Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича)
— Дождь все сыплет? — спросил Похитун, не меняя позы.
Я ответил, что дождь перестал.
— В город заглянем?
Как я мог возражать, когда только и думал о городе!
Но пошли мы не сразу, а после обеда. Зашли в казино. Оно пустовало. За единственным столиком сидели три эсэсовца, пили водку и громко разговаривали.На помосте дребезжал плохонький оркестр из пианино,аккордеона и скрипки.Тщедушный, обросший щетиной румын с огромными, на выкате, глазами пиликал на скрипке, и она издавала фальшивые, тянущие за душу звуки. От них даже на лице Похитуна обозначилась гримаса страдания.
— Мерзавец мамалыжник, что вытворяет!- произнес он, покачав головой, и потянул меня к стойке.
У меня в кармане были считанные гроши, положенные деньги должны были выдать лишь завтра, но о наличии этих грошей Похитун знал с моих слов. Мы выпили по стопке водки, и Похитун, как всякий пьяница, сразу осоловел. На него напала болтливость. Он взял меня под руку, и мы зашагали по городу.
За эту неделю я сравнительно хорошо изучил Похитуна. Я догадывался, что ему приказано приглядывать за мной и что он неспроста сам предлагает мне прогулки в город.
Но я понимал также, что моя водка и мои деньги тоже устраивают его и что о распитии водки за мой счет он доносить Гюберту не станет.
Чем больше узнавал я Похитуна, тем больше поражался. Даже в пьяном состоящий он легко разбирался в головоломных шифрах и никогда не допускал ошибок.Язык его заплетался,когда он говорил об обычных вещах,но, как только речь заходила о делах профессиональных, он изменялся до неузнаваемости. У меня сложилось впечатление, что шифровые и кодовые вариации так прочно засели в его голове, что говорит он о них чисто автоматически.
Похитун был в жесточайшей вражде с самой элементарной гигиеной. Он не пользовался зубной щеткой, обходился без носового платка, с отвращением относился в чистому белью.Кровать его неделями стояла неубранной, полотенце было черным-черно. В баню его загнали чуть не насильно, под угрозой ареста, когда всему личному составу станции делали противотифозные прививки.
Я испытывал к нему непреодолимое чувство брезгливости, но с этим приходилось мириться: Похитун был мне нужен, и пока я не видел на Опытной станции другого человека, которого можно было бы использовать в своих интересах.
Мы шли по самой людной улице города. Миновали «Арбайтсдинст» («Биржа труда»), «Ортокоммандатур» («Местная комендатура»). Я внимательно ощупывал взглядом стены домов, заборы, но сигналов Криворученко не находил. Мы свернули на поперечную улицу, прошли мимо сожженного здания кинотеатра, в который когда-то водила меня жена. Рядом уцелело каменное помещение бывшей пищеторговской столовой. Сейчас на нем висела небольшая вывеска с надписью на немецком языке- «Зольдатенхейм» («Солдатский клуб»). На перекрестке свернули еще раз, прошли квартал и очутились возле парикмахерской. Над входной дверью в нее, на куске железа, желтым по черному красовалась предупреждающая надпись:«Нур фюр ди цивильбефолькерунг» и тут же по-русски: «Только для гражданского населения».
Глаза мои скользнули ниже вывески, правее дверей, и я едва не вскрикнул от радости. Наконец-то! Вот он, долгожданный сигнал! Вот он, условный знак!
Это было настолько неожиданно, что я усомнился: не галлюцинация ли? Я так долго ждал сигнала, так много думал о нем! Но нет, ошибки быть не могло. На углу дома я увидел еще один такой же знак.И тут и там было написано: «К/4». Расшифровывалось это просто: «К» — значит Криворученко, а «4» — вчерашнее число.Но это было понятно лишь мне.Даже такой маститый специалист по шифру, как Похитун, не мог обратить внимания на эту надпись. Она не вызывала никаких подозрений.Всевозможных надписей, цифр, указателей и предупреждений на стенах было полным-полно.
Криворученко использовал для сигнала первый из четырех разработанных нами вариантов, самый простейший, и сразу достиг цели.
Значит, Семен уже появлялся в городе!
На радостях я способен был выкинуть что-нибудь такое… И выкинул: прыгнул через лужу на тротуаре, а Похитун, державшийся за мою руку и потерявший точку опоры, угодил в лужу.
— Куда вас несет?- обиженно заворчал он. — Что вас, сзади жжет, что ли?
— Это шнапс действует,- отшутился я.
Границы моего мира раздвинулись. По договоренности я обязан был сейчас же подать ответный сигнал, дать знать, что у меня все благополучно, что я заметил знак, но сделать этого не мог- мешал Похитун. Он, конечно, мог помешать мне и завтра, но я был твердо уверен, что так или иначе найду выход и на несколько минут останусь один.
Обратный путь мне показался необыкновенно приятным. Улицы города выглядели как будто приветливее, а дорога через лес- не такой уж грязной.
Голова моя была полна радостных мыслей. Я думал над тем, где обосновался Семен с радистом, как и под видом кого пробрался в город, днем или ночью. Я шел, насвистывая, и думал о близкой встрече.
16. ЗНАК — «СК/4»
Гюберт будто почувствовал, какие надежды я возлагаю на этот день, и сломал все мои планы. Еще до обеда, во время урока по радиоделу, он вызвал меня и спросил:
— Советских писателей и их произведения вы, я надеюсь, знаете?
Я ответил, что не очень, но основные знаю.
— Тогда никуда не отлучайтесь,- предупредил он. — Вы мне будете нужны.
Я молча повернулся и вышел, проклиная в душе Гюберта.
Я не суеверен,но мне вдруг показалось, что приказ Гюберта может быть как-то связан с моим желанием пойти сегодня в город.
Но город я все-таки посетил, хотя и не мог подать Криворученко ответный сигнал.
Уже вечером меня вновь пригласили к Гюберту.
— Поедемте,- сказал он.
Мы вышли со двора и уселись в громоздкий вездеход, в котором ожидал нас худощавый немец в военной форме.
— Познакомьтесь,- предложил Гюберт.
Я подал руку и назвал себя.
— Отто Бунк,- отрекомендовался наш спутник.
Так я впервые увидел помощника Гюберта, долго отсутствовавшего.
Поездка, занявшая более трех часов, никакого интереса для меня не представила.Машина остановилась на окраине города, возле обшарпанного дома. Мы вошли, и в угловой комнате я увидел груду книг, сваленных в беспорядке. Гюберт распорядился просмотреть их и отобрать те, которые принадлежат перу советских писателей. Видимо, они понадобились Гюберту, коль скоро он сам поехал сюда.
Я принялся за работу, а Бунк и Гюберт светили мне фонарями.
В этой книжной свалке, которую я добросовестно перетряхнул, набралось десятка два интересующих Гюберта книг. Я нашел томики Федина, Серафимовича, Сейфуллиной, Фадеева, Горбатова и других известных мне писателей.
Бунк увязал книги и положил в машину.
И лишь на обратном пути я кое-что извлек для себя. Гюберт и Бунк говорили по-немецки о положении на фронтах, о смерти какого-то знакомого им обоим полковника, о том, что Габиш никак не избавится от ревматизма. Потом Бунк сказал, что неподалеку от города разместился новый авиаполк тяжелых бомбардировщиков авиации стратегического назначения, что он уже успел познакомиться с некоторыми офицерами.
Когда машина подъехала к Опытной станции и Гюберт сошел на землю, со стороны города послышался сильный взрыв.
За ним последовал второй, третий, четвертый. Я насчитал их шесть подряд.
Гюберт постоял, вслушиваясь, и обратился к помощнику:
— Это еще что за новость?
Отто Бунк недоумевающе пожал плечами.
— Позвоните в город и выясните, — приказал Гюберт.
И мы прошли во двор.
Когда я дошел до порога своего дома и взялся за дверную ручку, грохнули еще два взрыва, правда слабее, чем первые: затем прострекотали длинные автоматные очереди, щелкнуло несколько одиночных выстрелов, и все стихло.
Я не меньше Гюберта заинтересовался тем, что произошло в городе. Но через кого узнать? Ничего не поделаешь, придется потерпеть…
Не зажигая света,я улегся в постель. В комнате было тепло и даже уютно. Я погрузился в размышления. Пораздумать было над чем. В который раз за этот неудачный день я стал суммировать все, что мне стало известно об Опытной станции и что надо было сообщить на Большую землю.В том,что связь с Большой землей наладится в самое ближайшее время, я нисколько не сомневался. Не сомневался и в том, что мы встретимся с Семеном, хотя не имел еще ни малейшего представления,когда, где и как. Но я знал, твердо знал, что найду выход.
Кажется, я уже задремал, когда кто-то вошел в комнату и включил свет. Это был Похитун. У него была дурацкая привычка садиться на кровать. Сейчас он тоже плюхнулся на одеяло у меня в ногах.
— Сволочи!… Что они хотят этим доказать? — сказал он с нескрываемым раздражением. — Все равно выловят всех до одного.
— О ком это вы? — спросил я с удивлением.
— Вы знаете, что произошло в городе?
