К. Цетник - Дом кукол
Существо, находящееся в кабине, с напряжением смотрит через сетку. Ему не терпится скорей получить свою миску с пищей. Глаза глядят тускло и тупо из-под длинных густых ресниц. Оно, это существо, не произносит ни единого слова. Когда-то это была красивая девушка. А сейчас лоб заострен, волосы необычного цвета и как-то неестественно растут. Лицо увядшее и покрыто морщинами, как скорлупа грецкого ореха. Нельзя определить по виду, что это за создание — мужчина или женщина. Оно больше походит на мужчину, а скорее всего на обитателя древних времен. Как это немцам удалось воскресить неандертальского человека?
Из ближайшей комнаты вошла словачка-врач. Она сердитым движением открыла кабину Даниэлы. Очевидно, до сих пор не забыла полученный от начальницы лагеря пинок в живот. Со злостью освободила руки и ноги Даниэлы от ремней и вытащила из кармана белого халата шприц. Воткнув с силой иглу в руку Даниэлы, она проворчала:
— Плохо тебе было в «рабочем крыле», а? Тебе захотелось попасть сюда! Но солдаты тебя научат!..
Врачиха вышла из кабинки, сильно хлопнув дверью.
«Солдаты тебя научат…» Однажды она уже слышала эти слова. «Солдаты научат тебя… Солдаты…»
Вагон электрички набит девушками… Полночь… Наверху мерцает тусклая желтая лампочка… Стенки вагона качаются во все стороны… «Тринадцатый» обнимает девушку, прижимает ее к себе, у него скрипучий голос.
— «Солдаты научат тебя… Если бы ты знала, куда тебя везут сейчас, ты не стала бы вырываться из моих объятий…»
Даниэла села на столе. Она увидела перечеркнутую черную дощечку над кабиной привезенной туда девушки. Голова девушки раскачивалась безостановочно, как вагон электрички. Ресницы опущены, но рот время от времени раскрывается с выражением отвращения. Даниэла внимательно посмотрела на нее. Лицо показалось ей знакомым. Где же она видела это лицо?
Это ведь та девушка, что лежала рядом с ней в приемном бараке в первую ночь их прибытия сюда! Это ведь она объяснила тогда, лежа на полу, значение слова «Фельд хурэ»: «Мы будем собственностью немецкого правительства, как лошади моего отца, ставшие собственностью польского правительства. С этой минуты мы будем освобождены от забот о самих себе, — сказала она тогда. — О нас будет заботиться немецкое правительство. Они нас будут кормить и ухаживать за нами, никто не посмеет тронуть нас, причинить нам зло…»
«До окончания войны мы будем собственностью немцев»… Для этой, лежащей там, война уже кончилась. И свидетельство тому — крест на черной дощечке, висящей над ее клеткой.
За бараками тянулись красивые аллейки с высаженными деревьями и цветами. Вокруг стен института росли красивые розы. Красные розы. Издали казалось, что здание немецкого института плавает в озере крови…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
«Крыло радости»…
Здесь, в розовых бараках, не били. Тут тщательно следили за телами девушек, чтобы они были в порядке, чтобы они не были в ранах. Здесь, если приходилось наказывать девушку, ей не разрешали больше вернуться в «Крыло радости», ее отправляли без пересадок в газовую камеру!
Тут каждая девушка получала полный комплект новой одежды; каждую неделю — чистое белье. Кормили здесь как в раю, как об этом сказала Рена Зайднер. Провинившиеся, получившие три замечания, по большей части выводились отсюда на площадь наказаний, а там Эльза — главная кальфакторша — устраивала им чистку от грехов. Так это и называлось: «чистка от грехов». После этого «оздоровительного» акта трупы бросали в роковую машину, в назидание остальным девушкам.
Ежедневно сюда прибывают к двум часам немецкие солдаты — погулять и позабавляться с девушками из «Дома кукол». Девушки обязаны полностью удовлетворять все желания высокопоставленных гостей. Если гости оставались недовольны, им достаточно было заявить в бюро при выходе, что номер такой-то не старалась, то есть девушка не хотела оценить предоставленную ей честь, и задела возвышенные чувства воинских чинов доблестной немецкой армии! После трех таких заявок девушка могла считать себя обреченной.
Эльза, главная кальфактирша, являла собой пример чистой расы. Зеленый «Угольник преступления» на ее коричневом свитере свидетельствовал, что еще перед войной она была осуждена к вечному тюремному заключению. Что она натворила, чем заслужила такую тяжелую кару — этого никто в лагере не знал. Известно лишь, что, когда немцы создали здесь лагерь, ее освободили из тюремного заключения и привезли сюда на должность главной кальфакторши. И как потом выяснилось, выбор оказался очень удачным,
Эльза из Дюссельдорфа — властелинша в «Крыле радости». Определить ее возраст почти невозможно из-за нескольких ножевых ран на лице. Тело тонкое, поджарое, — она это подчеркивает, одевая обычно жокейские штаны для верховой езды, облегающие ее стан и заправленные в сапоги. Узкие глаза и тонкие, сжатые губы. Тусклое лицо этого чудовища со множеством шрамов пылает огнем необузданной похоти.
Возможно потому мужчины всегда отворачивались, от нее с брезгливостью. И здесь, в «Крыле радости», ее снедает зависть к своим подданным. В ней кипит ненависть к ним, и она вымещает на них свою звериную злобу. В часы «обслуги развлечением» она расхаживает по бараку, стараясь привлечь к себе внимание немецких гостей. Она всячески подчеркивает свое арийское и высокое происхождение, но это мало помогает. На ее намеки и предложения солдаты не реагируют, предпочитая заходить к ее презренным прислугам, размещенным в бараках…
За приставание к гостям она, эта всемогущая, уже однажды получила публичную порку, когда почти силой принудила гостя удовлетворить ее вожделения. Солдат вырвался из ее объятий, плюнул ей в лицо и пошел в бюро жаловаться. Тогда вышла из своей комнаты Яага — начальница лагеря и своим плетеным прутом обрушила на ее голову град ударов. Эльза перенесла молча эти удары, только губы ее искривились в зверином оскале, маленькие глазки бросали взгляды, полные лютой ненависти в сторону «рыжей бестии». Она знала, что Яага часто ездит к своему любовнику, начальнику соседнего лагеря, в Нидервальдене, утолять свою похоть. Но Эльза также хорошо знала, что она обязана покорно принимать побои от Яаги. Ведь в глазах Яаги Эльза не больше, чем заключенная, одна из многих лагерниц, над которыми ее власть не ограниченна. Свою злость и неудовлетворенность главная кальфакторша вымещала на девушках, над которыми господствовала.
В часы «обслуги развлечением» она вертится в бараках, наблюдает, подсматривает, будто для того, чтобы удостовериться, выполняют ли девушки свои обязанности с должной преданностью, удовлетворяют ли они желания своих гостей надлежащим образом. Она часто говорит гостям, что они имеют право жаловаться в бюро на любую из девушек, выказавшую равнодушие к гостю.
Эльза стремилась загасить огонь своих неудовлетворенных желаний кровью этих девушек. И вершина ее наслаждений — «очищение от грехов», публичная порка до смерти на площади.
После часов развлечения, когда солдаты уходят, Эльза мечется по лагерю, как разъяренный зверь. Не однажды Эльза хватала какую-нибудь девушку, заталкивала ее в свою кабину и набрасывалась на нее, вдыхая запах только что ушедшего мужчины. Если девушка не отвечает на ее похоть — конец. Эльза хорошо знает, как устроить такой девушке «рекламацию».
Нет большего удовольствия для Эльзы, чем доложить, что у девушки уже набралось три «рекламации». Девушка стоит перед ней, как загипнотизированная. Ее тело и душа теперь целиком в распоряжении главной кальфакторши. Эльза разжимает свои тонкие губы и обнажает маленькие, редкие зубы. Она смотрит на девушку, как удав на свою жертву, и медленно выдавливает из себя:
— Я тебя очищу… Теперь ты вся принадлежишь мне… полностью мне… Но перед этим пойди со мною…
Глаза Эльзы впились в ее глаза. Та не кричит. Не плачет. Не убегает. Она смотрит в лицо Эльзы и видит в нем площадь казни. Эльза обнимает ее и общупывает руками. Из ее безобразного рта снова и снова вырываются слова:
— Я очищу тебя… Очищу тебя… Но перед этим зайди со мной в кабину…
Они бредут в ее, кабину, словно для выполнения некоего ритуального обряда.
Когда Даниэла пришла на площадь «Крыла радости», ей навстречу выбежала Цвия из Тщебина. Ей очень хочется узнать, что с ее сестрой.
На минуту Даниэла остановилась, как оглушенная громом. К такому вопросу она не была готова. Барак, откуда она пришла, вытеснил полностью воспоминания о рабочих отрядах. Но теперь все опять всплыло перед глазами: Хентшель ходит вокруг Ханы и заступом бьет ее.
Даниэла стояла растерянная, а Цвия смотрела ей в рот, ожидая ответа.
— В чем дело, Даниэла? Что случилось?..
Даниэла, как человек очнувшийся после сильного удара, выпалила:
— Что там делает Хана? Она работает, как все остальные…
