся за ним целый день… Больше Нильс Мейер не будет предавать честных людей.
Мартин притворился, будто ничего не слышит, но на самом деле он все слышал и все отлично понял. Когда всех позвали к столу, он потребовал, чтобы ему разрешили сесть рядом с Красным Карлом.
* * *На следующий день, когда стемнело, кто-то позвонил в дверь к старому пастору. Он тотчас отворил — у входа его поджидали двое; они молча вытащили револьверы и выпустили в лицо старику восемь пуль.
Жена пастора нашла его распростертым на пороге, утопающим в крови. Когда, охваченная ужасом, она выскочила на улицу, то увидела убийц, спокойно направлявшихся к своему автомобилю. Сев в машину, они тотчас, уехали. То был немецкий военный автомобиль.
Так фашисты отомстили за Нильса Мейера.
Глава семнадцатая
Едва ли не каждую ночь воздушные эскадры союзников совершали налеты на Германию, и за какие-нибудь несколько часов бомбы превращали немецкие города в груды камня. Готовясь к вторжению на континент, англичане и американцы сконцентрировали крупные военные силы на юге Англии.
На Восточном фронте Красная Армия сражалась против фашистов, с ожесточением диких зверей вгрызавшихся в каждый квадратный метр советской земли, которую они поганили в течение двух с половиной лет. После победы, одержанной в битве на Волге, Красная Армия беспрерывно наступала. Теперь каждому было ясно, что Гитлеру придется разделить судьбу всех тех горе-завоевателей, которые еще до него пытались покорить Россию.
Пришла зима, холодная и мрачная, и принесла с собой целую вереницу бед — безработицу и голод, нищету и визиты неумолимых судебных исполнителей… В домах бедняков давно не топилась печь, старая одежда истрепалась, а новые товары были из эрзаца. Цены росли не по дням, а по часам. Горе и нужда, порожденные войной, вошли в каждый дом. Никто больше не мог сказать: «Мое дело сторона», война всех накрыла своим черным крылом. И все же сюда долетали лишь искры гигантского мирового пожара. Дания не знала ни выжженной земли, ни мертвых городов, ни массовых могил и ужасов фронта.
Дни шли. Зимний снег превратился в грязную черную жижу, оттаяла мерзлая земля, закопошились жуки и черви. Потянулись кверху сочные зеленые ростки.
* * *Осенью Мартину предстоит конфирмация, а потому он уже сейчас вместе с полусотней других подростков раз в неделю ходит к священнику на занятия.
Ребята сидят на длинных, выкрашенных в серый цвет скамьях в подвале пасторского дома. Пастор обстоятельно объясняет им новый завет, но все его слова странным образом пролетают мимо Мартина и как бы растворяются в пустоте. Мысли Мартина совсем не о том, он глядит на девочек, что сидят по другую сторону прохода в светлых летних платьях и с распущенными волосами. Инга тоже среди них, но как раз о ней не стоило бы думать: она изменила ему и теперь любезничает с другим.
Парень, который ухаживает за Ингой, высокий, стройный. Зовут его Эрик. Он принадлежит к числу тех, кого девчонки почему-то считают красавцами, держится совсем по-взрослому и улыбается, показывая великолепные белые зубы. Мартин сжимает кулаки, так что на них белеют костяшки и пальцы начинают болеть. Черт возьми, ему не терпится подраться с этим Эриком и отдубасить его как следует. Отец научил Мартина драться — оказывается, это очень просто.
