Карл Кноблаух - Кровавый кошмар Восточного фронта. Откровения офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг»
В нормальные времена между Ганновером и Хильдесхаймом ходит 11-й трамвай. Сейчас ничего не ходило. В разных местах над трамвайными лутями висели оборванные контактные провода.
Я быстро шел через пригороды в Ретен. К моей радости, там оказался трамвай, собиравшийся отправиться в Ганновер. Не оставалось ничего, как поехать на нем!
Советские самоходные артиллерийские установки с десантом пехоты на улице немецкого городаВ Вапьдхайме я вышел и отправился по южному берегу Машзее. Такое красивое в мирные времена озеро теперь в целях маскировки было покрыто зелеными плавающими матами. На них стояли искусственные деревья и кустарники. Эта маскировка помогала мало. Промышленные центры и жилые районы подвергались систематическим бомбардировкам. Целые районы города лежали в руинах. Потери среди гражданского населения были велики. У Лейне на южном берегу озера меня окликнул пожилой рабочий:
— Доброе утро, господин старший лейтенант! — В его голосе слышалась ирония. Он шел на работу — на завод ГАНОМАГ.
Я спросил его:
— Почему вы не едете на трамвае?
— Линии городского транспорта в городе разрушены. А шины моего велосипеда прохудились.
Я продолжал его допытывать:
— А почему тогда вы не остались дома?
И тут в ответ я услышал нечто примечательное:
— Я не коричневый, можете мне поверить, и война проиграна, но пока солдаты не сдались, я хожу на работу!
Я был смущен. Некоторое время мы молча шли рядом. Потом наши дороги разошлись. Рабочий пошел на ГАНОМАГ, а я — домой.
7 апреля
Сводки вермахта становятся все более запутанными. Я добивался ясности и хотел для этого пойти в городскую комендатуру. На велосипеде я поехал в центр города. Дома я сказал, что через часок вернусь.
Жилые и деловые кварталы между Линден и Главным вокзалом лежали в развалинах. Бросалось в глаза, что на улицах попадалось очень мало людей. На вокзальной площади я свернул направо на Йоахимштрассе. Справа было здание комендатуры. Я зашел. На втором этаже я встретил ефрейтора:
— Где можно найти офицера?
— Здесь больше никого нет. Службы вермахта эвакуировались в Гарц. Мы остались последние и уезжаем сегодня во второй половине дня.
На улице послышался шум. Кто-то бежал вверх по лестнице:
— Американцы на Хильдесхаймерштрассе!
Я почувствовал, что побледнел. Я медленно спустился по лестнице и постарался привести в порядок свои мысли. И снова во мне возникло неприятие неизбежного: я не хотел сдаваться в плен!
Решение было твердым. Я сел на велосипед и поехал в сторону Эгидинторплац.
На Мариенштрассе я услышал шум низко летящих самолетов. Я спрятался за остатками стены. И как раз вовремя. От Оперы, чуть не касаясь вершин уцелевших фасадов, зашли два истребителя-бомбардировщика, поливая все вокруг себя из пушек.
После такого вступления я поехал на Хильдесхаймерштрассе. От американцев — ни следа. То ли это было паническое сообщение, то ли американцы выслали разведывательный дозор, который заехал в город и тут же ушел назад.
Мне стало ясно, что как бы это ни казалось безумным, я должен ехать на велосипеде в Берлин. Меня смущало только то обстоятельство, что я не предупрежу своих домашних. Но в этих трудных условиях я был для моей семьи бесполезен. Если я останусь, то американцы меня все равно заберут.
Я отправился к Гинденбургским воротам. Улицы были пусты. В 11 часов я проехал Хёвер. Маленькое местечко словно вымерло. Не было видно ни единого человека. У меня возникло нехорошее чувство. Я медленно подъезжал к Бильму. В населенном пункте улица делала небольшой левый поворот. Сразу за ним в 30 метрах я увидел группу людей. Это были не немцы! Я слез с велосипеда и оценил обстановку. Передо мной стояло около двадцати иностранных рабочих, наверное, поляков! Они появились и позади меня. Я почувствовал, как меня прошиб пот. Ехать назад я уже не мог. Лица мужчин не обещали ничего хорошего. В руках у них были жерди и дубинки. «Если бы у них было огнестрельное оружие, — подумал я, — то дубинки бы они не носили». Я выхватил пистолет и медленными шагами направился навстречу группе. Я подошел на 10 метров. Парни не двигались. Полные ненависти взгляды были направлены на меня. Если я сейчас сделаю что-то не так, будет катастрофа. Если я буду нападать, выстрелю, то в этом не будет никакого сомнения. Я остановился и сказал спокойно, но твердо:
— Освободить дорогу!
Свои слова я подкрепил движением правой руки с пистолетом Р-38.
По группе пробежало движение. Один за другим начали медленно отходить. Но не достаточно далеко. Если я попаду между двух фронтов — мне конец!
Ясным движением руки я потребовал, чтобы все, стоявшие на правой стороне улицы, перешли на левую. Мне повезло. Нервы у меня были лучше. Парни перешли на левую сторону. Я быстро провел велосипед по освобожденному проезду. Оглядываясь назад, я сел в седло и нажал на педали, чтобы сразу увеличить расстояние.
Я прорвался! У меня получилось! Позади я услышал дикие вопли и постоянные выкрики: «Немецкая свинья! Немецкая свинья!» Ну и что с того? «Немецкая свинья» уезжает на велосипеде, и ее торжественный забой не состоялся.
По сельским дорогам с плохим покрытием я ехал дальше. Зенде, Ретмар, Мерум. Я все время наблюдал за небом. У Хемелер-Вальда я выехал к автобану и у одного из переходов устроил небольшой привал. Я лежал на траве и смотрел в небо. Над Пайне летали истребители, само собой разумеется, американские. Немецких, наверное, больше уже нет.
Через двадцать минут я поднялся. Здесь я оставаться не должен. Я повел велосипед к автобану. Удивительное чувство: насколько хватает глаз — ни одной машины! Я сел на велосипед и покрутил педали на восток. Все полотно скоростной автодороги было предоставлено мне одному.
Велосипед мне подарил мой отец в 1936 году. Он верно служил мне до последнего школьного дня. А эта поездка была для него последней.
Мои мысли были прерваны гулом налетающего истребителя-бомбардировщика. И сразу перед собой я увидел его, разворачивающегося на боевой заход. Оценил расстояние до ближайшего укрытия — 50 метров до путепровода. Успел как раз вовремя: очередь из бортовых пушек ударила по бетонному покрытию, камешки и отрикошетившие пули загудели в воздухе. Истребитель ушел в высоту, а я начал крутить педали к следующему переходу над автобаном. И снова своевременно достиг укрытия. Опять очередь по бетону. Некоторое время я продолжал лежать. Истребитель исчез за горизонтом.
Без приключений я добрался до Пайне. Через пару километров слева от меня было местечко Меердорф. Здесь летом 1938 года я отбывал «рабочую службу». Бараки сохранились до сих пор.
У Вендебурга я съехал с автобана. Я хотел подъехать к железной дороге. Педалями я накрутился досыта, а до Берлина было еще далеко.
18.10. Я стою на станции Изенбюттель-Гифхорн. Мне снова повезло. В 19.00 действительно пассажирский поезд отправляется на Берлин. Как далеко он сможет проехать — не знает никто. Велосипед мне удалось сдать в багажный вагон. К этому времени уже стемнело.
В Обисфельде в вагон вошли несколько пожилых женщин. С собой они несли тяжелые корзины. Я посмотрел на часы: 21.50! Здесь первая остановка. Никто не может сказать, пойдет ли поезд дальше.
Я попробовал уснуть. Над нами монотонно гудели соединения вражеских бомбардировщиков, летевших на Берлин. Бесконечные потоки бомбардировщиков, и никакой немецкой обороны.
8 апреля
Наконец-то поезд поехал дальше. Мои часы показывают 3.40. Мы едем по северному краю Кольбиц-Летцигской пустоши. Огромные сосновые лесные массивы по обе стороны железной дороги. Подъехали к Стендалю. Рассвело. В Стендале потребовали выйти из вагонов. Я получил велосипед и осмотрелся на платформе. Здесь все было спокойно. Может быть, война уже закончилась, а мы этого не заметили?
Оставаться там я не мог. Я счел правильным теперь отправиться к моим деду с бабушкой в Гросвудике. Это еще 25 километров по железной дороге. Я поехал по узкой пешеходной тропе, которая шла рядом с рельсами. Ехать по насыпи оказалось труднее, чем я думал. Мне постоянно приходилось слезать с велосипеда, чтобы огибать лужи грязи и переносить его через сигнальные устройства. В 7.10 я подъехал к пойме Эльбы севернее Хемертена. Еще почти километр до железнодорожного моста, который проложен не только над рекой, но и над ее поймой.
У моста я наткнулся на саперную команду. Капитан окликнул меня:
— Молодой человек, куда вы собрались? Здесь охранная зона моста.
Когда я подъехал ближе, он увидел, что «молодой человек» — офицер. Он подошел ко мне. Я назвал звание и фамилию, добавив: «…следую в запасную часть в Берлин».
