Эллио Витторини - Люди и нелюди
— Зачем это? — спросил он.
И заявил, что Эн-2 следует выйти из активной борьбы, если он позволил себе впасть в отчаяние. Никто из наших не должен бороться, если у него отчаяние на душе. И Эн-2 поручили другую работу.
Но во время атаки на казарму, где был Черный Пес, враги разглядели лицо Эн-2; на следующий день в газете поместили его имя и фамилию и описание его примет, обещая награду во много тысяч лир тому, кто сообщит данные для его поимки.
Он лежал на кровати в своей комнате, когда ему рассказали об этом.
Он курил, думал о том, что было у него с Бертой за эти десять лет; он знал, что Берта вернется. Она всегда возвращалась и снова уходила, и это могло повторяться до бесконечности; но вдруг в один прекрасный день она больше не уйдет?
Еще через год?
Может быть, это будет в следующий раз, может быть, еще через десять лет: он знал это и в то же время как будто не знал, словно ожидать того, что он знал, слишком сложно, а ему нужен выход попроще. То же самое, что с людьми, гибнущими вокруг него: они будут гибнуть еще некоторое время, пока это кончится, придет освобождение, он знал это и как будто не знал, словно выстоять и дождаться освобождения совсем не просто, а ему нужен очень простой выход, настолько простой, чтобы в его простоте растворилось его простое желание: погибнуть вместе с каждым гибнущим товарищем.
Газету принесла ему Лорена.
— Ты оплошал: тебя узнали, — сказала она.
— Ну и что? — сказал Эн-2.
XCVI
Лорена дала ему газету, он прочел все, что касалось его.
— Ну и что с того? — сказал он.
— Ты не можешь больше работать в Милане.
— Кто тебе поручил передать мне это?
— Сам Гракко. Сегодня они еще не могут устроить твой отъезд, но завтра вечером будет грузовик, он отвезет тебя в Турин или в Геную.
— Значит, мне нужно уехать из Милана?
— В Турин или в Геную. Здесь, в Милане, ты больше не сможешь шагу ступить.
— И мне нужно уехать? Они говорят, что мне нужно уехать?
Он подумал, что Берта придет, быть может, затем, чтобы не уходить больше, и не найдет его. Потом он подумал о том, что она прочтет в газете о награде, которая назначена за его голову.
— Ладно, — сказал он. — Значит, уехать придется завтра вечером?
— Грузовик будет в Po с пяти, возле станции.
— А в Ро мне надо ехать на велосипеде?
— Как хочешь. Но сегодня ты не должен здесь ночевать.
— Почему? — спросил Эн-2. — Никто не знает, что я живу в этом доме.
— Но могут узнать. Представь, что кто-нибудь из соседей опознал тебя и донос…
— Это не так просто.
— Просто или не просто, но лучше тебе ночевать не здесь.
— Здесь или не здесь — не все ли равно?
— Как видно, нет.
— Все равно! Я буду ночевать здесь.
— Но какие у тебя причины? Почему ты хочешь ночевать здесь? Никаких причин у тебя нет.
— Я устал, Лорена. Разве это не причина?
— Ты устал?
— Устал.
Лорена поднялась со стула.
— Товарищи тревожатся за тебя.
— Скажи им, чтоб они не тревожились.
— Они хотели бы, чтобы ты ночевал не здесь.
— Скажи им, что здесь я в безопасности.
— Там, внизу, Барка Таргаро.
— Ах, вот что!
— Он хочет забрать тебя к себе домой.
— Скажи ему, что этого не нужно.
— Ты не хочешь, чтобы я послала его к тебе наверх?
— Пошли его ко мне наверх.
XCVII
Лорена вышла. Эн-2 остался один. Он думал о Берте, о том, что сейчас она читает газету; потом он услышал, что к двери подходит Барка Тартаро, услышал его тяжелый шаг.
— Это я, командир.
Это был он, громадный и грузный, это был его низкий голос.
— Лорена мне сказала, что ты остаешься здесь.
— Да, остаюсь.
— Почему, командир?
— Потому что нет никакой надобности уходить.
— Здесь может быть опасно.
— Не больше, чем в другом месте, Барка Тартаро. Почему здесь более опасно, чем в другом месте?
— Наверно, здесь все-таки опаснее.
— Везде одно!
— Везде одно? Везде люди могут погибать, но могут и сопротивляться. Разве не везде могут они не только погибать, но и сопротивляться?
Жалко, — сказал Барка Тартаро.
— Что жалко?
— Что ты не пойдешь ко мне.
— А почему это жалко?
— Сын Божий хотел с тобой повидаться.
— А разве он не может повидаться со мной, если хочет?
— Где, здесь?
— Если уж мне приходится уезжать, то можно и здесь.
— Я могу послать его к тебе?
— Пошли, — сказал Эн-2.
— Завтра утром?
— Давай завтра утром.
— И Орацио тоже хотел тебя повидать.
— Пришли ко мне и Орацио.
— Он, наверно, захочет прийти вместе с Метастазио.
— Пусть приходит с Метастазио.
— Все товарищи, — сказал Барка Тартаро, — хотят тебя видеть.
— Пришли всех, — сказал Эн-2. — Почему бы им не прийти ко мне, если они хотят со мной повидаться?
XCVIII
Барка Тартаро ушел. Уже смеркалось, и Эн-2 снова остался один в своей комнате, с ним был лишь вечереющий высоко над Миланом воздух за окнами с поднятыми жалюзи.
Надвигалась ночь, она была словно надвигающаяся на людей гибель, немая и беспросветная, созданная для того, чтобы сопротивляться и ждать или чтобы сразу позволить увести себя прочь. Его товарищи по борьбе хотели прийти повидаться с ним, и они придут, но придут только Сын Божий и Барка Тартаро, Орацио и Метастазио, менее близкие товарищи среди всех его товарищей. Насколько ближе ему погибшие Фоппа и Кориолано, Шипионе и Мамбрино, и все остальные, даже безвестные убитые, лежащие на всех тротуарах, все погруженные в ночь без огней, все, кто уже не сможет прийти. Не сможет?
Он не в силах был ничего для них сделать, не в силах был отвратить от них гибель, помочь им, и вот теперь они не в силах ничего сделать для него. А ему нужно, чтобы для него что-нибудь сделали. Ему хотелось быть уже мертвым — или ему нужно было что-нибудь столь же простое, как это его желание, более простое, чем необходимость вновь бороться и сопротивляться, вновь ждать. Разве они не могут дать ему этого? Почему они не могут прийти? Не могут — или им просто не интересно приходить?
Может быть, это только потому, что они не читали газеты?
И то же самое Берта. Казалось, она не похожа на них, она в силах дать ему нечто более простое, чем ожидание; и казалось, что она, как они, не может прийти. Действительно не может? Или она, как они, просто не читала газету?
Если бы она прочитала газету, она бы прибежала.
И он увидит ее: она прочтет и прибежит, придет, чтобы больше не уходить, чтобы остаться с ним, чтобы уехать из Милана вместе с ним.
Это было самое простое из всего, что могло случиться. Но этого все еще не случилось. Почему?
XCIX
Случилось другое: вернулась Лорена и застала его в темноте; он лежал на кровати и смотрел, как за окнами плывет легкая дымка лунного света, низко над Миланом, над его угасшими домами.
— Ты почему это вернулась? — спросил Эн-2.
— Хотела посмотреть, не надо ли тебе чего.
— Посмотри. Мне ничего не надо.
— И поесть не надо?
— Я уже поел.
— Я тебе кое-что принесла.
— Поешь сама или оставь мне на завтра. Спасибо.
— Ты так и не укрылся? — спросила Лорена. — Замерзнешь. Подожди, я сниму с тебя ботинки и укрою тебя.
— Спасибо, — сказал Эн-2. — Я и сам могу.
— Так укройся. Опустить жалюзи?
— Опусти. Спасибо.
Лорена опустила жалюзи и теперь не могла найти дорогу обратно от окон.
— Зажги свет и садись, — сказал Эн-2.
Лорена не стала зажигать свет.
— Я тоже могу побыть в темноте, — сказала она. — Куда мне сесть?
— Там, в ногах кровати, есть стул.
Лорена села.
— Вот, — сказала она. — Я сижу.
С
— Что же ты будешь делать? — спросил Эн-2.
— Как что буду делать?
— Ты хочешь разговаривать? Мне что-то не очень хочется.
— И не разговаривай. Спи, если хочется спать. Ты хочешь спать?
— А ты меня будешь стеречь? Спасибо, Лорена. Иди домой.
— Мне нечего делать дома.
— Ты хочешь остаться здесь, пока у тебя не будет другого дела?
— Пока тебе не надоест.
— Мне не надоест, — сказал Эн-2, — но до комендантского часа осталось всего ничего.
— А я могу остаться тут на всю ночь.
— Всю ночь просидеть на стуле!
— Ну и что? Могу и целую ночь просидеть на стуле.
— Лорена, — сказал Эн-2, — ты молодец, ты храбрая девушка и красивая к тому же…
— Что это с тобой стряслось?
— Дай мне сказать. Может быть, ты лучше всех остальных женщин и мужчин на свете.
— Ты думаешь?
— Всегда ты можешь делать то, что проще всего сделать.
— Надеюсь, что это так.
— И я тоже, — сказал Эн-2, — хотел бы делать то, что проще всего.
